Читать онлайн «Microsoft Word - Часть 3 МАЙИ ГОРИНОЙ.doc». Страница 22

состоянии провести человечество между Харибдой и Сциллой -- тираниями и мировыми войнами.

Хуже того: -- новые социально-экономические системы, приходя к господству, сами облекаются в

механизмы политических деспотий, сами становятся сеятелями и разжигателями мировых войн. Наука

превращается в их послушную служанку, куда более послушную и надежную, чем была церковь для

феодальных владык. Трагедия коренится в том, что научная деятельность с самого начала не была

сопряжена с глубоко продуманным нравственным воспитанием. К этой деятельности допускались все,

независимо от уровня их нравственного развития. Неудивительно, что каждый успех науки и техники

обращается теперь одной стороной против подлинных интересов человечества. Двигатель внутреннего

сгорания, радио, авиация, атомная энергия -- все ударяет одним концом по живой плоти народов. А

развитие средств связи и технические достижения, позволяющие полицейскому режиму

контролировать интимную жизнь и сокровенные мысли каждого, подводят железную базу под

вампирические громады диктатур. (Вот и пример -- контроль над Интернетом).

Таким образом, опыт истории подводит человечество к пониманию того очевидного факта, что

опасности будут предотвращены и социальная гармония достигнута не развитием науки и техники

самих но себе, не сверх-развитием государственного начала, не диктатурой «сильного человека», не

приходом к власти пацифистских организаций социал-демократического типа, качаемых

историческими ветрами то вправо, то влево, от бессильного прекраснодушия до революционного

максимализма, -- но признанием насущной необходимости одного-единственного пути: --

установления над Всемирной федерацией государств некоей незапятнанной, неподкупной

высокоавторитетной инстанции, инстанции этической, вне-государственной и надгосударственной,

ибо природа государства неэтична по своему существу.

Какая же идея, какое учение помогут создать подобный контроль? Какие умы его выработают и

сделают приемлемым для громадного большинства? Какими путями придет такая инстанция к

общечеловеческому признанию, -- она, отвергающая насилие? Если же она примет к руководству

принцип постепенной замены насилия чем-то другим, то чем же именно и в какой

последовательности? И какая доктрина сможет разрешить все возникающие в связи с этим проблемы с

их неимоверной сложностью?"

45

Книга Д.Андреева стремится дать, в какой-то мере, на эти вопросы ответ, хотя общая тематика

ее шире. -- "Подготавливаясь к ответу, следует ясно сформулировать, в чем же это учение видит

своего непримиримейшего врага и против чего -- или кого -- оно направлено. В историческом плане

оно видит своих врагов в любых державах, партиях и доктринах, стремящихся к насильственному

порабощению других и к каким бы то ни было формам и видам деспотических народоустройств. В

метаисторическом* же плане оно видит своего врага в одном: -- в Противобоге, в тиранствующем

духе, Великом Мучителе, многообразно проявляющем себя в жизни нашей планеты. Для движения, о

котором я говорю, и сейчас, когда оно едва пытается возникнуть, и потом, когда оно станет

решающим голосом истории, врагом будет одно: -- стремление к тирании и к жестокому насилию, где

бы оно ни возникало, хотя бы в нем самом. Насилие может быть признано годным лишь в меру

крайней необходимости, другими словами, пока самая сущность государства не будет преобразована,

а живое братство всех не сменит бездушного аппарата государственного насилия.

(*Метаистория -- совокупность процессов иноматериальной природы по Д.Андрееву, Интернет, т.е.

протекающих в областях как материальных, так и духовных).

Не обязательно надо предполагать, что подобный процесс займет непременно огромный

отрезок времени... Нацистская Германия, например, ухитрилась добиться своего даже на глазах одного

поколения. Ясное дело, ничего, кроме гнева и омерзения, не могут вызвать в нас ее идеалы. Не только

идеалы -- даже методика ее должна быть отринута нами почти полностью. Но рычаг, ею открытый,

должен быть взят нами в руки и крепко сжат. Приближается век побед широкого духовного

просвещения, решающих завоеваний новой, теперь еще едва намечаемой педагогики. Если бы хоть

несколько десятков школ были предоставлены в ее распоряжение, в них формировалось бы поколение,

способное к выполнению долга не по принуждению, а по доброй воле; не из страха, а из творческого

импульса и любви. В этом и заключен смысл воспитания человека нравственного.

Травмированность войнами, репрессиями и всевозможными насилиями даже теперь вызывает

широкое движение за сосуществование и за мир. (Помните -- "Лишь бы не было войны"?) Постоянно

совершаются и будут совершаться события, разрушающие чувство безопасности, не оставляющие

ничего от уюта и покоя, подрывающие корни доверия к существующим идеологиям и к охраняемому

ими порядку вещей. (Терроризм!) Разоблачение неслыханных ужасов, творившихся за помпезными

фасадами диктатур, наглядное уяснение, на чем воздвигались и чем оплачивались их временные

победы, их внешние успехи -- все это иссушает душу как раскаленный ветер, и духовная жажда

делается нестерпима. Об отстранении угрозы великих войн; о путях к объединению мира без

кровопролитий; о светоносце-праведнике, грядущем возглавить объединенное человечество; об

ослаблении насилия государств и о возрастании духа братства -- вот о чем молятся верующие и

мечтают неверующие в наш век. И вероятно в высшей степени, что мирообъемлющее крылатое учение

-- и нравственное, и политическое, и философское, и религиозное -- претворит эту жажду поколения

во всенародный творческий энтузиазм".(Наивысшим видом такого Учения может быть только Учение

Бога - М.Г.)

О науке и религии

Трудно было бы ожидать, чтобы, осуществляя такой стремительный прогресс -- научный,

технический и социальный, создавая такие культурные ценности, как литература, музыка, философия,

искусство и наука последних веков, человечество нашло бы в себе силы одновременно творить еще и

универсальные религиозные системы. Но рубеж XX века как раз и явился той эпохой, когда

закончился расцвет великих литератур и искусств, великой музыки и философии. Область социально-

политического действия вовлекает в себя -- и чем дальше, тем определенней -- не наиболее духовных

представителей человеческого рода, а как раз наименее духовных. Образовался гигантский вакуум

духовности, не существовавший еще 50 лет назад, и гипертрофированная наука бессильна его

заполнить. Если позволительно подобрать такое выражение, колоссальные ресурсы человеческой

гениальности не расходуются никуда. Это и есть то лоно творческих сил, в котором зреет

всечеловеческая интеррелигия.

Сможет ли религия -- не старинные ее формы, а та религия итога, которой ныне чреват мир,

предотвратить наиболее грозные из нависших над человечеством опасностей: всемирные войны и

всемирную тиранию? Предотвратить ближайшую мировую войну она, вероятно, не в состоянии. Но в

46

предотвращении всех войн, опасность которых будет возникать после того, как сформируется ядро

грядущей интеррелигии, так же как и в предотвращении всемирной тирании, -- ее ближайшая цель.

Может ли эта религия достичь наибольшей гармонии между свободой личности и интересами

человечества, какая только мыслима на данном этапе истории? Но это лишь другой аспект той же

самой ее ближайшей цели. Будет ли она способствовать всестороннему развитию заложенных в

человеке творческих способностей? Противоречат ли ее тезисы объективным и общеобязательным

тезисам современной науки? -- Ни в одной букве или цифре. Можно ли предвидеть установление в

эпоху ее гегемонии такого режима, когда инакомыслие будет преследоваться, когда она будет

навязывать свои догматы философии, науке, искусству? -- Как раз наоборот: от частичных

ограничений свободы мысли вначале, к неограниченной свободе мысли -- потом: таков предлагаемый

ею путь. Что же остается от аргумента, что религия не способна ответить на насущные вопросы

времени, а тем более практически разрешить их?

С полным правом и основанием такой упрек может быть брошен не религии, а, увы, науке. Как