Читать онлайн «Россия и Европа. 1462—1921- том 1 -Европейское столетие России. 1480-1560». Страница 39

Вот лишь один пример. «Стоиттолько слегка распахнуть мона­шеское одеяние любого из нестяжателей, — писал академик В.А. Ры­баков, — как мы увидим под ним парчу боярского кафтана. Пытаясь отдалить нависающий призрак опричнины, боярин указывал путь

Иосифлянство было серьезным и грозным противником. И имен­но поэтому идеи нестяжателей становились в глазах великого князя уже не только и не просто оправданием секуляризации, но и полити­ческой идеологией.

к вотчинам „непогребенных мертвецов"».30 Что было дурного в по­пытках предотвратить «нависающий призрак опричнины», т.е.то- тального террора и разорения страны, Рыбаков, правда, не объяс­нил. Тем не менее вторили ему авторы практически всех общих кур­сов русской литературы и истории. В академической «Истории русской литературы» читаем: «Идеями Нила Сорского прикрывалась реакционная борьба крупновотчинного боярства... против одержав­шей победу сильной великокняжеской власти». То же самое читаем и в «Очерках по истории СССР»: «За религиозной оболочкой учения Нила Сорского скрывалась внутриклассовая борьба, направленная, в частности, против усилившейся княжеской власти».31

Допустим. Но как же, спрашивается, тогда совместить эту непри­миримую борьбу нестяжательства против великого князя с тем об­щеизвестным фактом, что вовлечение нестяжательства в политичес­кую схватку было делом рук самого великого князя? Об этом ведь с полной определенностью сказано не только у Ключевского («за Ни­лом и его нестяжателями стоит сам Иван III, которому нужны были монастырские земли»), но даже и у советского специалиста Я.С. Лу­рье : «Выступление Нила Сорского было... инсценировано Иваном III; Нил выступил в качестве своеобразного теоретика великокняжес­кой политики в этом вопросе»32

Значит, решительно никакой нужды не было нескромно «распа­хивать монашеские одеяния» на кротких старцах, чтобы узнать истин­ное политическое значение их доктрины. Да, связь между идеями православного протестантизма и боярскими интересами несомнен­на. Но ведь и сам великий князь, как мы видели, стоял на точно тех же позициях, что и его бояре. Загадочным образом на протяжении деся­тилетий не давался этот простой силлогизм советским экспертам.

Еще больше запутались они, однако, в трактовке тогдашних мос­ковских еретиков. Тот же Лурье, например, признавая, что «во главе этого еретического кружка стоял Федор Курицын», утверждал тем не

См. Я с. Лурье. Цит. соч., с. 293. Там же. Там же.

менее двумя страницами ниже, что «русские ереси конца XV века были, как и западные городские ереси, одной из форм революцион­ной оппозиции феодализму».33 Получается, что главным революцио­нером был великий дьяк, министр иностранных дел Ивана III Кури­цын. А поскольку, как говорится о нем в летописном документе, «то­го 6о державный во вся послушася», выходит, что не только великий дьяк, но и сам государь «возглавлял революционную оппозицию фе­одализму». Так отчего бы не возглавить ему заодно и нестяжатель- ско-боярскую «реакционную оппозицию» самому себе?

Подготовка к штурму

Глава третья Иосифляне и нестяжатели

Князь Иван бродил вокруг идеи секуляри­зации давно, готовил ее без спешки, как все, что он делал. Не забу­дем, он действительно был пионером европейской Реформации. В его распоряжении не было исторических прецедентов. И сканди­навский, и германский, и английский опыт принадлежали следую­щему поколению. Самый ранний известный нам случай секуляриза­ции церковных земель произошел в Швейцарии в 1523 году, т.е. че­рез восемнадцать лет после смерти великого князя. В 1527-м Густав Ваза конфисковал монастырские земли в Швеции. В 1536-м секуляри­зация начинается в Англии, Дании, Норвегии и Шотландии, в 1539-м — в Исландии. Во времена Ивана III идея конфискации церковных вла­дений лишь созревала в умах европейских монархов, а к умам этим великий князь по многим причинам доступа не имел. Он пришел к этой идее самостоятельно. Он сам ее изобрел и завещал потомкам как жемчужину своего политического опыта.

В1476-78 гг. входе больших новгородских конфискаций Иван III отнял у местного духовенства часть его земель, «зане те волости ис­покон великих князей, а захватили их [монастыри] сами». Опять, как видим, излюбленная ссылка на «старину». Тем не менее акция могла

33 Там же, с. 183,185.

быть — и была — истолкована лишь как политическая репрессия. Но вот 20 лет спустя читаем вдруг в летописи, что снова «поймал князь великой в Новегороде вотчины церковные и роздал их детям боярским в поместье... по благословению Симона митрополита».

На этот раз «старина» в ход пущена не была. И как репрессию этот акт интерпретировать нельзя было тоже. Скорее, перед нами по­пытка лобовой атаки — без всякого, так сказать, идеологического обеспечения. Таких попыток было несколько. Великий князь поло­жил предел экспансии Кириллова монастыря на Белоозере. Перм­скому епископу предложил возвратить собственность «тем людям, у кого владыка земли и воды и угодья поимел». Всем 30 родам суз­дальских князей запретил завещать монастырям свои земли «по ду­шам», дабы церковь молилась за их благополучие на том свете.

Но очень скоро стало очевидно, что так дело не пойдет. Иерар­хия взволновалась. Нападки на великого князя стали открытыми. Дошло до того, что его начали проклинать с амвонов и писать против него памфлеты (одним из которых и был «Просветитель» преподоб­ного Иосифа). Короче, лобовой атаке церковная твердыня не подда­лась. И напролом, осознав неудачу, Иван III не пошел. Он, как всег­да, отступил — но лишь затем, чтобы, опять-таки как всегда, достичь цели окольным путем.

Г.П. Федотов писал, что «противоположность между заволжскими нестяжателями и иосифлянами поистине огромна, как в самом на­правлении духввной жизни, так и в социальных выводах».34 Великий князь заметил это еще в 1480-е. И этого оказалось достаточно, чтобы он попытался внедрить нестяжателей в в церковную иерархию. Стар­шего современника Нила Сорского, смиренного белозерского пустын­ножителя Паисия Ярославова вдруг приглашают крестить новорожден­ного сына великого князя, а затем неожиданно возносят на вершины иерархии, назначают на ключевой пост игумена Троицкого монастыря. Так суждено было кроткому старцу открыть политическую кампанию.

Одно за другим, в продолжение досамодержавного столетия, выходили затем на политическую арену четыре поколения нестяжа-

Г-П. Федотов. Цит. соч., с. 176.

телей, покуда не были они, подверстанные к еретикам, уничтоже­ны — или бежали из страны — при Иване Грозном.

Паисий был представителем первого, самого еще робкого поко­ления этой славной когорты идейных борцов. Мы встретимся даль­ше с некоторыми из них. И увидим, как на наших глазах будут они расти и мужать, покуда то, что сделает с ними Иван Грозный, не ста­нет начальным актом вековой драмы русской либеральной интелли­генции.

Но сейчас — о Паисии.

Пост троицкого игумена был, по замыслу Ивана III, лишь первым шагом в политической карьере белозерского отшельника. Едва за­болел митрополит Геронтий, Паисий тотчас был рекомендован вели­ким князем на святительскую кафедру, то есть к самому рулю цер­ковной политики.

Но тут Ивана III ожидало первое разочарование. Митрополит вы­здоровел, а Паисий — и это было гораздо хуже — отказался. Как рас­сказывает С.М. Соловьев, старец «объявил также, что никогда не со­гласится стать митрополитом: он по принуждению великого князя согласился быть и троицким игуменом и скоро потом оставил игу­менство, потому что не мог превратить чернецов на Божий путь, на молитву, пост, воздержание. Они хотели даже убить его».35 Вели­кий князь предназначал Паисия для борьбы с иерархией. Но сми­ренный старец не выдержал даже конфликта с развращенными мо­нахами Троицы. Нестяжательское поколение 1480-х было совершен­но не готово к политической борьбе.

Пришлось, скрепя сердце, искать другую, более рискованную опору.

После смерти Геронтия великий князь одобрил назначение на святительскую кафедру архимандрита Симонова монастыря Зоси- мы, подозреваемого — и, возможно, не без оснований — в симпати­ях к еретикам. Еще в 1480-м, будучи в Новгороде, Иван III получил доносы на двух священников-еретиков Дионисия и Алексея. И вмес­то того, чтоб наказать крамольников, как требовали иосифляне,

35 С.М. Соловьев. История России с древнейших времен, кн. Ill, М., i960, с. 185.

увез их с собою в Москву. Оба вдруг сделали головокружительную карьеру: один стал протопопом Успенского, а другой — Архангель­ского собора (можно было бы и это, конечно, объяснить «чарами ли­берального салона» Федора Курицына. Да вот беда, никакого такого «салона» в Москве тогда еще не было). И вот теперь человек, сочув­ствовавший еретикам, возглавил церковную иерархию.