Читать онлайн «Гендерное общество». Страница 111

«мужественности» и «женственности» будут видеть архаичные понятия, по мере того как каждый

будет становиться все более «просто человеком».

Подобные предложения конструктивнее пораженческих заявлений о неизменности различий, на

которых настаивают сторонники «межпланетной» теории. Ведь сторонники андрогинии, по

крайней мере, признают социальную сконструированное^ тендерных различий и возможность их

изменения.

407

Но андрогинная теория остается непопулярной в качестве политического и психологического

выбора, поскольку она стремится к устранению различий между людьми и смешивает

равенство с одинаковостью. Многими из нас идея одинаковости воспринимается как призыв к

принудительному растворению различий в мягкой, безвкусной амальгаме, в которой индивид

теряет свои особенности. Это напоминает голливудские образы коммунизма, где классовые

различия сливаются в бесцветную, аморфную массу, в которой все выглядят, поступают и

одеваются одинаково, или рекламные ролики, в которых показывают бедно, но одинаково

одетых русских. Андрогинии часто боятся, потому что думают, что реализация этой идеи

загонит жизнь в плоское, совершенно пустынное, дегендеризован-ное пространство. Разве

единственный способ установления равенства между женщинами и мужчинами в том, чтобы

стать одинаковыми? Разве нельзя представить равенство, основанное на признании и

уважении различий?

Опасения андрогинии смущают нас как тендер изо ванных людей с гендеризованнЫми

признаками. Дело не в том, чтобы женщины и мужчины стали еще больше походить друг на

друга, чем сейчас, а в том, что все психологические черты, установки и поведение, которые

мы, как носители данной культуры, определяем как «мужественные» и «женственные»,

нуждаются в пересмотре. Эти черты и установки, в конце концов, несут в себе положительные

и отрицательные ценности, и именно из-за иерархии ценностей, из-за их неравнозначности

тендерное неравенство тесно переплетается с тендерным различием. Дегендеризация людей

сама по себе не приведет к устранению тендерного неравенства.

Фактически призывы к андрогинии, как это ни парадоксально, реифицируют сами тендерные

различия, на устранение которых они направлены. Защитники андрогинии часто убеждают

мужчин больше выражать свои «женские» стороны, а женщин —- свои «мужские». Такие

увещевания, откровенно говоря, меня глубоко оскорбляют.

Приведу один пример. Я сидел в парке неподалеку от дома и держал на руках

новорожденного сына, и проходящая мимо женщина сказала: «Как замечательно, что в наши

дни мужчина выражает свои женские качества». Бурное негодование я скрыл фальшивой

улыбкой. Я постарался быть вежливым, но хотел ответить ей следующее: «Ничего подобного

я не выражаю, мэм. Я чуткий, любящий, заботливый отец. Мне кажется, я выражаю свою

мужественность1.»

408

Почему, в конце концов, любовь, забота и нежность считаются женскими чувствами?

Почемуя должен подражать другому полу, чтобы иметь доступ к тому, что я считаю

человеческим чувством? Будучи мужчиной, я выражаю свою мужественность во всем, что

делаю. И я уверен, что моя жена была бы оскорблена не меньше, если бы, отредактировав

какую-нибудь особенно трудную статью или написав какое-нибудь пространное и

проникновенное эссе, услышала, как необычно и замечательно, что женщина выражает свои

мужские качества, — как будто компетентность, честолюбие и уверенность в себе не

являются общечеловеческими качествами.

Любовь, нежность, забота, компетентность, честолюбие, самоуверенность — это человеческие

качества, которые должны быть одинаково доступны и женщинам, и мужчинам. И когда мы

их проявляем, мы выражаем собственную тендерную идентичность, а не чью-то иную. Весьма

странная идея считать одни чувства «мужскими», а другие — «женскими», поскольку на

самом деле все чувства присущи человеку вообще, так что весь широчайший диапазон чувств

полностью доступен и женщинам, и мужчинам.

Странно и немного грустно. «Пожалуй, ничто так не удручает, как каталог бесчеловечного

поведения сторонников мужского превосходства, как тот факт, что более светлые

человеческие черты назначены люмпенизированному классу: привязчивость, отзывчивость,

доброта, жизнерадостность», — написала феминистка Кейт Миллет в своей знаковой книге

«Политика сексуальности», впервые изданной в 1969 г.'

С тех пор многое изменилось. Мир, в котором я сейчас живу, гендеризован совершенно иначе,

чем мир моих родителей. Мой отец учился в мужском колледже, служил в вооруженных

силах, где не было женщин, и згю жизнь проработал среди мужчин. Сегодня от того мира

остались одни воспоминания. Женщины появились во всех профессиях, в вооруженных силах

и военных вузах, и сегодня все колледжи, за исключением трех или четырех, принимают

студенток. Несмотря на постоянные усилия некоторых политических сил вернуться в

середину XIX в., эти изменения происходят постоянно; женщины больше не вернутся в дом,

где, как думают некоторые, их место.

Эти громадные изменения только ускорятся в последующие десятилетия. В обществе третьего

тысячелетия дегендеризация качеств и поведения —а нелюдей — усилится. Мы останемся

женщинами и мужчинами, равными, но способными понимать

409

наши различия, и не будем стремиться использовать различия как основание для

дискриминации.

Представьте, как ускорятся эти изменения, если мы деген-деризуем качества, а не людей.

Мальчики и девочки будут видеть, как мать и отец утром идут на работу без какого-либо

ущерба для своей женственности и мужественности. Эти мальчики и девочки, когда вырастут,

будут думать, что иметь работу — быть компетентным, зарабатывать на жизнь, стремиться не

останавливаться на достигнутом — значит обладать характеристиками взрослого человека,

неважно, женщины или мужчины. Не так, как раньше, когда то, что делали мужчины,

женщины могли делать лишь с ощущением вины, с одобрения общества, спорадически и в

зависимости от плодовитости. «Когда я вырасту, — скажут эти дети, — я тоже буду

работать».

Если матери и отцы будут одинаково любить своих детей и заботиться о них, если уход за

детьми будет делом просто взрослого человека, а не тем, что матери делают постоянно, а отцы

лишь субботними вечерами, эти самые дети скажут: «Когда я вырасту, я буду заботиться о

своих детях и любить их».

Подобное направление изменений может выглядеть наивно оптимистическим, но его

признаки повсюду окружают нас. На самом деле исторические свидетельства точно

указывают на движение именно в этом направлении. Идеология XIX столетия

упорнонасаждаларазделениесфердлямужчини женщине соответствующими наборами качеств

и стилей поведения. Эта ситуация была аномалией в истории. Резкость, с которой эта идеоло-

гия порывала с тем, что ей предшествовало, с «естественными» наклонностями людей, во

многом объясняет то рвение, с каким она навязывалась. Если бы она имела природные,

биологические основания, подобное принуждение было бы излишним.

XX столетие стало свидетелем вызова разделению сфер; его бросили те, кто оказался

подавлен безжалостной идеологией, — женщины. Это столетие засвидетельствовало

беспрецедентный переворот в статусе женщин, возможно, самое существенное

преобразование в мировой истории тендерных отношений. Пройдя путь от права голосовать и

работать, завоеванного в начале столетия, до права на любое рабочее место, на получение

гражданского и военного образования к его концу, женщины поколебали основы

гендеризованмого общества. И в конце столетия им осталось совершить вторую половину

революции — добиться возможности совмещать работу и материнство.

Незавершенность революции оставила многих женщин несчастными. По целому ряду причин

они по-прежнему

410

не могут быть и хорошими матерями, и производительными и честолюбивыми работницами.

Против всякой логики некоторые ученые мужи пытаются доказать, что женские несчастья

происходят не от упорного сопротивления мужчин и институтов, в которых господствуют

мужчины, не от нежелания политиков принять необходимые меры, которые позволили бы

женщинам сочетать работу и семью, а от того, что женщины стремятся расширить свои

возможности и стать полноправными людьми. Меня постоянно изумляет, как много

работающих полный рабочий день женщин стараются убедить других женщин не идти

работать полный рабочий день.

Вторая половина революции только началась, и совершить ее будет, как я подозреваю,