Читать онлайн «Приключения парижанина в Океании». Страница 37

Фрике вспомнил, что в тот день, когда папуасы собирались расправиться с каронами-людоедами, Узинак что-то говорил ему о рабах. Хотя рабство было широко распространено в Новой Гвинее и в доме самого Узинака жили несколько невольников, Фрике не смог бы отличить их от свободных туземцев, если бы ему на них не указали. Жили они так же, как и их хозяева: так же одевались, ели такую же пищу, были не умнее и не глупее своих господ. Помимо принадлежности к одной и той же расе, их объединяли общие заботы, а посему все работали с равным усердием.

В большинстве своем это были дети либо похищенные, либо подобранные во время сражений. Они росли в доме своих хозяев, а став взрослыми, получали вольную и уже ничем не отличались от остальных членов племени. Впрочем, положение их значительно улучшилось после введения Голландией строгих законов.

Прежде, когда остров находился под властью малайских султанов, жители Новой Гвинеи, как и жители африканской Гвинеи, постоянно подвергались опустошительным набегам. Малайские корабли нередко приставали к берегам острова, и вожди папуасов продавали перекупщикам-работорговцам с Молуккских островов врагов, взятых в плен во время их бесконечных баталий. С этим, к счастью, уже покончено.

Наконец долгожданный день наступил. Пьер, Фрике и Виктор еще спали на своих циновках, когда обитатели дома во главе с Узинаком бесшумно переправились на берег. Вскоре, оглашая воздух громкими криками, они вернулись нагруженные огромными мешками с какими-то таинственными предметами. Когда мешки были принесены на террасу, крики, если только такое было возможно, стали еще громче. Узинак торжественно развязал мешки. При виде их содержимого Фрике не смог скрыть своего отвращения — они были набиты блестящими высохшими человеческими черепами, нанизанными по шесть штук на стебли индийского тростника.

— Вот так сюрприз, — проговорил Пьер, смотревший на происходящее с не меньшим омерзением, чем Фрике.

— Если это еще только приготовления к их празднику, что же будет во время самого торжества?

— Черт возьми! Они, видимо, хотят, чтобы мы стали свидетелями уж не знаю какого там каннибальского пиршества! Будь что будет, но я сматываю удочки!

— Ну и люди! Откармливают змей, занимаются людоедством, а дети их собираются играть в шары человеческими черепами.

— Но посмотри, с каким восторгом и с каким благоговением они касаются этих костей. Можно подумать, что мы присутствуем на какой-нибудь религиозной церемонии.

Собравшиеся мужчины, ритмично и несколько своеобразно двигаясь, что-то выкрикивали низкими голосами. Женщины и дети отвечали им пронзительным визгом, а трое старейших обитателей дома после каждого такого па начинали яростно трясти гирляндами глухо постукивавших человеческих черепов. Всей этой церемонии, казалось, не будет конца; у певцов от усердия совсем пересохло в горле, им приходилось время от времени смачивать горло очень приятным на вкус хмельным напитком, приготовленным из саговой пальмы.

Европейцам было очевидно, что такое мрачное начало не может предвещать ничего хорошего, но на деле все оказалось иначе. Как только заклинанья закончились, гирлянды черепов, словно фонари, прикрепили к перекладинам, поддерживавшим крышу террасы.

— Теперь мы можем отправляться на охоту, — сказал Узинак со своей обычной сердечностью.

— Отправляемся на охоту? — спросил Фрике. — А на кого мы будем охотиться?

— На птиц солнца, — радостно ответил тот.

— Позвольте заметить, что приготовления ваши по меньшей мере странны, — проговорил Фрике, указывая на гирлянды черепов, мирно покачивающихся на ветру.

— А разве белые не знают, что папуасы, перед тем как отправиться в путь, выставляют черепа убитых в сражениях врагов, чтобы те охраняли их жилища? — удивился Узинак.

Фрике отрицательно покачал головой.

— А что отгоняет злых духов от домов белых, когда они отправляются на войну или на охоту? Кто защищает их дома от злодеев?

— У нас имеются для этого менее сложные способы. Есть замки и специальные люди в черных костюмах, их называют блюстителями порядка, они быстренько отправляют за решетку того, кто не слишком уважает чужую собственность.

— Я знал в Дорей и в Амбербаки белых людей, у которых человеческие черепа не вызывали подобного отвращения. Они покупали их и увозили с собой на родину. — Узинак недоверчиво покачал головой. — Они наверняка собирались пугать ими своих врагов, иначе зачем бы им это делать?

Вероятно, естествоиспытатели, изучающие строение черепа жителей Океании, не раз пользовались собраниями папуасских коллекционеров. Но поскольку Узинак вряд ли знал что-либо о науке, одним из крупнейших представителей которой является Поль Брока[139], Фрике предпочел не высказывать своих соображений на сей счет и лишь спросил:

— Но… вы не употребляли в пищу их владельцев?

— Нет, — с улыбкой ответил вождь. — Теперь мы не едим своих врагов. В случае победы мы уводим в рабство женщин и детей, а мужчинам отрубаем головы. Удар топора, и все кончено. Тела бросают в воду, а головы забираются с собой. Раньше их отваривали и съедали. Этот обычай и сейчас еще существует у меня на родине, но здесь их закапывают в муравейники. Муравьи съедают все мясо и оставляют лишь чистые кости. Мы прячем черепа в лесной чаще, в дуплах старых деревьев и отправляемся за ними лишь тогда, когда надолго уходим из дому; вид этих черепов внушает страх даже самым храбрым, самым злым нашим врагам. А теперь мы идем охотиться на птиц солнца.

— А зачем они вам нужны?

— Через пять лун мы направимся на север, в деревню, где живут малайцы. Малайцы охотно дадут нам за кожу птиц железные наконечники для копьев, острые топорики, рис и огненную воду, — закончил вождь, и глаза его загорелись при этих словах.

— Пусть так. Что ж, мы согласны. Все-таки какое-то развлечение. А после окончания похода мы снова отправимся в путь.

Фрике было известно, что райские птицы дорого ценятся и ими бойко торгуют не только в Европе. Чернокожие очень умело сдирают с этих прелестных птичек кожу, не повредив при этом ни одного перышка, пропитывают их особым составом и затем продают. Надо сказать, занимаются они этим с давних пор, и, когда европейцы впервые попали на Молуккские острова, в царство мускатного ореха, гвоздичного дерева и других пряностей, продававшихся тогда на вес золота, туземцы предложили им чучела удивительных птиц, и пришельцы, пораженные редкостной красотой товара, позабыли на мгновение о цели своего путешествия.

Малайцы называют это чудо природы «manouk dewata» — божьи птички. Португальские моряки за красоту оперения прозвали их «passaros do sol» (птицы солнца), но прижилось название, данное им голландцами, — «avis paradiseus» (райские птицы). В 1598 году Иоганн ван Линсхотен создал о них настоящую легенду. «Эти удивительные существа, — пишет он, — не имеют ни крыльев, ни лапок, в чем можно убедиться, рассматривая чучела птиц, привезенных в Индию и в Голландию. Этот товар так драгоценен, что он очень редко попадает в Европу. Никому еще не удавалось увидеть их живыми, так как они все время находятся в воздухе и, всегда следуя за солнцем, опускаются на землю лишь перед смертью!»