Читать онлайн «Зона для Сёмы–Поинта». Страница 50

— Служу Советскому Союзу! — выпрямившись по стойке «смирно», тихо, но торжественно произнес Иннокентий: в этот момент он четко почувствовал свою необходимость и полезность в этом не простом мире.

С назначением Тимки–Хитрована на должность заведующего складом колонии, замполит Добролюбов угадал на все сто процентов.

На вещевом складе, вероятно впервые со времени его открытия, был наведен такой порядок, что Тимка–Хитрован мог бы с закрытыми глазами найти в нем любую вещь. А вскоре, когда освободился дневальный карантинного барака, замполит Добролюбов, воспользовавшись тем, что полковник Черемных находился в командировке и вместо себя оставил исполняющим обязанности начальника колонии его, взял да и назначил Тимку–Хитрована рулить еще и карантинным бараком. А во временном приказе по колонии, вместо дневального обозвал его завхозом карантинки.

Когда начальник колонии приехал и «доброхоты» поспешили ему доложить о новом, как они выражались, «экскрименте» замполита, он сразу вызвал Добролюбова «на ковер». Однако вместо разноса, как предполагали противники, полковник, выслушав доводы своего заместителя по политиковоспитательной работе, неожиданно встал на его сторону и одобрил его решение совместить должности завскладом и дневального карантинки.

Во–первых, для экономии заработной платы, что немаловажно, во–вторых, вновь прибывшие в колонию зэки «красной нитью» связаны с вещевым складом. Черемных даже согласился на то, чтобы внести в штатное расписание новое название должности и дневальный стал завхозом, о чем в тот же день и был объявлен приказ.

Совпало так, что тот день как раз и оказался днем, за которым следовал Праздник Победы. И полковник в присутствии всей администрации колонии торжественно вручил замполиту погоны капитана.

— Поздравляю, товарищ капитан! — торжественно произнес полковник Черемных.

— Служу Советскому Союзу! — не менее торжественно, но более громко, выпалил Добролюбов.

— Вот товарищи, с кого нужно брать пример! — серьезным голосом произнес полковник. — Вместо подковерных игр в колонии и желания показать, кто круче и у кого толще, капитан Добролюбов тихо и спокойно делает свою работу, которая высоко оценивается не только мною, но и высшим руководством нашего ведомства! Еще раз поздравляю вас, товарищ капитан, с новой звездочкой, а весь наш коллектив с Великим Праздником Победы нашего народа в войне с фашистскими оккупантами! Ура, товарищи!..

С Тимкой–Хитрованом Иннокентий Добролюбов угадал и во второй раз, вернее, не угадал, а точно прочувствовал, что его подопечный несколько заскучал на своей должности. А дело в том, что новоиспеченный завскладом, наладив четкую работу своего участка, действительно откровенно заскучал: рутинное болото просто выматывало его, столь деятельного парня. Никакого общения, никакого движения: предыдущий день ничем не отличался от последующего. Основная нагрузка ложилась только на те дни, когда подходил срок обмена изношенной одежды или постельных принадлежностей.

Да, должность заведующего складом была блатной и, как правило, относилась к тем должностям, которые назывались «кумовскими». Почему «кумовскими»? Да потому что почти все блатные должности находились в ведении заместителя начальника по оперативной работе, то есть старшего Кума колонии.

Тимка–Хитрован, порядочно отсидев в местах не столь отдаленных, отлично понимал, что долго удержаться на этой должности можно только двумя путями: либо стучать на всех и вся, либо сделать так, чтобы все противоборствующие стороны руководства колонии ощутили его полезную работу. Стучать он не мог: это противоречило его жизненным принципам. А потому он понял, что должен стать незаменимым, полезным для всех, чтобы его оставили в покое. Но эту полезность особенно должны ощутить две главные противоборствующие стороны: оперативники и сотрудники по режиму.

Короче говоря, он обязан стать нужным и незаменимым, как для одних, так и для других.

Конечно, первое время то старший Кум, то заместитель по режиму просто заколебали своими проверками его участка работы, но когда им так ничего и не удалось обнаружить, они решили по-тихому подбросить ему компромат, при помощи которого сам начальник колонии не решился бы вмешиваться в «оперативные» дела и защищать замполита.

Но Тимка–Хитрован за долгие годы отсидки слишком хорошо изучил методы работы оперов и режимников, а потому в сложившейся ситуации придумал единственный выход, который мог помочь ему не только сохранить свою должность, но и избавиться от усиленного надзора над своей персоной с обеих противоборствующих сторон. Он взял и столкнул лбами оперативников старшего Кума и сотрудников заместителя по режиму.

Причем он проделал это столь виртуозно и тонко, что каждый из противников был твердо уверен, что именно противоборствующая сторона первой нарушила негласный нейтралитет. И этим Тимка–Хитрован надолго поссорил между собой два конфликтующих между собой ведомства. Причем каждый из них был твердо уверен, что Тимка- Хитрован работает именно на него и ни на кого другого.

Да, недаром его окрестили Хитрованом!

Конечно, Тимке–Хитровану приходилось вертеться на грани фола и, как говорится, ходить по лезвию бритвы, но это ему как раз и нравилось. От этого он получал настоящий кайф! Да, он часто пытался сохранить, в крайнем случае, хотя бы нейтралитет, и, нужно отметить, иногда ему это неплохо удавалось.

Но кроме ментов были еще и собственные течения внутри спецконтингента, а с ними уже все обстояло гораздо серьезнее. Здесь нужно было быть столь осторожным, чтобы, как говорится, и комар носа не подточил.

Автор уже рассказывал ранее о специфике жизни в местах не столь отдаленных. Порой за колючей проволокой от просто плохого настроения: не выспался или с кем‑то цепанулся, может зависеть не только чье‑то здоровье, но даже и человеческая жизнь.

К примеру: старший нарядчик не всегда ладит с шеф–поваром, а заведующий клубом часто недолюбливает заведующего библиотекой, и между ними, едва ли не открыто, ведется война, вспыхивает ревность к отношениям замполита и его соперника, который, как ему показалось, неожиданно проявил к тому большее внимание, чем к его особе.

Да иногда даже и завхозы отрядов между собой пытались что‑нибудь делить: возможность первым получить у шеф–повара пайки на отряд, получить лучшие постельные принадлежности, мыло на складе, быть вызванными первыми на просмотр фильма, да мало ли еще чего?

А все эти недоразумения и столкновения между ними часто провоцировались самими ментами, которые специально старались выделять сначала одного, потом другого из противников, используя старое как мир правило: разделяй и властвуй.

Дело в том, что в местах лишения свободы личные отношения очень много значат, и они всегда связаны с привилегиями, которыми может обладать тот или иной заключенный в колонии.

Привилегия за колючей проволокой то же самое, что деньги на свободе: ни первого, ни второго много не бывает — хочется все больше и больше!

«Всяк человек слаб и ничтожен!»

Так сказал один из великих русских классиков.

Вероятнее всего, он имел в виду человеческие слабости, до поры до времени, скрываемые даже от самого себя.

Автор считает, что в замкнутом, то есть лишенном свободного общения с внешним миром, коллективе все человеческие слабости обостряются до наивысшего предела накала человеческих страстей.

Ведь любой коллектив: будь то детские ясли, средняя школа, высшее учебное заведение, армия, тюрьма — все они являются полноценными коллективами. И все эти обособленные, то есть замкнутые в ограниченном пространстве, коллективы — и являются сутью самой страны, ее обнаженным срезом, с единственным дополнением: все пороки, присущие данной стране, данной нации, обнажаются до максимального предела в подобном замкнутом коллективе.

Особенно в таком коллективе, в котором насильно насаждается дисциплина и порядок, наиболее и склонен к насилию. Прошу извинить за тавтологию.

И такими замкнутыми коллективами, где нервы обнажены до самого предела, порой до настоящего взрыва, являются армия и тюрьма! Первый страшен тем, что официально обладает оружием, второй тем, что таким людям нечего терять, кроме своих цепей!

Тимка–Хитрован и замполит, если подходить с философской точки зрения, были яркими представителями двух противоборствующих классов: условного класса угнетателей и условного класса угнетаемых. Однако и тот и другой переросли свое окружение, это уже были люди новой формации, с новым, развитым мышлением.