Читать онлайн «Шпион по найму». Страница 26

Первое наблюдение.

Второе: Чико, судя по манере игры, являл собою личность волевую и легко, раскованно, не поддаваясь эмоциям, просчитывал ходы наперед. Ставки делал без колебаний, словно предвидя шансы, слегка вихляя длинной спиной, едва крупье очищал лопаточкой отыгранную раскладку на игровом поле. Не впивался взглядом в рулетку, ожидая остановки шарика, как бы скучал и не интересовался, что выйдет.

Это — внешне. На самом же деле он напряженно работал, меряя силу руки крупье, запускающего шарик, и запоминая очередность проигрышей и выигрышей.

Чико достойно представлял московский стиль игры. Казино «Тургенев» могло гордиться своим выкормышем даже при том, что рулеточное колесо в Таллиннском катране имело два «зеро» в отличие от одного общепринятого. Я имел дело с таким в игорном притоне «Королевское везение» в Пномпене, пока оформлял расчет с Легионом или, лучше сказать, пока Легион оформлял свое освобождение от меня. Колесо с двумя «зеро», то есть «нулями», называют американским. Оно ускоряет заработки заведения. Может, по этой причине «Королевское» и подожгли одной прекрасной тропической ночью. Какой-то таец, проигравшись на чужие, катнул по полу лимонку, чтобы под шумок улизнуть из заведения. Стоял сухой сезон, дожди не шли три месяца, и красивое, в стиле буддистской пагоды строение сгорело за два часа… Вместе с фишками. Наличные обычно спасают, как детей и женщин. Раньше всего.

Вне сомнения, Чико владел технологией игры в рулетку, простая, как апельсин, суть которой заключается в том, что выигрыши приходят в несколько раз медленнее, чем проигрыши. Это соотношение зависит от числа столов и количества игроков за ними, во-первых, и от перепадов в размерах сумм, которыми оперируют сидящие за одним и тем же столом игроки, во-вторых.

Чико разбирался в повадках людей и выбрал стол с партнерами, если так можно сказать, малобюджетными. Он использовал преимущество своих наличных, ставил на одно поле, потом на другое, на цифру, на несколько цифр и всякий раз по крупной. И ухватил удачу. Объем его ставок заметно преодолевал разрыв между скоростями проигрышей и выигрышей, этим он переламывал качество игры за столом в собственную пользу. Менеджер катрана замедлял прогулку по залу, когда оказывался возле стола Чико.

Как игрок, делающий наибольшие ставки, распределяемые по секторам и полям, Тургенев становился практически партнером крупье. Подобно крупье, он присутствовал теперь почти всюду на раскладке и вырывал в свою пользу долю участия в прибылях. Остальные игроки, рыбешка мелкая или усредненная, видели, как выигрывал Тургенев, возбуждались и ставили ещё и еще, по существу, в складчину отдавая деньги не столько крупье, сколько Тургеневу.

Меня настораживало, что Чико не собирался останавливаться. Грабеж «казны» в рулетке обычно завершается предложением администрации заведения переменить стол, а то и вообще выйти на улицу и не возвращаться. Везение клиента лишает казино или катран смысла существования. Счастливчик заносится в черный список и получает от ворот поворот бессрочного действия.

Если Чико Тургенев столь беззастенчиво обирал заведение, значит, не собирался в него возвращаться. Другими словами, он завершал пребывание в Таллинне, по крайней мере, легальное.

Я впивался глазами в Чико, благо над стойкой, за которой я сидел, царил полумрак, низкие лампы с фарфоровыми подставками высвечивали только её глянцевую поверхность, стаканы и кожаный валик подлокотника.

Я старался запомнить каждое особенное движение Чико, каждый жест, поворот головы, манеру обращаться к своим двум спутникам — вне сомнения, Махмадову и Вайсиддинову. В течение часа он два раза выходил в туалетную комнату, из чего следовало, что у него нелады с мочевым пузырем, возможно, задетым московским ранением.

Тревога моя немного подтаивала, потому что Чико все-таки отличался от своих сопровождающих. Обычную динамическую последовательность движений усилие мускулов, потом их действие, затем само движение корпусом, руками или ногами — Чико подменял тем, что хотелось бы назвать рыбьей маневренностью. Действовало как бы не его тело, не руки и ноги, а то, что заполняло их. Скорость движений была практически неуловимой.

Даже если бы кавказскую голову Чико замаскировали под голову сикха в чалме, я бы узнал его теперь в любой обстановке.

Я расплатился с барменом, буркнул, что не в настроении играть, и отправился к выходу. Я не боялся потерять Чико. Если он нырнет этой ночью на дно, Пантагрюэлич укажет, в каком водоеме. Прока, вероятно, уже вручил ему пакет с немецкими марками в сумме, эквивалентной пяти тысячам долларов.

В пансионат я вернулся на такси. Под задними колесами «Форда» лежали два кирпича, как бы предохранявшие машину от скатывания под уклон. Ефиму нравились подобные трюки. Этот означал, что заказанная экипировка в багажнике и звонить ему не обязательно.

Поспешность, с какой выполнили заказ, свидетельствовала, что обстановка действительно усложняется. То есть, ни у Шлайна, ни у Дубровина внятной схемы предполагаемого развития событий не появилось, и Бэзил Шемякин остается единственной картой в игре, идущей все ещё в темную…

В буфете я не обнаружил носителей белесых бакенбард и ухмыльнулся, предвкушая появление их начальницы. Прихватил две порции копченого цыпленка, бутылку коньяка, несколько банок с минеральной водой и коробку конфет. Вэлли понимающе улыбнулась.

— Не влюбитесь всерьез, господин писатель, — кокетливо сказала она. В Лохусалу девушки не чета немецким…

— Немецким? Ах, да…

В моей регистрационной карточке в графе «Откуда прибыл» Шлайн, заказывая номер, указал: Германия.

Я завернул в туалет в вестибюле, чтобы полюбоваться отражением в зеркале испитой физиономии потрепанного женатого человека, ради которого молодая женщина решается на адюльтер. Мне очень хотелось надеяться, что она ждет с подсвечником наготове.

И женщина не подвела.

— Отчего ты не позвонил, когда вернулся из Пярну, и не рассказал, как съездил? — спросила она из постели, в которой по-семейному шелестела Таллиннской «вечеркой», воздев на кончик носа очки для чтения. В отличие от Шлайна, Марина сняла замшевый свингер с меховой оторочкой и бросила его в кресло. Я приметил, что она переоделась в ночную сорочку. Обе бретельки умопомрачительно сползли до локтей. На убогом пансионатском кресле, поверх свингера и шали, демонстрировались парижское белье и фиолетовые колготки.

— Уф, — выдохнул я и сполз спиной по двери на пол, надвигая шляпу на глаза. Предметы, выложенные на кресле, ослепляли. Многообещающе. Так я ей и сказал.

— И все же? — спросила Марина, по-старушечьи глядя поверх оправы.

— Все сексуально, кроме очков…

— Тогда я сниму все и оставлю только очки. И ничего не изменится, пока не ответишь…

— Потому что у тебя имелись люди, которые сделали это проворнее, сказал я. — Разве не так?

Она не возразила. Что же, в Пярну и на шоссе до Таллинна бакенбардисты переиграли меня с маскировкой?

Я пересел с пола на стул так, чтобы натюрморт на кресле оставался в поле зрения, откупорил коньяк и разлил по принесенным ею знакомым рюмкам в серебряном окладе. Минуты две или три мы молча потягивали бренди, оказавшийся не слишком хорошим. Тянули время. По одной простой причине. Мы оба затруднились бы сказать, в чем участвуем — в контактной встрече шпионов или в тайном свидании женатых любовников?

В ванной на табуретке возле умывальника меня ждал подарок — купленная Мариной пижама в пластиковом пакете. Наверное, Рауль Бургер вышел в плавание с контрабандным товаром или же просто решил опробовать очищенные от наростов винты, и у неё нашлось время съездить в город за покупками до появления в Лохусалу. Или Рауль заехал в казино за Чико и двумя выпускниками Херсонского училища, отвез их на дачу к Ге-Пе, а затем после товарищеского ужина доставил в ангар поболтать о ходовых и грузоподъемных характеристиках «Икс-пять»? А может, азерики приехали только покататься на подводной лодке? Душа после кладбищенского мрака попросила глубин и качки, вот они и взяли лодку в аренду через знакомых им Тургенева и Ге-Пе. Если так, то, значит, я накручиваю впустую?

…Когда Марина уснула, ночь за мутным окном посветлела. Наверное, ни дождя, ни снега больше не было. Господи, подумал я, Господи, почему именно так и именно со мной? Ну, почему?

Жизнь подобных мне людей внешне представляется рутинной, заполненной прозаическими заботами, не менее прозаическими радостями и печалями, и при этом достоинства и пороки тоже выглядят весьма прозаическими. Таково правило выживания в подполье. Сам не прячешься, но скрываешь под обычными свои необычные заботы. Может быть, поэтому человек, поглощенный повседневными мелочами, автоматически вызывает у меня подозрительность.