Читать онлайн «Гендерное общество». Страница 49

и тендерное неравенство. Мы должны думать о мужественности и женственности «не как о

единичном объекте с его собственной историей, но как о постоянно исторически

конструируемой развивающейся социальной структуре». Кэтрин Пайк дает следующее

определение тендера:

«Тендер — это эмерджентное свойство ситуационного взаимодействия, а не роль или признак.

Глубоко закрепленная и обычно бессознательная вера в мужскую и женскую неизменную

природу обусловливает исполнение тендера в повседневных взаимодействиях. Поскольку

формирование этих верований происходит в макроструктурных отношениях власти, соответ-

ствующие культурно приемлемые способы производства ген-дера осуществляются в пользу

мужских интересов за счет женских. Таким образом воспроизводятся тендерные отношения

власти»31.

Короче говоря, социология — это уникальная лаборатория, в которой мы можем

действительно разобраться в различиях между женщинами и мужчинами, а не в том, что нам

таковыми различиями кажется, также как и в способах их производства, благодаря которым

тендерное различие оказывается продуктом, а не причиной тендерного неравенства. Мы —

гендерно сформированные люди, и мы ведем гендеризованную жизнь в гендеризованном

обществе, — но все же живем на одной и той же планете. (Фактически, может быть, только на

этой планете такие различия действительно являются значимыми.) Далее в этой книге мы

рассмотрим некоторые институты, которые создают тендерное различие и воспроизводят

тендерное неравенство, — семью, школу, рабочее место. Мы также проследим за теми

способами, которыми выражаются эти различия и неравенство в наших взаимодействиях друг

с другом — в любви, в сексуальных отношениях, в дружбе и в насилии.

ЧАСТЬ II

Гендеризованные идентичности,

гендеризованные институты

Глава 6

Гендеризованная семья

Никто прежде не просил нуклеарную семью жить замкнуто, как будто в клетке, как сейчас это делаем мы.

Без родственников, без поддержки, мы поставили ее в невозможную ситуацию.

Маргарет Мид

Я не люблю ностальгии, разве что она — моя.

Лу Рид

Почти десятилетие назад, в 1992 г., тогдашний американский вице-президент Дэн Куэйл начал

общественные дебаты о семье тем, что стал критиковать персонажей телевизионных шоу. Для

него решение Мерфи Браун, героини одного из бесчисленных сериалов, стать матерью-

одиночкой являлось насмешкой над ролью отцов и представляло семьи одиноких матерей

«как просто один из вариантов выбора стиля жизни». Сорок один миллион американцев

наблюдали риторическую месть этой героини. 21 сентября 1992г. она с экрана отчитала

Куэйла за «крайне несправедливые слова», напомнив ему и Америке, что «семьи бывают

разной формы и размера».

Но этим все не закончилось. Год спустя водном журнале было сказано, что «Дэн Куэйл был

прав», и внезапно Америка завела споры о так называемых «семейных ценностях». Некоторые

кричали, что семья «в кризисе» и разваливается из-за высокого уровня разводов,

подростковых беременностей, монородительских семей, детей работающих матерей, которых

воспитывают чужие люди, а также геев и лесбиянок, требующих права вступать в брак и

иметь или усыновлять детей. По их словам, «традиционная» нуклеарная семья 1950-х гг. из

фильма «Предоставьте это Биверу!» и других комедий, посвященных тому времени, которая

была использована одним из защитников этой модели в качестве примера «законного,

гетеросексуального, моногамного брака на всю жизнь, основанного на привязанности и

товарищеских отно-

181

шениях, с четким разделением труда, с женщиной-домохозяйкой и мужчиной,

обеспечивающим семью и имеющим в ней основную власть», стремительно исчезла под

двойным напором «общества вседозволенности» и «государства всеобщего благосостояния»

(welfare state). Множество карательных политических инициатив было разработано для

поддержки оказавшегося в осаде института семьи и восстановления именно этой семейной

модели, включая законы, направленные на ограничение развода, ограничение права женщины

на аборт, воспроизводство гетеросексуальной семьи как нормы и превращение брака из

юридически исполняемого контракта в священное «соглашение»1.

Другие, тем не менее, приветствовали новые и разнообразные изменения в семье, считая, что

они подтверждают силу американской семьи. Для них проблемы семьи коренились как раз в

убеждении, будто модель комедии положений 1950-х гг. остается универсальной и

универсально желательной семейной моделью. На самом деле карательные политические

инициативы усиливали те самые проблемы семьи, для решения которых предназначались,

ограничивая в результате равенство женщин и возможность выбора для детей. Если

попытаться осуществить ту версию семейных ценностей, которую предлагают правые, то, как

пишет журналистка Ката Поллит, «придется вернуть все девятнадцатое столетие:

восстановить культ девственности и двойного стандарта, запретить контроль рождаемости,

ограничить развод, вышибить женщин с приличных рабочих мест, вынудить не состоящих в

браке беременных женщин отдавать своих младенцев в чужие семьи на усыновление под

страхом социальной смерти, считать детей, рожденных вне брака, юридически

неполноценными».

Такой невероятный (и весьма отвратительный) сценарий означает, что лучше уж нам

привыкнуть к различиям в образе жизни и разработать политику поддержания и поощрения

всех форм семьи2.

В этих дебатах у каждой из сторон своя правда. Семья является, возможно, одним из наиболее

хрупких социальных институтов, но она оказывается и наиболее эластичным институтом.

Американская семья значительно изменилась в течение нашей истории, и форма семьи

продолжает приспосабливаться к изменяющимся обстоятельствам. Данных, что семья

приходит в состояние упадка или распада, очень мало. Брак остается весьма популярным, и из

десяти американцев каждые девять делают этот шаг в своей жизни. Доля жен-

182

щин, одиноких на протяжении всей жизни, сегодня фактически ниже, чем в начале XX

столетия. Почти половина всех браков в Соединенных Штатах — повторные, что указывает и

на растущее число разводов, и на неиссякающую веру в институт брака. Практически все

хотят вступить в брак, включая геев и лесбиянок, кампании которых за право на брак стоят

сегодня на политической повестке дня (ирония же в том, что им противостоят те самые люди,

которые хотят «защитить» брак)3.

Если нуклеарная семья не находится в кризисе, то о чем мы шумим? В основе некоторой

части дебатов о семейных ценностях лежит то, что можно назвать «неуместной ностальгией»

или романтизированным убеждением, что форма семьи 1950-х гг. (эра юности многих

участников дебатов) представляет собой вечную модель, которой должны подражать все

остальные формы семьи. В 1960-х гг. антрополог Рэймонд Бердвистелл придумал название

«сентиментальная модель» для описания того, как люди в сельском штате Кентукки рас-

сказывали или «вспоминали» о своих семьях, причем эти воспоминания, как он указывал,

имели очень мало сходства с реальными семьями рассказчиков. Часто наши описания семьи

соответствуют больше некой мифической модели, чем нашему реальному опыту.

Преобразованное в общественную политику, это туманное и антиисторическое видение часто

сопровождается нарушениями слуха, не дающими услышать неприятные звуки

современности — какафонию голосов различных групп людей в демократическом обществе,

гул рабочего места, доступного теперь и мужчине, и женщине, шум телевидения, рок- и рэп-

музыку, оргиастические стоны сексуальной

революции.

Большая часть дебатов о семейных ценностях — это смещенная в другое пространство ссора с

феминизмом, который часто несправедливо обвиняют (или, наоборот, благодарят) за то, что,

может быть, было единственным значительным преобразованием американского общества в

этом столетии: появление женщин на рынке труда. Этот процесс намного предшествовал

современному феминизму, хотя нападение на «женскую тайну», начатое женским движением

в 1960-х гг., дало работающим женщинам политический ориентир для их намерений и

стремлений.

Наконец, большая часть дебатов о кризисе семьи базируется на неправильном чтении

истории. Хотя мы думаем о семействе как о «частной» сфере, теплом убежище от холодного

конку-

183

рентного мира экономической и политической жизни, семья никогда не была таким

обособленным миром. Современная семья выстроена на широкой основе экономической и