Читать онлайн «Другая Русь (Великое княжество Литовское и Русское)». Страница 8

Горожане, «местичи» (мещане) составляли довольно многочисленную и влиятельную группу населения, осо­бенно в таких городах, как Полоцк, Витебск, Киев, Виль­но. Столица Великого княжества Литовского и Русского вскоре после крещения Литвы в католичество получила привилей на самоуправление по западноевропейскому об­разцу, закреплявший сословные права горожан и приви­легии их общины. В других городах, как уже отмечалось, действовали старинные традиционные нормы самоуправ­ления, и лишь с конца XV и в XVI в. они постепенно также заменяются магдебургским правом. «Местичи» противопоставлялись крестьянству, волостному населе­нию. Многие горожане были особыми привилегиями освобождены от различных работ, традиционно исполня­емых волостью, в пользу великого князя. В некоторых землях (особенно на востоке и на юге государства) горо­жане исполняли ^некоторые повинности по укреплению городов (хотя, например, грамота киевлянам специально оговаривала: «а города им не рубити»). Не вдаваясь в подробности, можно констатировать, что в городском строе Великого княжества вплоть до введения магдебургского права, т. е. фактически (за исключением Виль­но и Трок) до конца XV— начала XVI в., при всем многообразии индивидуальных черт нет принципиальных отличий от городов Северо-Восточной Руси.

Разумеется, и здесь подавляющее большинство насе­ления составляло крестьянство — «люди», «мужи». До конца XV в. на основной территории Великого княжества в целом преобладала натуральная рента — характерные и для Киевской Руси даннические отношения между кре­стьянином и феодалом. Основной единицей государст­венного обложения оставалась волость, в восточной ча­сти Великого княжества Литовского и Русского (в том числе в Полоцкой и Витебской землях) нередко сохраня­вшая автономию и самоуправление (ряд волостей управ­лялся вплоть до XVI в. не великокняжескими намест­никами, а выборными «старцами», отвечавшими за уп­лату дани). Основной рабочей силой в хозяйстве феодала, как и в прежние времена, оставалась челядь — «люди невольные», «паробки», лишь в конце XVI в. слившиеся с крестьянством (аналогичные московским холопам). В зависимости от своих основных обязанностей крестья­не делились на людей «тяглых» (обязанных нести бар­щину) и «данных» (оброчных), вносивших медовую, де­нежную или другую дань. Наряду с основными суще­ствовали и некоторые дополнительные повинности волостного населения: обязанности чинить мосты, до­роги, давать подводы посланцам великого князя и др.

Большинство крестьян сохраняли личную свободу, однако имелись и люди «непохожие», «отчинные», уже в середине XV в. находившиеся в зависимости от фе­одалов и, как правило, исполнявшие также отработочные повинности. С конца XIV в. быстрый рост церковного (католического) и светского феодального землевладения сопровождался расширением вотчинных прав феодалов, а в 1447 г. королем Казимиром Ягайловичем всему бояр­ству Великого княжества был пожалован привилей, за­крепивший за ним право вотчинного суда. Акт 1447 г. часто считают началом юридического закрепощения кре­стьянства (хотя вопрос этот очень сложен и дискуссионен из-за недостатка источников по предшествующему пери­оду). Кстати, завершится этот процесс примерно тогда же, когда и в России, в конце XVI в., когда свод законов Великого княжества Литовского — Статут 1588 г. закре­пит принцип «земской давности», в соответствии с кото­рым свободный крестьянин, прожив в имении 10 лет, превращался в крепостного. Впрочем, в отличие от Мо­сковской Руси, здесь так и не будет установлен бессроч­ный сыск беглых (феодал по тому же Статуту 1588 г. сохранял такое право лишь в течение 10 лет). В XV в. по уровню развития феодальных отношений собственно ли­товские земли уже мало отличаются от восточнославянс­ких, а впоследствии именно на западе Великого княжест­ва (т. е. на территории, раньше всего включившейся в хлебную торговлю с Западной Европой) начнется ак­тивное распространение барщины.

Тем не менее при всех возможных региональных осо­бенностях и отчетливо проявившейся в государстве Гедиминовичей в XV в. тенденции к расширению привилегий феодалов и ослаблению их зависимости от верховной власти, что непосредственно отразилось на положении крестьянства, в социально-экономическом строе Мо­сковской и Литовской Руси мы не видим существенных и принципиальных различий, препятствующих их даль­нейшему сближению. Различия заметны скорее в полити­ческой, идеологической области. Наиболее отчетливо это проявилось в положении православной церкви.

Несмотря на покровительство Гедиминовичей русско­му духовенству, положение православных иерархов в их владениях было принципиально иным, чем в Северо- Восточной Руси. Под властью московских князей право­славие пользовалось всеми привилегиями господствуй ющей религии. Права церкви были подтверждены ханс­кими ярлыками, ее земельные владения росли, она играла важную роль в политической жизни. В Великом княжест­ве Литовском влияние митрополита и епископов ограни­чивалось необходимостью мириться с существованием сперва официального язычества, а затем и католической церкви, в 1387 г. завоевавшей статус господствующей. Это, кстати, способствовало демократизации местной це­рковной жизни, в том числе возникновению православ­ных братств, объединений горожан, ограничивавших власть духовенства в церкви, облегчало проникновение идей Возрождения (ярчайшим примером может служить деятельность в начале XVI в. восточнославянского перво­печатника Франциска Скорины). Но церковь как обще­ственный институт1'явно предпочитала почтительное по­слушание московских князей небрежному покровительст­ву Гедиминовичей. Отдельные иерархи, поставленные по воле литовских государей, отражали в своей деятельно­сти их волю, искали в сближении с католицизмом средст­ва усилить свое влияние, поддерживая планы унии церк­вей. Но в целом именно православная церковь, особенно на территории Северо-Восточной Руси, по-видимому, стала силой, наиболее активно препятствующей реализа­ции литовских объединительных планов. Именно право­славная церковь видела в литовских князьях (сперва язычниках, затем католиках) своих идейных противни­ков. Преодолеть ее нередко скрытое, но мощное сопроти­вление могло бы только официальное крещение Литвы в православие. При Ольгерде такой шанс еще сохранялся. Несмотря на неудачи в прямых столкновениях с Моск­вой, великий князь не отказался от своих замыслов, но вынужден был отложить их до лучших времен, отражая натиск Ордена. В разгар сражений с крестоносцами, в мае 1377 г., Ольгерда не стало. Как уже говорилось, ряд источников свидетельствует, что умер он православным. Тверские летописцы утверждали, что княгиня Ульяна похоронила мужа в православном соборе, основанном ею в Вильно. В действительности новокрещеный князь Александр, в монашестве Алексей Гедиминович, был, в соответствии с литовским обычаем, похоронен по языческому обряду. Его тело было возложено на погре­бальный костер, и в жертву Перуну было принесено 18 боевых коней. Не стало человека, впервые успешно выступившего против Орды и сумевшего объединить в борьбе с нею русские княжества. Благодаря ему си­лы ордынцев были подорваны, уменьшилась террито­рия ханских владений, и, вероятно, в будущем успехе Дмитрия Донского была и заслуга его литовского со­перника.

Даже летописи Северо-Восточной Руси, казалось бы, заинтересованные в том, чтобы очернить врага Москвы, говорят об Ольгерде с уважением: «...он не пил ни вина, ни пива, имел великий разум и подчинил многие земли, втайне готовил свои походы, воюя не столько числом, сколько уменьем». Талантливый человек, порой вспыль­чивый, но великодушный и щедрый, отважный воин, блестящий дипломат, действительно великий князь, госу­дарь Литвы и Руси. Но история поставила предел его планам, и грандиозная задача возрождения древнерус­ского государства в прежних и даже более широких гра­ницах не была решена, натолкнувшись на сопротивле­ние северо-восточных княжеств, сплотившихся вокруг регионального центра — Москвы. И все же Гедиминовичи и те круги западнорусского и литовского боярства, которые решительно их поддерживали, не отказались от этой великой идеи: она возникнет еще не раз.

Смерть Ольгерда нарушила политическое равновесие в Великом княжестве. Его наследником стал старший сын от тверской княжны — Ягайло (в отличие от старших сводных братьев сохранявший язычество). Довольно ско­ро новый великий князь вступил в конфликт с дядей, Кейстутом. Теперь, шесть веков спустя, трудно судись о подлинных причинах этой ссоры. Возможно, кроме некоторых известных обстоятельств (недовольство пре­старелого Кейстута необходимостью признавать госуда­рем 30-летнего племянника, окружившего себя новыми людьми и даже выдавшего одну из сестер за выходца из простонародья), какую-то роль сыграли и разногласия во внешней политике. Ягайло унаследовал традиции «антимосковской» политики отца, но, в отличие от него, в 70-е годы XIV в. (как, впрочем, задолго до него посту­пали и сами московские князья) обратился к союзу с Ор­дой. Соглашение Ягайло с Мамаем, появление литовских войск в 1380 г. неподалеку от Куликова поля (в то время, когда его сводные братья Андрей Полоцкий и Дмитрий Брянский привели свои дружины на помощь Дмитрию) и отступление в литовские владения после разгрома ор­дынцев достаточно широко известны и отнюдь не укра­шают биографию будущего польского короля. Можно только гадать, почему Ягайло не принял участия в битве, бросил на произвол судьбы своего ордынского союзника. Быть может, этого не пожелали его отряды, хорошо помнившие победы Ольгерда над татарами и, вероятно, сочувствовавшие антиордынской борьбе Северо-Восточной Руси. Может быть, и сам великий князь не был искренен, обещая Мамаю поддержку (сознательно поме­длив, дал возможность Дмитрию Донскому одержать победу). Так или иначе, триумф Москвы, резко повыси­вший ее авторитет и в западнорусских землях, заставил Ягайло искать дружбы с Дмитрием. Тогда возник проект союза Москвы и Великого княжества Литовского. Проект соглашения между ними — «докончания» (переговоры о котором вела княгиня Ульяна) предусматривал креще­ние Ягайло в православие и его женитьбу на одной из дочерей Дмитрия Ивановича: «и креститися в православ­ную веру и крестьянство свое объявити во все люди», т. е. всенародно.