Читать онлайн «Слепой стреляет без промаха». Страница 77

Деревья сходились над их головами, словно своды старинного готического собора.

Несколько раз Лада испуганно вскрикивала, но на это были веские причины. Оба раза в сухой листве прошуршали змеи.

– Как вы только здесь ориентируетесь? – прошептала она.

– Я иду на шум моря.

– А говорили, что знаете здесь все.

Вскоре впереди послышался шелест, словно ветер шевелил тысячи бумажных листков.

– Это бамбук, – проговорил Глеб, помогая Ладе выбраться на бетонированную дорожку.

К счастью, все фонари здесь были давно разбиты, и никто не заметил их появления. В перспективе дорожка замыкалась двором перед корпусом пансионата. А там продолжалось веселье.

– Не знаю, почему я решила пойти с вами, – призналась женщина.

– Наверное, потому, что там страшнее.

Лада хотела уже спуститься с откоса, но Глеб остановил ее.

– Через бамбук мы точно не проберемся, это настоящие джунгли. Тут где-то должен быть обход.

Они дошли до сложенных из дикого камня ступенек, за которыми уже серебрилось море.

– Какой чудный запах! – Лада остановилась, вдыхая полной грудью.

Глеб поддержал ее под локоть. Лада и не пыталась освободиться.

И тогда Сиверов сказал банальную фразу. Вернее, там, на берегу моря, она не прозвучала банальной. Есть вещи, которые можно говорить только в определенное время, например, при полной луне, на берегу моря, перед восходом или после заката солнца. А извлеченные из волшебного окружения, в котором родились, эти фразы теряют свой блеск и способность очаровывать.

– Вам не кажется, что это уже когда-то было с вами? Лада тряхнула головой.

– Я всегда мечтала очутиться на берегу моря ночью и чтобы никто не мешал мечтать.

– Я мешаю вам?

Лада ступила на шуршащую гальку пляжа, сделала несколько шагов, а затем резко обернулась к Глебу.

– Как вас зовут? – спросила женщина, и по ее глазам Глеб понял, что она хочет услышать.

– Мое имя – Федор, – спокойно ответил он, а затем добавил:

– Валентину Гуковскому я назвал фамилию Южнов, но это первое, что пришло мне в голову, если принять во внимание место, где мы находимся. А настоящая моя фамилия – Гибельман.

Лада рассмеялась.

– Таких фамилий просто не бывает, особенно у людей с голубыми глазами и светлыми волосами.

– Почему? – почти искренне обиделся Глеб. – Может, я фольксдойче.

– Тогда бы вас не звали Федор.

– А если у меня отец немец, а мать – русская?

– Ладно, хотите называться Гибельманом, так называйтесь. Но только должна заметить, это довольно мрачная фамилия.

– А Южнов вам больше нравится?

– Мне больше нравится Сиверов, – испытующе глядя на Глеба, произнесла Лада.

– Сиверов – это уж слишком похоже на татуировку на руке у какого-нибудь забулдыги.

Глеб подошел к женщине и сделал приглашающий жест рукой, предлагая ей пройти по пляжу дальше.

– Куда мы идем? – спросила Лада, но в голосе ее не слышалось и тени опасения.

– Подальше от людей.

– Вы называете их людьми?

– Только потому, что нашел среди них вас.

– А вы не разучились делать комплименты.

– Лада, вы говорите так, словно знали меня раньше.

Женщина прошла несколько шагов в задумчивости и остановилась у самой кромки прибоя. Волна подкатилась к ее ногам и с шумом ушла назад в море.

– Мне кажется, я знала вас когда-то. Во всяком случае, мне так легко с вами. Давайте перейдем на «ты».

– Тебе будет так легче? – спросил Глеб почти шепотом.

– Идем, – произнесла Лада, сняла туфли и, держа их в руке за ремешки, пошла босиком по воде.

Они обогнули несколько каменных глыб и оказались у небольшой уютной бухточки, где, обложенный камнями, еще тлел костер. Угли уже успели подернуться черной сеткой пепла, и только ветер, иногда налетая на кострище, выдувал из-под черных угольев маленькие синие язычки пламени.

Женщина присела на камень, и ее лицо то выхватывалось из темноты призрачным светом, исходящим от тлеющих углей, то вновь терялось во мраке.

– Почему ты оказалась с Валентином в этой довольно странной компании? – спросил Глеб.

– А ты, Федор, что, журналист, и решил вот таким способом выведать у меня кое-что для очередной статьи?

– Мне просто интересно. Я абсолютно случайный человек, хотя и меня не покидает чувство, что знал тебя раньше.

– Это банально, – рассмеялась Лада.

– Да, но не на берегу мори, когда смотришь в темноту.

– Ты смотришь на меня, – сказала женщина. – А ты?

– А я боюсь, что ты это заметил.

– Я знаю о тебе немного больше, чем ты думаешь, – признался Глеб.

– И что же?

– Например, я знаю, что твой отец был крупным партийным чиновником.

– Да? – чуть слышно произнесла Лада.

– И если тебе теперь приходится быть в компании вместе с Валентином, то скорее всего, он уже умер.

– Два года тому назад, – негромко произнесла женщина, а затем вскинула голову и посмотрела в глаза Глебу.

Тот выдержал ее взгляд.

– Ты прав. Я должна тебе рассказать о себе, хотя бы в благодарность за то, что ты подарил мне этот вечер.

– Уже ночь, – напомнил Глеб.

– Подарил ночь – это звучит двусмысленно, – женщина улыбнулась и протянула к костру руки. – Сперва все шло довольно хорошо. Отец успел приготовить себе запасной аэродром прежде, чем потерял должность. Он, как и большинство его друзей, занялся банковским делом. Меня мало интересовало, что там отмывается – партийные деньги или криминальные. Как ты, думаю, успел заметить, Федор, я не из тех людей, которые задумываются, откуда берутся деньги. А затем появился Валентин. Отец с годами сдал, и тот все больше и больше прибирал дело к своим рукам. И вот однажды вечером отец пожаловался мне, что уже не может уследить за всеми операциями банка. А потом у него случился сердечный приступ. Такое бывало и раньше, я, честно говоря, не сильно беспокоилась и даже позволила себе пойти в гости к одной из своих подруг и осталась у нее ночевать в то время, когда отец был в больнице. А наутро, когда пришла проведать его, узнала, что он скончался. Ты не подумай, я очень любила его и даже не подумала о деньгах.

Прошло еще две недели, когда я поняла, что мне больше не на что жить. И тогда я пришла к Валентину, абсолютно не представляя, каким образом могу получить хоть что-то из отцовских денег. Он показал мне какие-то документы, убеждал, что отец ничего, кроме зарплаты, в правлении банка не получал и не владел никакими акциями. Короче, он довел меня до слез и дал понять, что без него я и гроша ломаного не стою.

– А потом? – поинтересовался Глеб.

– А потом он предложил встретиться в ресторане и обсудить наши дела не в такой официальной обстановке.

– И ты, конечно, согласилась?

– А что мне оставалось делать? Это вам, мужчинам, жить легче. Каждый из вас способен, если захочет, сделать свою жизнь сам.

– Ты тоже сделала свою жизнь сама.

– Но назвать это жизнью довольно сложно. Нет, ты только не подумай, Федор, я не жалуюсь тебе. Ты сам просил рассказать, хоть я понятия не имею, на кой черт тебе сдалась моя исповедь. Другой бы на твоем месте, думаю, уже воспользовался бы моментом…

– Ты только не говори, Лада, «моей слабостью».

– Нет, к любви я отношусь прагматично. И если отдаюсь мужчине, то не пытаюсь представить дело так, будто бы только он один получает удовольствие.

Глеб хотел услышать от Лады другие слова и понимал, что эти слова готовы сорваться у нее с губ, она только прячется за грубостью, представляя себя цинично-раскрепощенной.

– А ты хотела бы изменить свою жизнь?

– Это невозможно, – усмехнулась Лада. – Слишком я люблю деньги и спокойную жизнь.

– Спокойной твою жизнь назвать трудно.

– Это только сейчас. Надеюсь, мне все-таки удастся вырвать у Валентина свои деньги, и тогда я пошлю его к черту.

Лада зябко повела плечами, и это не могло укрыться от Глеба. Все происходило не совсем так, как ему мечталось. Слишком уж буднично и откровенно.

Он поднялся, подошел к женщине и обнял ее за плечи сзади. Та запрокинула голову и приоткрыла губы. Глеб наклонился, поцеловал ее, почти не испытав при этом возбуждения.

– Я тебе не нравлюсь? – спросила Лада.

– Ты мне не нравишься такой.

– Какой именно? – Лада прикрыла глаза. – Я умею быть разной, ты только подскажи.

– Все нужно делать так, словно это происходит впервые, – Глеб прикрыл глаза и его руки скользнули в разрез ее рубашки.

– Тогда это называется обманом, – Лада перехватила его руки и прижала к своей груди. – Можно притворяться сколько угодно, но новизна чувств никогда не возвращается.

– А ты задумайся, – посоветовал Глеб, – вспомни, как это было в первый раз.

– Ты начинаешь меня испытывать, – шепотом отвечала женщина, – но только запомни, если я вернусь в памяти в прошлое, то меня не будет здесь, с тобой.