Читать онлайн «Открытое окно». Страница 13

Автор Анджей Пивоварчик

– Ты так считаешь?… Ладно. Если мне твое «открытие» понравится, я его обдумаю. Давай спать! – сказал я и спокойно положил трубку.

Убитый коллекционер, конечно, знал, что происходит в филателии на Западе. Он был, как я понял из рассказа вдовы, истинный коллекционер: охотнее менял, чем продавал.

Не исключено, что он, солидный филателист, кое-что доставал на Западе для своей коллекции, ну и что-то отдавал взамен.

Правда, строить какие бы то ни было гипотезы было еще рано. Нужно было просто анализировать факты.

А их не так уж и много: убийство, пропажа «Десяти краковских крон» – самой дорогой и редкой польской марки; помимо «Десяти крон», была украдена коллекция «За лот», затем на следующий день (когда я получил по голове) пропали классические марки на 15 миллионов франков, описанные в «The Rarest Stamps».

Некоторые моменты заставляли задуматься.

Ведь в первый день убийца выкрал лишь польские марки: более тысячи экземпляров марок «За лот» и «Десять краковских крон». Большинство экземпляров «Краковских крон», как проинформировал нас доктор Кригер, уже давно уплыло за границу перед войной и во время войны. За границей о них чаще говорят, чем в Польше, и там их легче достать, чем у нас…

В то же время иностранные марки-классики определенно представляют за границей гораздо большую ценность, чем в Польше. Судя по каталогу Скотта, нужно десять «Краковских крон», чтобы получить «Женеву» № 12 А 7, которая исчезла из коллекции на следующий день после убийства.

Если бы убийца был иностранцем, ход его мыслей был бы примерно таким: «Сначала „Женева“, а потом „Десять краковских крон“. Сначала он подумал бы о марках кантонов Швейцарии, а потом уж о польских марках, сбыть которые на Западе труднее. Значит, будь это иностранец, последовательность краж была бы иной.

Напрашивался вывод: убийство совершил не иностранец. Принимая во внимание ценность украденных экземпляров, следовало предположить, что убийца постарается выехать за рубеж. Таким образом, ключ к решению загадки – в стране!

Было около двух часов ночи. Поскольку я пришел к кое-каким выводам, определившим направление моей деятельности, я стал думать о… собственной коллекции. Ее основу я заложил двумя сомнительной ценности марками из серии «Колумб». «Симпатичный» мошенник выманил у меня два чудесных экземпляра «За лот». Обвел меня вокруг пальца.

«Не везет мне с филателией! Не везет с самого начала!» – вспомнил я происшедшее со мной на вилле.

Следуя программе-минимум, я должен был продолжить разговор с вдовой, которая, как я был уверен, не все еще рассказала.

На следующий день, доложив в управлении о своем выходе из больницы и переговорив с моим дорогим шефом, я сразу же направился на место преступления.

Наш агент-наблюдатель якобы чинил уличные фонари, находившиеся недалеко от виллы. Он издали махнул мне рукой. Взглянув на его физиономию, я понял, что на вилле ничего интересного не случилось.

Почти у самой калитки я столкнулся с почтальоном, которого немного знал.

– Я получил квартиру в этом районе, – ответил почтальон на мой вопрос о причине его исчезновения с Горносленской.

Завязалась короткая дружеская беседа.

– Закурим?

– Закурим… А вы, капитан, почему здесь? Каких-нибудь бандитов ищете? – спросил почтальон.

– И да и нет… Скажите-ка мне лучше, что вы знаете об убитом? – кивнул я в сторону виллы.

– Что? Был страшным скрягой. Ну конечно, жаль человека. Сколько мне приходилось таскать ему каждый день книг, разных газет и журналов!.. Он получал корреспонденцию со всего мира.

– А после убийства?

– За последнюю неделю? Два заказных письма из Америки. Я запомнил это потому, что расписалась за них вдова, а мне за это нагоняй дали. Эх, капитан, если б я знал, что вы интересуетесь этим убийством, я бы повнимательнее присматривался ко всему, что с ним связано.

На всякий случай я попросил почтальона, если он что-нибудь заметит, срочно сообщить об этом в районный комиссариат.

Я вошел в виллу.

Несколько минут спустя я уже разговаривал с вдовой и поинтересовался, не получала ли она после смерти мужа корреспонденцию; она ответила, что получила брошюры, газеты и журналы.

– А писем не было? Из-за границы? – уточнил я свой вопрос.

– В последние годы муж резко сократил переписку. Письма получал редко – одно-два в год. Вчера я вам уже говорила об этом…

Не верить почтальону у меня оснований не было.

И вдруг я подумал: а не позвонить ли полковнику и не попросить ли у него разрешения на обыск квартиры? Но… этого позволить себе я не мог. Мои познания в области филателии были слишком ничтожны.

Ведь если вдова сама замешана в убийстве мужа (чего только на свете не бывает?!), то я спугну ее и восстановлю против себя. А мне нужно не только найти убийцу, но и разыскать марки.

Я расспрашивал ее об альбомах, о коллекции марок. В комнате было много стеллажей с книгами, целая библиотека. На мой вопрос о книгах, заданный без всякой цели, вдова ответила:

– Это не художественная литература. У мужа не было любимых писателей. Это все старые каталоги, периодические издания, монографии и ценники со всего мира. Они ему нужны были для коллекционирования и систематизации марок разных стран. А в письменном столе лежат кварцевая лампа и разные приборы для определения подлинности марок.

Мы начали один за другим просматривать альбомы. Я хотел составить точную опись украденных марок. Предварительная опись, сделанная НД с доктором Кригером, была неполной.

Мне пришлось записывать то, что со знанием дела диктовала вдова, и я выступал лишь в роли… секретаря.

Через несколько часов выяснилось, что убийца выкрал из шестидесяти восьми больших альбомов 417 марок стоимостью более 40 миллионов франков по Иверу, то есть на 600 тысяч долларов, согласно каталогу Скотта. Это было значительно больше, чем я подсчитал дома.

Затем я занялся описанием коллекции «За лот». Вдова называла эту коллекцию в соответствии с номенклатурой всех каталогов «Польшей № 1». Это была коллекция, составленная по номерам штемпелей гашения, которыми пользовались почтовые отделения всей страны в период обращения этих марок. Номеров штемпелей было более трехсот. Каждое почтовое отделение имело свой номер. В тот период на штемпелях не ставили названия местности, где находилось почтовое отделение.

– Эта коллекция была наиболее полной. В нее входили даже две разрезанные марки «За лот». А их осталось не больше пяти или шести штук во всем мире. Господин Рахманов – коллекционер мирового масштаба из Нью-Йорка – имеет только сто восемьдесят семь номеров штемпелей гашения. Немногим больше в коллекции Стечинского из Чикаго и Бояновича в Англии. Они переписывались с мужем.

Момент был удобный для того, чтобы поймать на слове вдову, уличить ее во лжи.

– Ваш супруг действительно не хранил никаких писем? Даже из Нью-Йорка, о которых вы только что упомянули?

– Нет. Никаких… Он лишь вырезал марки и складывал их отдельно. Вон там, на письменном столе, стоит шкатулка с марками. А письма сжигались в тот же день на кухне. Мой муж был педантом. Он говорил, что в доме и так слишком много хлама!

Я взял из шкатулки горсть марок и рассмотрел их.

«Она говорит, что письма он получал редко, одно-два в год. Откуда же марки со штемпелями: „Haifa. 10.V.1959“, „Treuen. 16.V.59“, „Huskvarna. 3.V.59“, „Bedcar. I.V.59“, „San Francisco. 11.30 a. m. May 7, 1959 Calif“, „Steyer. 14.V.59“, „Hamburg, 1.13.V.59“, „Anna III. May 3.2 p. m. 1959“?»

– А эти марки откуда? Их вашему мужу кто-нибудь подарил?

– Нет-нет, – ответила вдова и вдруг побледнела.

Она сообразила, что я рассмотрел штемпели на марках и понял, что ее муж получал письма часто и даты на штемпелях совсем свежие.

– Итак… скажите мне, пожалуйста, почему вы солгали?

Она побледнела и опустила глаза.

– Когда солгала?

– Когда я спросил о письмах. Ведь это можно легко проверить. На марках я видел даты. Расскажите мне всю правду.

Вдова опустила голову.

– Хорошо, я скажу вам правду. Поверьте мне, мы не продали за границу ни одной марки. Если он что-то обменивал, то лишь на марки большей стоимости. Я хорошо знала мужа и ни на миг не могу допустить, чтобы кто-то когда-нибудь обманул его или провел… Существуют правила, ограничивающие обмен с заграницей. Вы, не имея понятия о марках, можете подумать, просматривая письма, что здесь проводились бог знает какие сделки. Язык, на котором пишут филателисты, может показаться шифром, скрывающим биржевые тайны. Поэтому на днях я все письма уничтожила. А пепел еще в печке, если хотите, можете посмотреть.

– И уничтожили следы, по которым я, быть может, установил бы имя убийцы! Вы боялись, – кивнул я на шкаф, – что финансовые органы наложат запрет, как только будет установлено, что коллекцию ваш муж собирал не совсем легальным путем, заключая подозрительные сделки? Какие марки из альбомов вы взяли?