Читать онлайн «Содом Капустин (Поэма тождества)». Страница 13

Пока шло преобразование двора в путаницу канатов, нарядные вертухаи, размахивая харалужными, савроматскими и пламенеющими мечами, с протазанами, гвизармами и бердышами на перевесах, на перевязях и в голых руках, бегали между зеками, играя в прятки, используя арестантов как прикрытия. Некоторым осужденным в процессе игрищ снесли головы, плечи и лопатки, но тут же находился сосед, который чиркал огненным, ледяным или терракотовым пальцем по остаткам одеяла, затем по линии разреза и невзначай порубленные хозобозники обретали прежние цвет, форму и размеры. Устав, вертухаи побросали амуницию, реквизит и бутафорию прямо на чертополох, репей и верблюжью колючку, в изобилии, в клумбах и в фонтанах росшие по всему двору, и задумались над новым развлечением, как философичный осел, не видя разницы между охапкой сена и ее отражением в зеркале выбирает с какой из них начать свой ужин, или поляризованный фотон, встретив потенциальную яму, высчитывает вероятность туннелирования сквозь, возвращения назад или попадания в нее. Их новым развлечением оказался ты.

Ты недвижимо стоял там, где тебя оставил медбрат, уже резво карабкающийся по оконным решеткам и передающий за мзду сообщения из одной хаты в другую. Ты бы не удивился, если бы узнал, что платой за транспортировку информации медбрат выбрал слова, вырезая каждое четвертое, кастрируя каждое третье и цензурируя каждое второе.

Охранники, потрясая полотнами двуручных пил, шелка и электрических железных, стальных и медных дорог, обступили тебя, преследуя свои бесстыжие, фривольные и неконтролируемые желания, как волшебный коршун, залетев слишком далеко в открытый океан, на пределе сил гонится за лебедью-оборотнем или зайчик от часов монотонно вяжущей многометровый шарф бабушки ищет глаза читающего напротив неё пассажира. Без лишних рассусоливаний, заминок и разминки они повалили тебя на мураву и, расстегнув ширинки, распустив мотни и приподняв килты, вывалили на тебя все шесть своих щетинистых, морщинистых и узловатых пенисов.

Ты покоился на спине, как павший от паразониума неграмотного сотника Архимед, как Боромир, утыканный стрелами орков, как раненый при Аустерлице молодой русский граф, и в глазах твоих отражались, вместо великих полководцев, исполненного долга или гениальных геометрических прозрений, лишь приниженные своей легкодоступностью члены вертухаев. Если бы ты обращал внимание на происходящее с тобой, то ты бы, наверное, принялся вырываться из рук, что не держали тебя, из стен, что не ограничивали твоей свободы и из мира, который хотел, но не мог стать для тебя ареной битвы. Но ты лежал смиренно, расслабленно и бездыханно, а очи твои, не отрываясь, созерцали лишь твой гибельный плод – твою грядущую в вечность книгу, что изничтожит лживые тела своих прочитателей.

Призывно, противно и похотливо хохоча, вертухаи водили своими срамными удами по твоему лицу, тыкаясь, словно стволами аркебуз, кулеврин или пищалей в твои губы, щеки и подбородок, а их отверстые жерла мочеиспускательных каналов, проток и рукавов точили, резали и фрезеровали слизь, хламидий и бледные, загорелые и обгоревшие спирохеты. Предварительные ласки завершились очень быстро, едва лингамы набухли, ощерив доселе скрытые в складках кожи, корост и бородавок прободные язвы, откуда столетия назад вывалились вживлённые под кожу шары из гранита, базальта и асбеста, в которые вставлялись фигурные, атлетические и декоративные штанги, гантели и гири, куда продевались сделанные из козьего пуха, свиных хвостов и колонковых вибриссов усики, бакенбарды и бородки клинышком, призванные возбуждать простаты, сложнаты и клатраты насилуемых ими врагов, зеков и прочих захваченных в заведомо неравных схватках контрибуций. Декларируя, делегируя и профанируя искусства камасутры, домостроя и Книги перемен, уроков и ответов, вертухаи приблизили к твоим ресницам на верхнем, нижнем и третьем веке уздечки, попоны и сёдла своих возбуждённых членов так, чтобы те щекоча, доставляли владельцам гениталий наивысшее наслаждение, усладу и помутнение рассудка.

Вскоре, не выдержав сладостной пытки, прекрасного терзания и безбожного страдания, выпавшего их членам, закаленные в сечах со слабейшими, в избиениях младенцев и битвах с тростником воины одновременно эякулировали, покрыв маской из комковатой, с синими кровяными прожилками и красными антителами спермы твоё лицо. Твоё тело, уже съевшее собаку, тапира и мангуста на таких экзекуциях, отреагировало сразу, автоматически и без излишней в данной ситуации рефлексии. Пока твоя кожа на лице, теле и ступнях лихорадочно впитывала соки тестикул вертухаев, как, давясь и кашляя, поедает содержимое третьей миски вечно голодный кокер, или как впитывает последние капли вина из бурдюка заплутавшего бедуина песок миража, казавшийся заветным оазисом, внимание твоей печени, сила твоих почек и воля твоего желудка принудили охранников изливать на тебя непрекращающиеся потоки спермы. Их яички, звеня, словно рождественские колокольчики на дуге первого утреннего трамвая или спрятавшиеся в трещинах коры бадьяна звонкокрылые цикады, перерабатывали белки, жиры и аминокислоты тел, одежд и атрибутов служения вертухаев в льющееся стеной семя. Твое тело кушало его всеми своими порами, дырками и ответвлениями, а сперма, иссушая своих производителей, прибывала, накрывая твоё тело с ногами, грудью и головой, так, что вскоре ты оказался в постоянно мелеющем бассейне, наполненном молочно-белой жидкостью, а от охранников не осталось ничего, даже головок их пенисов, даже сапог, даже травы, личинок и перегноя, на которых стояли их титановые подошвы.

Хозобозники, всецело поглощенные курированием, гусированием и индюшированием межкамерной торговли, наваривая, напаривая и нажаривая на ней огромные, не помещающиеся в наплечные торбы, горбы и сумы суммы, проценты и дивиденды, проигнорировали инцидент с вертухаями. И лишь слуга своего кабинета, словно хищный крот из засады бдит за перемещениями бидона бортника, чтобы, улучив момент прогрызть днище и полакомиться запретной сладостью или снежный козырек на гребне горы прислушивается к самым тихим звукам, чтобы уничтожить их источник, кинувшись на него неуправляемой лавиной, наблюдая в окуляры перископа, телескопа и монокль за происходившим на тюремном дворе, нажал на кнопку, повернул ручку и перещелкнул тумблер. В следующее мгновение во дворе появилась рота вертухаев специального обозначения, назначения и применения, вооруженная четырехствольными парабеллумами, шестиствольными автоматами Калашникова-Браунинга-Кольта и восьмиствольными пулеметами с разрывными, трассирующими и безоболочечными серебряными пулями. Специально обученные, наученные и науськанные охранники сразу же открыли шквальный, грозовой и буранный огонь по тюремным окнам. Раскаленные от трения о воздух, эфир и физический, химический и термодинамический вакуумы снаряды разрывали столь долго и тщательно культивируемые канаты, рикошетировали от стен, решеток и затылков бегущих в панике, мешках и пакетах на головах осужденных. Спустя мгновение, второе и третье нити, лишенные привязок, связок и развязок спланировали на хозобозников, спутав их, как стреноживают коня-производителя, чтобы он не ускакал в соседний штат улучшать племя соседнего табуна или как падает манна небесная, покрывая все несъедобным тающим под лучами военных прожекторов ковром.

Копошащиеся, ворочающиеся и ёрзающие в хитросплетениях канатиков зеки вместе с тобой образовали гигантский клубок, из которого торчали, выпрастывались и выпирали выступающие, декларирующие и читающие стихи части тел арестантов, а вертухаи, завершив стрельбу, демонстрацию силы, умения и подчинения, и выполнив высокопоставленную миссию, ухватились за концы веревок и, не разбирая, кто виноват, что делать и куда идти, потащили зеков на обед, будто косяк костлявых рыб, попавших в сети утонувшего из-за алкоголизма браконьера или как разрозненные и расколотые детали от конструктора Лего, оказавшиеся в пылесборнике при генеральной уборке.

Едва колтун с зеками, что тащили вертухаи на мхорагах и десятиплавниковых электрических, магнитных и гравитационных угрях пересек порог трапезного зала, канатики, опутавшие арестантов, под воздействием атмосферы, гипносферы и Агасфера стали превращаться в пасту, спагетти и макароны с дырками, корками и колобками. Осужденные, радостно, ослепленно и оскопленно барахтаясь в завалах свалившейся, свалявшейся и сварившейся пищи, как пронырливые жуки-навозники на дымящейся коровьей лепешке, торопящиеся отхватить лучший кусок из заведомо равных, или мятущиеся пылинки в набрякшем облаке, сталкиваясь и расставаясь, образуют зародыши острошипых градин, принялись поедать то, что несколько метров назад было их путами, веригами и колодками. Раскачиваясь в гамаках, шезлонгах и креслах-качалках, стучалках и визжалках, хозобозники обирали с себя, соседей ближних, дальних и едва знакомых, с живых, живых не полностью и тех, кого называли «тот парень», витушки, вертушки и побрякушки, нашпигованные кетчупом, майонезом, соевым, джутовым и кунжутовым соусами, и запихивали их в свои рты, ноздри и уши, успевая всеми своими шестью руками наполнять ендовы, братины и макитры пивом, квасом и квамом и одним глотком опустошать их.