Читать онлайн «Малая война партизанство и диверсии». Страница 27

Точно так же и в отношении комплектования нужно отметить большое различие между приморцами и повстанцами число крестьянского типа.

Крестьяне-повстанцы комплектовались преимущественно по добровольческому признаку, только из определенных районов, даже сел, имея всегда резко очерченные границы своих мобилизационных территориальных округов, с которыми они были крепко связаны, почему и были малоподвижны. Лишь в редких случаях (под нажимом противника) они могли перебрасывать свои отряды в другие районы. Это относится как к красным (алтайцы, частью енисейцы), так и к белым (тамбовцы, басмачи Ферганы, даже махновцы, несмотря на их изумительную подвижность, и др.). Приморцы же укомплектование получали из городов, из сел и от партийных организаций различных районов, делая подбор по классовому признаку, почему не были так связаны с территорией и обладали большей свободой в своих действиях [94].

Первые налаживали оперативную и организационную связь только в своем районе, т. е. имели связь, ограниченную территорией, связь изолированную и замкнутую, и разведку вели в большинстве случаев узкотактическую, ближнего порядка. Вторые — располагали крупными связями в ряде областей и организовывали связь по всем линиям: оперативной, политической, экономической, и организационной. В связи с чем разведка у них была шире, полнее, активнее и своевременнее. Она носила стратегический характер, распространялась за сотни километров, имела агентуру даже за границей, не говоря уже про хорошо налаженную ближнюю тактическую и политическую разведку.

Если у крестьян-повстанцев были «корпуса», «дивизии» и «полки», это вовсе не указывало на наличие жесткой организационной схемы. Их полки и дивизии совершенно не имели твердых штатов, а увеличивались или уменьшались в зависимости от операций и ресурсов.

В случае необходимости «полк» разбухал до 500–1000 чел., либо наоборот, сокращался до 100 чел. Под нажимом превосходящих сил противника полк мог рассеяться, просочиться через кольцо окружения и собраться вновь в заранее обусловленном месте, иногда даже в другом составе, то есть наблюдалось то, о чем говорил Денинг, характеризуя гверилью.

У приморцев была более твердая организационная структура, хотя ни дивизий, ни корпусов они не имели. Лишь в последний момент, перед захватом власти, они организовали полки почти что по штатам Красной Армии. У них действовала отрядная организация, выраставшая не от случая к случаю, а планомерно, вместе с ростом революционного движения. Они предпочитали иметь небольшие отряды без громких наименований армейского масштаба.

Эти особенности, вместе взятые, обусловили разницу и в тактических действиях тех и других. Первые стремились применять способы, которые давали бы хорошие результаты на основе внезапности, хитрости, без участия боевой техники, Они практиковали засады, внезапные ночные нападения с тыла, обходы, заманивание в ловушку и затем окружение массой, действующей большей частью холодным оружием. При неудаче они старались рассеиваться и скрываться в своих районах или в тайге, переходя на «мирное положение». У алтайцев, например, в большом ходу была самодельная пика, называвшаяся у них «тычка», что сближало их со средневековыми крестьянами, применявшими в борьбе с рыцарями это оружие, ставшее впоследствии штатным оружием пехоты[95].. С этими «тычками» крестьяне, когда нужно было, ходили на пулеметы и, неся большие потери, брали их; тех, кто пулеметы защищал, уничтожали, прокалывая своими «тычками». Так как им приходилось иметь дело с белыми или иностранными отрядами, чехами, поляками и другими, незнакомыми с местностью, они заманивали их вглубь от дорог, заводили в болотистое место и там, окружив плотным кольцом, выжидали, когда противник расстреляет все патроны. После этого всех попавших в засаду брали в рукопашном бою и убивали[96]. Колосов называет алтайцев за их действия «настоящий сибирской жакерией со всеми свойственными ей чертами: хитростью как главным оружием, жестокостью как главным средством для расправы с противником».

Приморцы располагали более разнообразным арсеналом тактических способов и боевых действий: налеты, набеги, поиск, террор, взрывы на железнодорожных линиях и шахтах, нанесение ударов с фланга и тыла, ночью и днем; открытый бой — наступательный и оборонительный, разного рода демонстрации, быстрые передвижения и маневрирование на поле боя концентрического или эксцентрического порядка (смотря по обстановке и задаче). Охват, обход, прорыв из кольца, преследование, искусная техника огня ружейного, пулеметного и гранатного, наконец — восстание. При неудаче — отход с арьергардными боями и выставлением засад или же врассыпную, с возвращением на свои базы; в трудных условиях — рассеивание по тайге или сопкам и затем новый сбор на заранее приготовленных базах в целом ряде районов по указанию начальника. Вот почему партизаны-дальневосточники смогли провести свой план действия, выработанный на два месяца вперед. Он заключался в следующем:

1) Всю ж.—д. магистраль Сучанской и Уссурийской линии они разбивали на 4 участка: Угольная-Шкотово-Кангауз-Фанза-Сучанские рудники. Через каждые 5 дней на один из них отправляли отряд или команду для разрушения мостов, телеграфных линий, нападения на поезда, на отряды белых и т. п.

2) Кроме того, была разработана организация восстания в шкотовском гарнизоне, где насчитывалось 300 белых и около 2000 японцев и американцев. Одновременно партизаны выделяли небольшие партии, которые проникали глубоко в тыл белых, доходили до фортов крепости Владивостока, снимали там замки с орудий, нападали на разъезды белых и японцев, взрывали железнодорожные мосты в укрепленном Владивостокском районе. Другие предпринимали набеги на японские и американские гарнизоны, имевшие отлично укрепленные позиции, которые нужно было брать с боя, в открытую и т. п. Так партизаны распарывали по швам всю систему обороны белых и интервенции, умело нащупывая социальные и тактические стыки в районах.

Конечно, длительный опыт и практика, стоившая громадных жертв, давали уменье и повстанчеству чисто крестьянского типа, совершенствовали его боевую подготовку, но общий уровень был все-таки выше у приморцев. Если мы сравним действия, например, таких отрядов, как уральские отряды, Каширина, Блюхера, Колмыкова и др., то и здесь увидим то же превосходство перед крестьянскими отрядами Поволжья в организационном и оперативном отношениях, какое было у приморцев перед алтайцами. Как только приморцы связались крепче с Красной Армией, подпиравшей их с Запада, они видоизменили свою организацию, восприняв некоторые начала регулярности. Связь с армией (сначала Красной, потом Народно-революционной-ДВР) прежде всего сказалась на организации снабжения партизанских отрядов, затем на способах их комплектования и, наконец, на формах управления, а следовательно, и на тактике.

Партизанские отряды Приморья были объединены возглавляющим их штабом и военным советом, подчиняясь командованию Народно-революционной армии, от которого они получали вещевое довольствие, оружие, людей (все, правда, неполностью) и руководящие директивы [97]. Все партизаны были приравнены к народноармейцам. Такое положение, с одной стороны, давало партизанам уверенность, что на черный день им есть от кого получить все необходимое для борьбы, с другой — отдаляло от народных масс. Начальник штаба партизанских отрядов Приморья так характеризовал партизан в 1922 году:

«Теперь партизанская борьба в Приморье не носит характера стихийности повстанчества местных сил. На территории Приморья с населением в 30 000 человек действуют партизанские части, состоящие главным образом не из местных. Население не связано с ними родственными узами. Затянувшаяся война в Приморье больше, чем где бы то ни было в России, измучила население. Оно устало, разорено. Для него борьба больше не является жгучим вопросом, ибо революция прошла, а период атаманщины и колчаковщины стал сглаживаться в памяти. Большое значение имеет и наличие внешней силы — интервенции. Хотя население в своей массе всегда на нашей стороне, однако не оказывает нам реальной поддержки. Таким образом, наблюдается своего рода пассивность, влекущая индифферентизм…»

В таких условиях стали появляться и «болезни» партизанства в виде дезертирства, пьянства (единичные случаи), тяги к уюту, семье, демобилизации и даже невыполнению приказов. Появилась опасность самороспуска отрядов, что отмечается в ряде документов.

Если бы так продолжалось дальше, партизаны, конечно, разложились бы окончательно, так как они стали на путь изоляции от масс, на путь уклонения от своей партизанской природы, и если в действительности этого не произошло, то только потому, что Владивосток был взят и вооруженная борьба окончилась. Партизаны влились в состав действующей армии и вскоре были демобилизованы официально.