Читать онлайн «Дерзкий рейд». Страница 27

Стиснув зубы, Сидней бросился в атаку, вошел в ближний бой и с большим трудом, тяжелыми ударами по корпусу заставил крепкого шотландца дважды опускаться на брезентовый пол ринга. Но тот падал и… снова вставал! Вставал и вел бой…

Этот поединок английские специалисты и спортивные журналисты признали самым лучшим и самым впечатляющим поединком года. О бое много писали в газетах, воздавая должное американскому чемпиону. Знали бы они, что победа принесла Джэксону не столько радостей, сколько огорчений… Последний поединок профессионального боксера.

Трудно сказать, как сложилась бы судьба Джэксона, если бы он, выйдя из больницы, не встретил Флайна, сына чикагского миллионера. Тот объездил пол-Европы и теперь направлялся в Россию. Флайн предложил знаменитому боксеру место личного секретаря. В те отчаянно-грустные дни выбирать оставшемуся без денег Сиднею не приходилось. Так Джэксон оказался на «Баркаролле». Попали на нее, так как в ближайшие три недели в Архангельск не уходил ни один пассажирский пароход.

На третий день плавания Сидней с удивлением узнал, что он и Флайн не единственные здесь пассажиры. Рядом с тесным матросским кубриком в крошечной каюте, похожей на шкаф, ехал какой-то незнакомец. Джэксон столкнулся с ним совершенно случайно, у кока. Тот, как показалось Джэксону, смутился, увидев его. Странно. Он, Джэксон, не президент и даже не знаменитый миллионер, чтобы при встрече с ним терялись люди. И он решил сразу поставить все точки над «и».

— Сидней Джэксон, просто боксер, — представился он.

— Петр… Питер, — ответил незнакомец и, поклонившись, ушел в свою каюту.

Флайн все время предпочитал находиться в компании с капитаном за бутылкой виски. Джэксон был предоставлен самому себе, его по-прежнему одолевали невеселые мысли. И он поневоле стал искать встреч с этим нелюдимым Питером. Но тот не появлялся на палубе. Тогда Сидней заявился к нему в каюту. Они разговорились. Вначале Питер держал себя натянуто. Но когда Сидней рассказал все о себе, о своей рухнувшей карьере боксера, о том, что он из рабочей семьи и с шести лет остался сиротой — отец погиб во время взрыва на химическом заводе, — загадочный пассажир несколько оживился. Он заявил, что он русский, учится в Англии в технологическом институте и теперь едет в Россию, узнав о болезни матери.

Чем ближе подплывала «Баркаролла» к Архангельску, тем с большей симпатией Джэксон стал относиться к этому тихому, застенчивому человеку. Особенно после того, как он случайно увидел у русского карточку белокурой девушки в деревянной рамке под стеклом.

Сидней взял в руки фотографию. У девушки большие глаза, чуть вздернутый носик и четко вычерченные красивые губы. А на голове, словно корона, выложена толстая светлая коса.

— Невеста, Анна. Придет на пристань встречать, — сказал русский.

Однако встреча Анны и Питера не состоялась. Когда «Баркаролла» приблизилась к Архангельскому порту, к ней причалил сторожевой катер. Люди в сапогах и голубых мундирах грузно протопали по палубе и после обыска арестовали студента Питера. Питер, если верить жандармскому офицеру, оказался крупным политическим преступником.

Когда увели русского, Сидней заглянул в его каюту. Там было словно после тайфуна. Жандармы все перевернули, раскидали. Сидней поднял с пола портрет Анны с разбитым стеклом и унес к себе.

Через час «Баркаролла» вошла в порт. Дул холодный ветер. Слегка моросил мелкий дождь. Встречающих, если не считать таможенных чиновников, жандармов и нескольких купцов, знакомых с капитаном, не было. Одинокая женская фигура в легком пальто сразу бросилась Джэксону в глаза. Да, это была она, невеста революционера Питера.

— Анна! — окликнул ее Сидней нерешительно.

Девушка окинула незнакомого иностранца холодным взглядом и пошла от пристани.

Но Джэксон догнал девушку, извинился и протянул ей фотографию. Увидев свой портрет, она сразу насторожилась. Из длинного и сбивчивого рассказа Джэксона Анна разобрала лишь два английских слова: «Питер» и «полисмен», И она поняла, вернее; догадалась: Петра, которого она должна была встретить, схватили жандармы…

Спрятав фотографию под пальто, она поблагодарила иностранца и быстро удалилась.

— Так вот в той фотографии вся заковырка! — сказал Флоров, пряча довольную улыбку. — Там между картонкой и задней стенкой рамки находились важные документы.

Сидней не поверил своим ушам.

— Как же?.. Не может быть?

Флорову пришлось пояснить, что и Анна была не Анна, а Соня, и вовсе не невеста, а просто подпольщица, коммунистка. Она имела задание встретить Алексея в порту и получить документы.

— Я обязательно напишу ей, что встретил тебя. Вот обрадуется! А как закончим войну, махнем в Москву… к Соне. Она работает в секретариате Совнаркома. Знаешь, я тоже рад, что тебя встретил, но дважды рад тому, что ты с нами! — Флоров хлопнул Джэксона по плечу и спросил: — Как ты очутился в Красной Армии?

Сидней посмотрел на Флорова, перевел взгляд на бойцов, потом немного помолчал, как бы собираясь с мыслями.

— О! Я совсем не думал оставаться в России… Совсем не думал. Но так получилось, — начал неторопливо свой рассказ Джэксон, тщательно подбирая русские слова. — У меня все дела были совсем плохо, как я палец ломал. — Сидней показал большой палец левой руки, где на фаланге отчетливо выступал костный нарост. — Теперь хорошо, палец крепкий! — Он сжал кулаки. — Бить можно крепко!

Из-за этого злополучного пальца вновь возник разговор. Но не в купе комиссара, а уже на передней платформе, где ехали бойцы первого взвода. Именно в нем и определил служить Флоров американца после того, как Сидней рассказал ему о своих мытарствах в России, о том, что уже в Петербурге его бросил сын миллионера и что поиски заработка привели его в конце концов в Среднюю Азию. Среди бойцов, присутствовавших в купе, был и пулеметчик Степан Бровкин, плечистый рыжебородый сибиряк. Там, у комиссара, он стеснялся спросить Джэксона про палец и, когда очутился с этим американцем на платформе, сразу же проявил свое любопытство.

— Как же ты палец сломал? — спросил он, подмигнув окружившим Джэксона бойцам. — В драке, что ли? Или по пьянке?

Джэксон с недоумением посмотрел на сибиряка, грудь которого была перекрещена пулеметными лентами.

— Зачем дрался? Совсем нет! Я боксер. Понимаешь, боксер! — Сидней поднял руки в боевое положение, сделал несколько движений, имитирующих боксерский поединок.

— Знамо! — из дальнего угла платформы сказал Василий Хомутов, по прозванию Васька-Москвич. — Видел я ихнюю боксу в цирке. Как мордуют друг дружку! На кулаках рукавицы такие, из кожи… Пухленькие. А место, где они бьются, веревками огорожено. Видать, для того, чтобы не убег, ежели который сдрейфит.