Читать онлайн «Фронт без линии фронта». Страница 28

И несколько слов на полях последнего клочка, вокруг текста:

«Если расстр., то требуйте вещи… ничего не оставляйте этим гадам».

Через три дня, 30 июля 1942 года, Яшу Гордиенко в группе с другими бадаевцами расстреляли. Когда его со связанными проволокой руками выводили на расстрел, он запел. Тюрьма слушала его последнюю песню: «Смело, товарищи, в ногу, духом окрепнем в борьбе».

Борьба в условиях городской оккупации, и особенно в тяжелейших, ни с чем не сравнимых условиях катакомб, требовала от каждого бойца больших духовных сил, мужества и отваги. Чекисты-подпольщики и те, кто по велению сердца делил с ними трудности подполья, черпали эти силы в постоянном общении с народом. Советские люди всегда были рядом с ними, поддерживали их, не страшась ни пыток, ни смерти и не представляя себе иной жизни, кроме жизни на свободной земле. Во имя этой жизни они вступили в смертный бой. Таким, например, был нерубайский колхозник В. С. Капышевский. Он помогал партизанам и был схвачен жандармами. В. С. Капышевский умер от пыток, но не выдал ни одного человека.

Не вырвали признаний палачи и у руководителя партизанской группы беспартийного колхозника из села Куяльник В. И. Иванова. Этот простой человек благодаря силе своего духа стал легендой. Фашисты, поставив Иванова к стене его собственного дома, автоматными очередями стали выводить на стене контуры фигуры героя, но и такая пытка не заставила его заговорить. Казнили партизана на глазах у жены и дочери. Последним его словом, с которым он обратился к родным, было слово: «Молчите!» Его старший сын Леонид был также расстрелян, жена Евдокия Федоровна и дочь Мария приговорены к 20 годам каторги, младшему сыну Ивану удалось уйти в бадаевский лагерь.

Геройски погиб и проводник, разведчик и агитатор, местный шахтер И. А. Кужель и активный бадаевский разведчик, руководитель боевой группы Николай Шевченко.

Однажды Молодцова, в устрашение народу, жандармы повели по городу. Бедно одетая женщина спокойно подошла к нему, положила на окованные кандалами руки связку домашних бубликов и вернулась в толпу. Пока конвоиры пришли в себя, люди спрятали ее. Это была Екатерина Васина, жена одного из партизанских командиров. Позднее отважная патриотка была схвачена сигуранцей и расстреляна.

В июне 1942 года в надднепровском селе Маяки жандармы схватили бадаевцев Ивана Гавриловича Гаркушу (в жандармерии он назвался Аркушенко) и Ивана Францевича Медерера. Вдвоем они вышли из катакомб с заданием достать муку — в партизанском лагере начинался голод. Оба устроились работать на мельницу и стали понемногу делать запасы. Их выдал мельник Иосиф Коваленко, трус и предатель, просидевший два месяца в темном колодце, чтобы избежать отправки на фронт.

Какую богатырскую душевную силу надо иметь, чтобы, ничего не страшась, презрев смерть, так откровенно, так смело и так чисто по-украински лукаво потешаться над врагом и дурачить его, как это делал на допросах 68-летний горняк Гаркуша! Под его диктовку жандармский чин, начисто лишенный чувства юмора, старательно записал в протоколе 19 июня 1942 года:

«Я, начальник жандармского поста с. Маяки Орхей Т., приказал допросить задержанного, при этом назвавшийся Аркушенко Иван Гаврилович, 68 лет, украинец, рабочий в катакомбах, женатый, имеет 3 детей, от военной службы освобожден, показал: я находился в катакомбе под Нерубайским с 16 октября 1941 года по 7 июня 1942 года. В этих катакомбах скрывается целая Советская Армия, тысячи человек, вооруженных пулеметами, автоматами, имеют много мин, имеют свое организованное НКВД. Имеют продукты: пшеницу, картофель, вино, спирт… В катакомбах имеются электрорадиотелефонные установки, мельница, поддерживается связь с Москвой и другими городами. В этих катакомбах примерно около трех армейских дивизий, если не больше. Имеется вода, баня, хорошие помещения для сна, улицы, по которым проходят люди. Имеется площадь для собраний, где собираются для проведения митингов и инструктажа. Имеется также один генерал (имя его не знаю) и много офицеров. Имеется большая радиостанция, принимающая все страны… Мы пришли не по заданию, а в поисках работы.

Не придав значения тому, чтобы лично прийти в ваш жандармский пост, мы были задержаны жандармами и силой доставлены туда».

Военно-полевой суд 17 ноября 1943 года приговорил старого партизана к пожизненной каторге. Потом оккупанты убили его в тюрьме, как убили И. Ф. Медерера и многих других патриотов: так велик был страх перед народными мстителями. Страх перед «целой Советской Армией», будто бы размещенной в катакомбах, преследовал оккупантов до самого конца их кровавого «нового порядка» и, как об этом свидетельствуют записки Типпельскирха, продолжал преследовать еще долгие годы после войны.

Командир отряда В. А. Молодцов до самой смерти являл собою пример мужества, стойкости, преданности партии и своему народу. Когда арестованным было особенно тяжело, он говорил о Родине и о нашей скорой победе.

«Разговор этот, — вспоминает бывший узник сигуранцы Д. С. Котишевский, сидевший в одной камере с бадаевцами, — всегда зачинал товарищ, подвергавшийся на допросах нечеловеческим пыткам. Все мы знали его как Бадаева».

Сигуранца, когда В. А. Молодцов находился в камере, подсадила к нему провокатора Василия Боярчука. Бывший петлюровский офицер выдавал себя за члена подпольной организации, в действительности же был агентом ССИ и одновременно состоял в организации украинских националистов. Боярчук докладывал Курерару — одному из шефов контрразведки:

«Преимущественно ночью они (то есть заключенные-сокамерники) собираются вокруг Бадаева, и он укрепляет в них надежду на скорый приход Красной Армии и освобождение Украины… Все видят, что он держится стойко, ни в чем не сознается».

После войны провокатора поймали и по приговору военного трибунала расстреляли.

В «Деле Бадаева», которое попало к нам в числе других документов румынской охранки, мы обнаружили запись его показания от 2 мая 1942 года. Из этих записей видно, что в течение почти трех месяцев он молчал. Ни электрическим током, ни другими пытками палачи не смогли заставить его говорить. Но вот, наконец, командир заговорил. Он решился на это лишь с той целью, чтобы как-нибудь смягчить участь товарищей по подполью. Понимая лучше других бессмысленность комедии предстоящего суда и ту участь, которая ждет его самого и его боевых друзей, Молодцов тем не менее как только мог стремился умалить степень ответственности товарищей и всю вину брал на себя. «В боевых операциях он не участвовал», — говорил Молодцов об одном из партизан. «В отряде он занимался подсобными работами», — следовал ответ в отношении другого, и т. д. Что же касается отношения Молодцова к оккупантам, то оно до конца характеризовалось как жгучая ненависть и презрение. В записях показаний, сделанных самими фашистами, Молодцов иначе не называет их, как «воры», «грабители», «разбойники», «палачи».