Читать онлайн «Продолжение следует, или Воронежские страдания». Страница 31

Так отчего же, в таком случае, не могло случиться, скажем, следующего? Настя сама говорила, что не раз заходила вместе с Симбой в кафе, где обычно обедают студенты — и вкусно, и не дорого. И на нее там тоже косо посматривали некоторые молодчики, одетые в черные кожаные куртки. Осуждали, конечно, только она плевала на их косые взгляды. Но ведь это ж — Россия! Мстят-то кому? Девице, что ли, которую наверняка соблазнил проклятый негр? Нет, ему, разумеется: что-нибудь вроде «Руки прочь!»

Дальше, студенты через этот пресловутый парк поодиночке давно уже стараются не бегать, и это известно. А тут — один! Ну как отказаться вынести «справедливый» приговор негру, посягнувшему на честь русской девушки, и все такое?.. То есть, если иметь в виду чисто случайный фактор, расклад мог выглядеть и таким образом.

И тогда все возвращается на круги своя: погибни там, на дорожке, обыкновенный студент — рассматривалось бы как бытовое преступление, хулиганство и прочее. Но убит иностранец, оказавшийся на его месте, — и это уже, как ни крути, — политика.

И еще к одному «открытию» пришел Антон. Когда Джума расспрашивал в общежитии про тропинки, по которым бегают студенты, кто-то из ребят на клочке бумажки изобразил, как проще пройти. Так эту бумажку потом действительно нашли в кармане дипломата, но никто из оперативников не мог понять, что на ней изображено, — какие-то черточки, перекрестия, линии, уголки, — может, значки какие-нибудь специфические, африканские? Или что-то связанное с наркотиками, мало ли, какие у них бывают обозначения? И на этом основании немедленно возникла и утвердилась в сознании милицейского руководства вполне подходящая версия о том, что происшествие связано с наркотиками и разборками между местными и приезжими наркокурьерами. Ну ничего, слава богу, хоть теперь выяснилось, а то ведь всерьез версию разрабатывали. А как же! Налицо такие факторы, как нигерийские «глотатели», как тайная встреча в темном месте темной ночью, закончившаяся кровавой разборкой, как неистребимая проблема наркомании среди студентов и так далее… Как, к примеру, и вечная тяга властей предержащих отбиваться от обвинений в свой адрес в политических пристрастиях и антипатиях весомым, естественно, контраргументом, типа: «А вы сами на себя посмотрите!»

И, наконец, последний вывод, который сумел сделать для себя Антон, касался непосредственной работы самих оперативников. Ну понятно, да и винить их нельзя, что они не знают ни английского, ни суахили, но русским-то разговорным хоть владеют?! Так почему ж они так долго не могли разыскать Симбу, который все последние дни никуда вообще не отлучался, а был либо на факультете, либо в общежитии, либо в пивном баре? Не могли объяснить внятно, кто им нужен? Так у русских бы спросили. Нет, тут все-таки имела место какая-то бредятина. Или же у оперов превалировала в сознании своя собственная версия — наркотики, наличием которой так просто и легко все объяснялось. Вот они и подлаживались под эту версию, отметая, с их точки зрения, ненужные факты, мешающие стройности вполне заурядной и, вероятно, устраивающей их непосредственное начальство идеи. В связи с которой довольно нетрудно переложить ответственность со своих плеч на «родственные» — из Управления Федерального агентства по борьбе с наркотиками, например.

А что делать, ничего ведь исключить нельзя. Человеческая душа — сказано — потемки, а что — на душе у замотанного оперативника?.. Вопрос на засыпку.

С таким вот грузом сведений и прибыл в прокуратуру на вечерний совет Антон Плетнев, пришедший к твердому выводу о том, что искать преступников надо на уровне бытового неприятия чернокожих иностранцев в молодежной среде, которая, со своей стороны, вполне может «подогреваться» некими вдумчивыми старшими товарищами. Что ж получается, все-таки политика? Да куда ж от нее деваться, будь она неладна…

Щеткин, в свою очередь, занимался всякими службами, отвечавшими за порядок в гаражном кооперативе и вокруг него, на территории районных властей.

Это председатель кооператива с помощником, он же — секретарь, которые ничего и слыхом не слыхивали о происшествии на их подведомственной территории. Словно глухари на току. С ними — понятно.

Это гаражные сторожа. Днем они по очереди несколько раз обходят территорию гаражей, а ночами сидят безвылазно в своей будке у ворот, которые лично открывают и закрывают, зная, таким образом, кто и когда приезжает и покидает свой бокс. Никитыч — крепенький обросший мужичок с костылем, дежуривший в ту ночь в сторожке, где имеется и телефонный аппарат, тоже никуда не выходил и ничего не слышал. Так он уверял.

Петр позволил себе усомниться. Наугад, навскидку. Ну, подсочинил маленько. Мол, драка была громкая, кричали. Есть свидетели, которые слышали. А он, сторож, которому положено бдеть, и — не в курсе? Так быть такого не может, значит, либо спал, что запрещено служебной инструкцией, либо отсутствовал, что вероятнее. Сошлись на том, что — вероятно. Ну да, отлучался ненадолго — да в магазин ночной, вон там… За заваркой в пакетиках сбегал. Петр представил себе, как «бежал» этот хромой сторож за пакетиками с чаем, когда возле ножки стола аккуратно пристроилась опустевшая поллитровка.

Нет, ну раз уж заговорили, так чего останавливаться-то? Уходя, он помнил, прикрыл дверь за собой, но запирать не стал — тут же близко, да и брать нечего, спиртного-то уже не было, закончилось. Ну правильно… А когда вернулся, решил, что дверь ветром приоткрыло. Тугую дверь. Порывом ветра, стало быть. Чего ни случается, однако…

Петр понял, к чему пришел. Видно, кто-то из двоих — бывший медбрат Свиридов либо его напарник по несчастью — заглянул сюда, воспользовавшись отсутствием сторожа. Всего и сделал-то один короткий звонок, и убежал, чтоб тот же сторож потом не обвинил его в краже чего-нибудь важного из неохраняемой сторожки, где в застекленном шкафчике на стенке висели на гвоздиках разнообразные ключи от замков. Наверняка хозяева держали здесь дубликаты ключей от своих гаражей — на всякий случай, мало ли? Многие так делают…

А в протоколах допросов тех бомжей, помнится, даже и не прозвучал такой вопрос дознавателя: «Вы не пытались дозвониться в милицию?» Их не спросили, они и не ответили. Потому что дружно ничего не знали о ночном убийстве. Ясное дело, тут только заикнись, по всяким милициям затаскают.

И, наконец, последний объект на сегодняшний день — это все тот же, известный уже участковый уполномоченный, для которого гаражное хозяйство с его многочисленными боксами, старыми машинами, хламом внутри и прочими нарушениями — кость в горле порядка. И драки, и поджоги, и даже лихие угоны машин, что называется, из-под носа зазевавшихся хозяев — вон сколько грехов таит в себе и распространяет по округе такое плохо управляемое хозяйство. Короче, сносить надо поскорее всю эту богадельню, а на ее месте строить добротное, современное здание, куда и машин-то войдет вдвое больше по количеству, и культура обслуживания придет. Только никому до этого «рассадника» до сих пор дела нет. Какой конкретно «рассадник» имел в виду капитан милиции, было понятно. Даже проституток приходилось из боксов вытаскивать. А про бомжей и говорить нечего, так и пасутся… Одно слово — «рассадник».

Пусть все так, но кто-то же слышал крики, а то и видел преступление! Знает, что убили человека, сам же и милицию вызвал. Это — логично, конечно, но надо подумать. Есть тут некоторые… Капитан и не скрывал своего откровенного презрения к этим «некоторым», но обещал пошарить, поспрашивать. А Петр остановился на варианте все с теми же двумя бомжами. Вот их и надо срочно доставать.

Он объяснил капитану Егорову, почему пришел к такому выводу, — тот ведь не был на совещании в прокуратуре и не знал еще, что его сообщению о бомжах придано такое серьезное значение. Значит, как трактует армейский закон? Не давай советы начальству, ибо оно тебя же и заставит их выполнять. Короче, ищи, капитан, да побыстрей, своего медбрата Свиридова.

Прояснился, по мнению Щеткина, и вопрос о том, с какого аппарата звонил неизвестный свидетель, поскольку возле гаражей телефонов-автоматов не было, то есть один-то был, но в сторожке, а бежать метров триста-четыреста до ближайшего ночного магазина, где висел телефон, чтобы просто позвонить в милицию и не отозваться самому, вряд ли бы стал кто-то из местных жителей. Позвонил бы уж из дому. Да и фраза-то сказанная была странной, записал ее дежурный, прежде чем послать наряд: «В гаражах черного убили!» Значит, получается, свидетель видел конкретного человека, которого убивали. А вот на вопрос: кто звонит и о каких гаражах идет речь, телефон ответил частыми гудками. И это теперь очень даже понятно. Бомж — свидетель, для того же Свиридова это уже — слишком. Кабы не случилось убийство той бомжихи. Случай, опять же…

Участковый, соглашаясь с москвичом, только качал головой, удивляясь, почему сам не додумался. Так же все просто получается!