Читать онлайн «Почему Маркс был прав». Страница 8

Представьте себе экспедицию слегка помешанных капиталистических цивилизаторов, которые пытаются превратить первобытное племя в команду безгранично алчных, технически подкованных предпринимателей, общающихся на жаргоне пиара и теории свободного рынка, и все это за нереально короткое время. Ясно, что итог такого эксперимента почти наверняка не смог бы дотянуть до потрясающего успеха. Но разве позволил бы этот факт вынести объективный приговор капитализму как таковому? Разумеется, нет. Думать так было бы не менее абсурдно, чем утверждать, что герл-гайды (девочки-скауты) должны быть распущены, потому что они не могут решать некоторые мудреные задачи из квантовой физики. Марксисты не считают, что мощная либеральная традиция от Томаса Джефферсона до Джона Стюарта Милля аннулируется с появлением секретных тюрем ЦРУ для пыток мусульман, даже если эти тюрьмы стали частью политики нынешних либеральных обществ. А вот критики марксизма редко обнаруживают готовность согласиться с тем, что картины злоключений и массового террора не являются опровержением теории.

Вместе с тем есть еще один аспект, который пытаются использовать для обоснования неработоспособности социализма. Даже если вам удастся построить его в условиях всяческого изобилия, то как вы сможете управлять сложной современной экономикой без использования рынка? Ответ значительного числа марксистов сводится к тому, что такой задачи перед вами никогда и не возникнет. Рынки, согласно их взглядам, будут оставаться составной частью социалистической экономики. Так называемый рыночный социализм предполагает будущее, в котором средства производства обобществлены, но при этом самоуправляемые кооперативы конкурируют друг с другом в рыночном пространстве [4]. При таком подходе ряд достоинств рынка сохранялся бы, тогда как некоторые из его недостатков можно было бы нейтрализовать. На уровне отдельных предприятий совместное владение обеспечивало бы рост эффективности, поскольку опыт показывает, что подобные кооперативы почти всегда столь же эффективны, как и капиталистические предприятия, а зачастую превосходят их. А на уровне экономики в целом конкуренция исключала бы возникновение проблем с информированием, распределением, стимулированием и других ограничений, вытекающих из традиционной сталинистской модели централизованного планирования.

Некоторые марксисты утверждают, что сам Маркс был рыночным социалистом, как минимум в том смысле, что он полагал, что рынок будет сохраняться на протяжении переходного периода, следующего за социалистической революцией. Он также считал, что рынок есть явление как эксплуатирующее, так и освобождающее, помогающее избавлению людей от их прежней зависимости от лендлордов и цеховых старшин. Рынок срывает покров таинственности с общественных отношений, выставляя напоказ их суровую реальность. Наблюдения Маркса по этому вопросу были столь точными и проницательными, что философ Ханна Арендт отозвалась о первых страницах коммунистического манифеста как о «величайшей похвале капитализму, которую вы когда-либо видели» [5]. Рыночные социалисты также подчеркивают, что рынок никоим образом не является специфически капиталистическим образованием. Даже Троцкий (хотя некоторые из его последователей могут удивиться, услышав об этом) поддерживал рынок - пусть даже лишь на период перехода к социализму и в сочетании с планированием экономики. Согласно его взглядам, это потребовалось бы как средство контроля точности и обоснованности планирования, поскольку «экономический учет немыслим без рыночных отношений» [6]. Вместе с советской левой оппозицией он был жестким критиком так называемой командной экономики.

Рыночный социализм предполагает устранение частной собственности, социальных классов и эксплуатации, а также переход экономического управления в руки действительных производителей. Во всех этих мерах данный подход приветствует и старается перенять достижения капиталистической экономики. Тем не менее часть марксистов воздерживается от того, чтобы признавать полезными слишком многие особенности этой экономики. При рыночном социализме все еще сохранялись бы товарное производство, неравенство, безработица и властвование рыночных сил за пределами человеческого контроля. Как не допустить, чтобы рабочие превратились просто в коллективных капиталистов, максимизирующих свои прибыли, снижающих качество, игнорирующих общественные нужды и насаждающих потребительское отношение к жизни ради непрерывности собственного обогащения? Как смогут они избежать хронического рыночного цейтнота и вытекающей отсюда привычки игнорировать общую соцйальную картину и долгосрочные антисоциальные последствия собственных ограниченных решений? Просвещение и контроль государства могут уменьшить эти угрозы, однако некоторые марксисты пытаются вместо этого придумать экономику, которая не была бы ни централизованно планируемой, ни рыночно регулируемой [7]. В этой модели предполагается, что ресурсы с помощью переговоров распределяются между производителями, потребителями и другими причастными к процессу сторонами, используя сети профессиональных, территориальных и потребительских комитетов. А базовые параметры экономики, включая решения об общем распределении ресурсов, объемах прироста и инвестиций, энергетике, транспорте, экологической политике и тому подобных вопросах, будут приниматься представительными органами на местном, региональном и национальном уровнях. Эти стратегические решения по поводу, скажем, распределения будут затем передаваться вниз на региональный и местный уровень, где будут последовательно проходить все более детальную разработку и привязку к конкретным условиям. При этом на каждом этапе важнейшей составной частью процесса принятия решений являются публичные обсуждения всех имеющихся альтернативных предложений и планов. При таком подходе определение того, что и как мы будем производить, в большей степени зависело бы от общественных потребностей, нежели от частной прибыли. При капитализме мы лишены возможности решать, хотим ли мы, чтобы производилось больше лекарств или хрустящих хлебцев. При социализме такое право будет регулярно осуществляться.

Власть в таких сообществах будет передаваться посредством демократических выборов и в основном с низших ступеней на высшие, а не сверху вниз. Демократически избранные представители каждой отрасли торговли или производства будут вести переговоры с национальной экономической комиссией, с тем чтобы получить согласованный пакет инвестиционных решений. Цены будут определяться не централизованно, а производящими подразделениями на основе предложений потребителей, пользователей, заинтересованных групп и т. д. Некоторые приверженцы подобной, как ее иногда называют, «соучаствующей» схемы придают ей вид смешанной социалистической экономики: наиболее важные для общества товары и услуги (продукты и другие средства жизнеобеспечения, лекарства, здравоохранение, образование, транспорт, энергетика, финансовые институты, средства массовой информации и т. д.) должны выпускаться под публичным демократическим контролем, потому что те, кто их производит, склонны к антисоциальному поведению, и если они почуют шанс увеличить прибыли, то они им воспользуются. Тогда как менее социально значимая продукция (прежде всего предметы роскоши, но также и часть товаров широкого потребления) полностью остается под действием рынка. Часть рыночных социалистов находит всю эту схему слишком сложной, чтобы претендовать на работоспособность. Как однажды заметил Оскар Уайльд, проблема социализма в том, что он съедает слишком много вечернего времени. В то же время следует по меньшей мере обращать внимание на возможный вклад современных информационных технологий в «смазывание» приводных колес такой системы. Даже бывший вице-президент компашш Procter & Gamble Пет Девин признавал, что это делает рабочее самоуправление реальной возможностью [8]. Плюс к тому он напоминает нам, насколько много времени тратится в наши дни на капиталистическое администрирование и организацию [9]. И не видно никаких достойных внимания аргументов, объясняющих, почему социалистическая альтернатива в этом отношении должна быть более затратной.

Некоторые сторонники «соучаствующей» модели полагают, что все должны получать равное вознаграждение за одинаковое количество отработанного времени. Вот что думает по этому поводу Майкл Альберт: «Врач, работающий в удобном месте и комфортном кабинете, получает больше, чем рабочий на конвейере, работающий в ужасном шуме, рискующий здоровьем и самой жизнью, вынужденный терпеть скуку и поношения независимо от того, насколько длинна или трудна каждая смена» [10]. И это действительно веская причина платить тем, кто занят на тяжелой, монотонной, грязной или опасной работе, больше, нежели, скажем, врачам или ученым, чья деятельность пока оплачивается значительно более высоко. На многие из имеющихся грязных или опасных работ, возможно, следовало бы привлекать бывших членов королевских фамилий. Нам надо пересматривать свои приоритеты.