Читать онлайн «За пригоршню баксов». Страница 38

Сразу за границей Московской области их ожидала милицейская «девятка». Остановились. Костюков сходил, проверил. Все совпадало. Группа из областного УВД. Три человека. У них один «макаров» и два «калашникова». Но дороже, чем оружие, были милицейская форма и мигалки. А оружие и у Китайгородцева есть.

Патриция заинтересовалась.

– Это нас встречают? – перевел ее вопрос Марецкий.

– Можете сказать ей, что руководители области выслали навстречу милицейский экипаж, узнав о визите популярного композитора Марецкого, – без тени улыбки посоветовал Китайгородцев.

Марецкий засмеялся и перевел Патриции слова телохранителя. Преподнес все как шутку, девушка засмеялась в ответ, но по выражению ее лица можно было понять, что она почти поверила. Слишком много необычного происходило с ней в последние дни. А тут еще статья в иллюстрированном журнале.

Милицейская машина пошла впереди.

– Тянись за ними следом, – сказал Китайгородцев водителю. – Дистанция – двадцать. Так будет нормально.

Телохранитель Китайгородцев:

Она все время одна… Я никогда рядом с ней никого не видел… Даже на речной прогулке… Если бы у нее был муж… необязательно муж… Просто близкий человек… Он бы тоже прибыл к теплоходу… А никого не было… Тем не менее она приехала с охраной… Толковые ребята… На двух машинах… И еще машину сопровождения пустили по набережной… Это очень серьезно… И очень дорого… Если пользоваться этой услугой за деньги… Не по дружбе, так сказать… У нее нет таких денег… Не может быть…

Машина с Костюковым обогнала их небольшую колонну и пристроилась впереди милицейского экипажа. Костюков знал свое дело. Сейчас будет съезд с асфальта. А там – петлять по грунтовке до спрятавшихся в лесу развалин.

Марецкий что-то вполголоса говорил своей спутнице. Наверное, рассказывал о том месте, куда они вот-вот должны приехать.

Свернули с асфальтированной дороги. Машину сильно качнуло. Патриция счастливо и беззаботно засмеялась. Для нее сейчас начиналось русское сафари, ни больше ни меньше.

Пропылили по грунтовке, свернули в лес, здесь дорога сильно заросла травой. Патриция наблюдала за открывающейся перед ней картиной с непосредственностью ребенка, которому обещали доставить его прямо в сказку.

Машины с Костюковым уже не было видно. Сам он обнаружился лишь через время – в эфире. Костюковский голос в переговорном устройстве изрек:

– Чисто!

Значит, уже на месте и успел прочесать близлежащий кустарник.

– Понял! – ответил Китайгородцев.

Он даже спиной ощущал внимание своих притихших подопечных. Все было как в кино. А они по воле случая в этом кино оказались действующими лицами.

Костюковский автомобиль стоял у развалин. Сам Костюков уже маячил на пригорочке, обозревая окружающие окрестности.

Китайгородцев в переговорное устройство:

– Выходим!

Голос Костюкова:

– Понял!

Из машины. Дверь распахнулась на ходу. С этой стороны сидел Марецкий. Он легко выскочил из салона, предупредительно протянул руку своей невесте. Златовласая Патриция царственно ступила на траву. Милиционеры с интересом смотрели на происходящее из своей машины. Китайгородцев, успевая еще прочесывать взглядом окрестности, нетерпеливо махнул служивым рукой: «Из машины!» Те вспомнили наконец инструкции, данные им при встрече на границе области. Неспешно выбрались из машины, грозно топорща по сторонам стволы автоматов.

Марецкий что-то сказал своей спутнице и с печальным выражением лица указал на развалины. И Патриция нахмурилась, склонила голову. Так они стояли довольно долго – в окружении охраны и в то же время очень одинокие, какие-то далекие, оторванные ото всех и вся.

Гулял по верхушкам деревьев ветер, пели птицы да изредка в переговорном устройстве слышался хриплый голос Костюкова:

– Чисто!

На что Китайгородцев непременно ему отвечал:

– Понял!

Это проверка связи была, привычное дело. А так – никакой необходимости. В радиусе ста метров все видно как на ладони. Ни одной живой души.

Патриция подошла к Марецкому и прижалась. Получилось очень трогательно. В такие минуты никого посторонних не должно быть рядом. Даже телохранителей.

– Теперь на кладбище? – вопросительно глянул на Китайгородцева Марецкий.

– Теперь в музей.

У охраны свой план действий и свои предпочтения. Марецкий не возражал.

Китайгородцев распахнул дверцу автомобиля. Патриция нырнула в выстуженный кондиционером салон шаловливым ребенком. Краем глаза Китайгородцев увидел, как в свою машину забрался Костюков. Черт возьми, что же он делает! Как в тот раз в аэропорту. Ну куда спешит? Расслабился. Никого вокруг – и он про бдительность забыл. Марецкий сел в машину. Китайгородцев захлопнул за ним дверцу, махнул рукой милиционерам: вперед! Тоже все делают не так, как надо. Неслаженно получается. Даром что не свои. Всё вразнобой.

Взглянул на часы. Музей уже должен быть закрыт. Как раз сегодня утром договаривались с директором. Тот обещал к двенадцати часам выпроводить из музея посетителей, если таковые там окажутся.

В салоне негромко смеялась Патриция. Смех – как звон колокольчика. Мелодичный.

– Поехали! – сказал водителю Китайгородцев.

Машина с Костюковым сопровождала их до шоссе, а после обогнала и ушла вперед. Костюков, как и было договорено, должен зачистить кладбище – пока Марецкий с невестой побродят по музею.

Телохранитель Китайгородцев:

У Марецкого нет денег… У Инны Марецкой нет денег… Таких денег… Должен быть еще кто-то… У кого деньги есть… Милицейская машина слишком медленно едет…

– Второй! Увеличьте скорость!

В колонне не привыкли ездить… Да, о деньгах… Если у Марецкой кто-то есть, может, он делится с ее братом?.. Допустим, что нет… Но он обеспечивает Марецкую, а уж она помогает брату… В любом случае – кто-то третий…

– Скажите, Игорь Александрович, у вашей сестры есть знакомые в «Сибнефтеальянсе»?

Надо было видеть, как вытянулось у Марецкого лицо.

– Что, простите?

Даже на «вы» перешел – так растерялся.

– В «Сибнефтеальянсе»…

– Да-да, я понял. У нее там друг.

– Не последнее лицо, наверное? Да?

– Вице-президент.

Просто он слишком растерялся. Настолько сильно, что его можно было расспрашивать о чем угодно, ответил бы на любой вопрос.

– Извините меня за любопытство.

Вот теперь выстраивается схема… Конечно, таких больших денег Инна Марецкая не зарабатывает… Просто помощь друга… Или любовника… Хватает всем, даже Марецкому… Нефть… Нефтяники иногда жалуются… У них дела идут то лучше, то хуже, но в целом – все гораздо приличнее, чем у остальных… Валютные дела… Непересыхающий долларовый ручеек… Вице-президент… Запросто может выделить охрану… И деньгами помогает… У него есть деньги… Много…

– Еще раз извините, Игорь Александрович. Ваша сестра летит в Германию вместе с вами?

– Вы о той поездке, что намечается у нас с Патрицией?

– Именно.

– Инна прилетит на следующий день.

– С другом?

– А какая, прости, тебе разница?

– Этот человек из «Сибнефтеальянса» летит?

Наверное, Марецкий вспылил бы, но рядом была Патриция, он сдержался и бросил коротко:

– Нет!

Патриция проворковала ему что-то нежное. Но он никак не мог успокоиться.

– Есть темы, о которых мы можем говорить. А есть темы, о которых говорить не можем.

Китайгородцев развернулся, посмотрел в глаза своему собеседнику и ответил:

– Игорь Александрович! Вашей сестре угрожает опасность. Не вам, а именно ей. Я только сейчас это понял.

Двери музея были заперты. На них табличка «Музей закрыт». Пришлось стучать. Открыл сам Андрей Андреевич.

– О! Я вас жду! Добро пожаловать!

У него был вид человека, вдруг обнаружившего на пороге своего дома нежданных гостей, каких-то очень дальних родственников, которых с удовольствием не видел бы еще долго-долго.

– Кто из посторонних в здании? – быстро спросил Китайгородцев.

– Никого! Как договаривались!

Китайгородцев подтолкнул своего напарника. Тот торопливо пошел вперед, осматривая зал за залом. Бабушки-смотрительницы бросали ему вслед испуганные взгляды. Два метра роста, широк в плечах и лицом суров.

– Сразу пройдем в ваш фамильный зал? – предложил Марецкому Андрей Андреевич.

Был вежлив, но за вежливостью что-то скрывалось. Уж не затаенное ли раздражение?

Когда-то вступил в сделку со своей совестью, уговаривая себя, что действует в интересах дела, а позже обнаружил вдруг, что сделка оказалась невыгодной и крайне обременительной. Как интеллигентный человек, он трусил, не смея дать задний ход, но и выполнением принятых на себя обязательств тяготился и теперь сердился на себя самого, на окружающих тоже, только им старался неудовольствия не демонстрировать.