Читать онлайн «Радуйся, пока живой». Страница 21

Стрелок с нежностью погладил негритянку по колену, отчего с девушкой приключилась эротическая конвульсия, и она чуть не посшибала посуду со стола.

Напротив сидел редактор независимой городской газеты «Славянский выбор» Жора Турчак и жадно прислушивался к разговору. Турчак входил в группировку Любимчика на правах обслуживающего персонала, обходился недешево, но жалование окупал с лихвой. В частности, во время предвыборной компании, когда Кешу-Стрелка вели в Думу, оказал неоценимые услуги. Котелок у него варил не хуже, чем у столичных имиджмейкеров. По уровню интеллекта его можно было сравнить если не с самим Жекой Киселем, то уж со Сванидзой точно. Единственное, в чем он, пожалуй, уступал московским коллегам, так это в лютой ненависти к россиянскому быдлу. Но это уж как талант, или есть или нет. Для предвыборного марафона

Турчак выродил гениальный лозунг: «Не хочешь подохнуть — голосуй желудком!» На красочных плакатах под портретом упитанного, с авоськами продуктов в руках Кеши-Стрелка эти слова оказывали гипнотическое воздействие. День выборов стал для Турчака днем незабываемого торжества. Городские пенсионеры и безработные среднего возраста проголосовали за Стрелка единогласно. Паралитиков и умирающих хлопцы Любимчика бережно грузили на носилки, совали в зубы пирожок с капустой (специальная спонсорская выпечка) и, плачущих от счастья, подвозили к урнам. Трогательную картинку потом несколько дней крутили по центральному телевидению, сопровождая комментариями, смысл которых сводился к тому, что прозревший российский народ никому не удастся загнать обратно в коммунистическое стойло.

Для молодежи устроили несколько пышных хит-парадов со стриптизом и с бесплатной раздачей презервативов, а прямо возле кабинки для голосования каждому вручали сувенирный пакетик с фирменными прокладками и жвачкой «Стиморол». Тех, кто по неизвестным причинам уклонялся от свободного волеизъявления, пацаны Любимчика публично избивали до полусмерти, что тоже являлось сильным пропагандистским аргументом.

Однако триумфальные выборы произвели в сознании Жоры Турчака какие-то необратимые изменения. Он решил, что незаменим, и начал то и дело залупаться. Так случилось и на праздничном ужине. Худенький, субтильный, похожий на чахоточного в последней стадии, редактор Турчак вдруг пропищал через стол:

— Господин Савва, мне нельзя будет попробовать разок после вас?

Любимчик сперва не понял:

— О чем ты, душа моя?

Очи редактора под затененными стеклами квадратных очков отчаянно сверкнули.

— С мадам Зу-Зу немножко побаловаться.

Любимчик сморщился, процедил сквозь зубы: — Опять нажрался, скотина! — и махнул телохранителям. Двое громил подняли редактора вместе со стулом, торжественно пронесли через зал и фойе и, раскачав, выкинули на улицу.

Задержались в фойе, чтобы покурить, и обратили внимание, что куда-то подевался охранник, выставленный у гардероба. Поделились соображениями.

— Шурик, поганка, опять ширяться пошел, — сказал один.

Второй ответил:

— Ничего, Савва пронюхает, ширнет ему от уха до уха.

Посмеялись. Тут к ним приблизился мужичок бомжового вида, с испуганным лицом. Неизвестно откуда взялся такой в престижном заведении.

— Не угостите сигареткой, ребятки? — проблеял жалобно.

От такой наглости громилы враз завелись.

— Ты что, придурок, жить устал?

В ту же секунду мужичок выпростал руку из рукава пиджака, в ней у него был зажат маленький, похожий на игрушечный, какие продают в «Детском мире», пистолетик. Пистолетик негромко пукнул два раза, и у громил на переносице образовалось по одинаковой крохотной дырочке. Они так и умерли, не успев докурить и не осознав, что случилось. Мужичок не дал им упасть, подхватил по одному в каждую руку и с неожиданной легкостью рывком перевалил через гардеробную стойку.

За пировальным столом разместились двенадцать человек, вся верхушка банды Любимчика, среди них была только одна женщина, Светка Преснякова, по кличке «Кузнечик», девушка фигуристая, с нежным, продолговатым лицом смуглого ассирийского типа, на котором сумрачно мерцали темные, глубокие глаза. Никому из сидевших за столом людей, битых-перебитых, катаных-перекатанных, она не уступала ни в удали, ни в уме, а по некоторым качествам многих превосходила. К примеру, это она придумала чрезвычайно продуктивный способ психологического дознания, ею же названный «игрой в камушки». Несговорчивого клиента раздевали догола, подвешивали вниз головой к железной балке, и Светка, взволнованная и одухотворенная, острым перышком искусно щекотала ему гениталии. Рядом стоял кто-нибудь из помощников в кожаном переднике и в кожаных рукавицах и сумрачно бормотал:

— Ну хватит, Светик, видишь, мальчик не понимает по-хорошему. Дай я их оторву!

Редко кто выдерживал психологическую пытку дольше пяти минут, обязательно раскалывался, подписывал какие хочешь бумаги и, если оставался в живых, в дальнейшем становился преданным Светкиным рабом. И все же в теплом, дружеском застолье она выглядела немного чужой. Сидела, глотая рюмку за рюмкой неразбавленную водку, погруженная в какие-то потаенные, поэтические раздумья. За ней никто не ухаживал — партнера для любви она всегда выбирала сама, а нарываться на ее ядовитый язычок никому не хотелось. Говорили, что батяня ее — крупная шишка в правительстве, но Светка порвала с ним всякие отношения по политическим мотивам, отказавшись от миллионного наследства. Гордая амазонка ничуть не скрывала, что ей скучно, после каждой рюмки широко зевала и на распоясавшуюся Зу-Зу смотрела с таким презрением, что, казалось, вот-вот испепелит черным огнем ассирийских глаз. Негритянка перестала вертеться и, смущенно улыбаясь, потянулась чокнуться с красивой угрюмой российской дамой, видно, угадав женским чутьем, что, не завоевав ее благосклонность, рискует сгинуть в северных широтах безвозвратно. Светка на заискивающий жест не ответила, брезгливо отвернулась, пробормотав себе под нос:

— Черная обезьяна, а туда же… лезет в дамки.

За столом на миг воцарилась гробовая тишина, пацаны, конечно, догадались, что вскоре последует за столь открыто выказанным гневом Кузнечика. За негритянку заступился Савва-Любимчик — он просто не мог промолчать, потому что именно такими маленькими дерзостями, оставленными без внимания, иногда подрывается самый прочный авторитет.

— Светланочка, — спросил озадаченно, — тебе что-то не нравится, солнышко?

Светкины смуглые щеки забронзовели, она выдержала взгляд авторитета.

— Что же тут может нравиться, Саввушка?

— Да что такое?

— Стыдно, Саввушка, перед ребятами. Как будто черную б… никогда не видел. Аж сопельки потекли. Высморкайся, родной.

На прямое оскорбление Любимчику бьшо проще ответить, чем на замаскированную издевку.

— Ты немного перепила, Светик, — сказал он мягко. — Ступай-ка домой баиньки.

— Из-за этой твари меня гонишь? — деланно удивилась Кузнечик.

— Не только, солнышко. Ты вообще последнее время стала какая-то нервная, несдержанная. Может, тебе поехать отдохнуть? Может, папочку навестить?

Света молча встала из-за стола — длинноногая, гибкая, мечта фраера — и, ни на кого не глядя, не прощаясь, поплыла к выходу.

Как раз в эту минуту в зал вошли трое официантов, она с ними почти столкнулась. Все трое незнакомые, — не те, которые обслуживали весь вечер. Света встретилась глазами с одним из них, мужчиной лет сорока, у которого из-под белой сорочки с бабочкой выпирала мощная шея, обожглась желудевым блеском и сразу смекнула, что к чему. Но сделать ничего не успела. Официант приложил палец к губам и глазами указал на дверь: мол, вали отсюда! Она поняла, что если позволит себе хоть одно лишнее движение, не проживет и минуты. С людьми, у которых такие глаза, не вступают в пререкания, им подчиняются беспрекословно. Света Кузнечик обладала безупречной интуицией, потому послушно скользнула к двери, не оглянувшись на пирующих братков.

В коридоре ее встретил сухощавый мужчина, бомж с виду, в каком-то нелепом длиннополом пиджаке серого цвета. Взял за руку, отвел в закуток под лестницей и усадил на стул. Света прикинула, не пора ли взбрыкнуть, — и решила: нет, не пора. У бомжа клешня была железная, и в чертах худого лица светилась мировая скорбь.

— Посиди здесь тихо, — сказал он.

— И что дальше?

— Через десять минут пойдешь, куда хочешь. Но не раньше. Кто будет о чем спрашивать, скажешь: привет от ‘ Сики из Дзержинского.

— Так вы, значит, от Сики? — уточнила Света. Сику Демидова по кличке «Крюшон» она, разумеется, хорошо знала. Он распоряжался на территории, куда, кроме Дзержинского, входило еще несколько районных городков, но в С. никогда не лез, у них с Любимчиком до двухтысячного года был заключен пакт о ненападении. Скреплен водкой и кровью — все, как положено. С какой стати он взбеленился? Но тут же Света вспомнила, Сика псих, отморозок, он мог что угодно учудить. Он и раньше намекал, что неплохо бы объединиться и подмять под себя всю область, но Любимчик ценил Сику невысоко, отшучивался: психи шуток не прощают. Да, подумала Света, все это похоже на правду, если бы не тот, с желудевыми глазами, который сам по себе крупнее Сики и Любимчика вместе взятых. Кузнечик была женщиной до мозга костей, она не могла ошибиться. Этот, желудевоглазый, был вообще из другой карточной колоды.