Читать онлайн «Подвиг живет вечно (сборник)». Страница 31

Смелыми боевыми действиями разведгрупп были достаточно полно вскрыты боевой и численный состав немецкого гарнизона в Шнайдемюле.

…Положение Шнайдемюля было безнадежно, город был полностью блокирован нашими войсками. Гарнизон крепости практически не имел возможности ни удержать город, ни вырваться из окружения. Во избежание напрасного кровопролития советское командование решило предъявить ультиматум коменданту крепости и начальнику гарнизона полковнику Ремлингеру. Узнав об этом решении, Казакевич сказал, что попытаться вручить ультиматум с помощью захваченных в плен немецких солдат можно, однако он очень сомневается в успехе, поскольку такой фанатик, как Ремлингер, на переговоры о капитуляции не пойдет. Эммануил Генрихович рассказывал, что в крепости комендант расклеил приказ, в котором коротко объявил: «Кто покинет поле боя — будет расстрелян». Наши разведчики на трупах немецких солдат в крепости находили записки следующего содержания: «Этих солдат расстрелял я, и так буду поступать с каждым, кто побежит с поля боя. Комендант Ремлингер». Одну из таких записок Казакевич привез в штаб армии и уверял, что ее текст говорит о намерениях немецкого командования больше, чем данные о численности окруженного гарнизона.

И действительно, комендант крепости отклонил наш ультиматум. Бои продолжались десять дней и стоили больших потерь. Город взяли только 14 февраля штурмом, так как надо было любой ценой прикрыть правый фланг 1-го Белорусского фронта, быстро продвигавшегося к Одеру. Завершив операцию в районе Шнайдемюля, 47-я армия вошла в состав ударной группировки, нацеленной на Берлин. Для офицеров разведотдела наступили горячие дни. Армия прорывала фронт на узком участке. Немцы вводили в бой все, что можно было собрать. Не имело смысла тщательно выяснять, какие немецкие части противостоят нашим войскам, важнее было знать, сколько их.

Для выяснения этого приходилось добывать отдельные разрозненные сведения и соединять их постепенно вместе, как в мозаичных работах, для получения целого. Опрашивали пленных, перебежчиков и местных жителей. Интересные для разведки данные вырисовывались из писем пленных солдат и офицеров. Этим занимались, по нашему заданию, люди из мэрии города Шнайдемюля, чиновники различных ведомств. Использовались даже сообщения из швейного цеха, обслуживавшего ранее немецкие войска. Там учитывалось количество пошитого обмундирования.

Таким образом из отдельных фактов создавалась общая картина состояния и численности немецких войск, в тот момент противостоявших 47-й армии.

Во время боев на подступах к Берлину одна из наших частей заняла Кунерсдорф. Казакевич напомнил нам, что это тот самый город, где в 1759 году русские войска разбили армию Фридриха II. Потом, подумав, сказал: «Жаль, что на этот раз бои за этот город Кунерсдорф не войдут в историю — его с ходу взяли всего два батальона наших солдат и, не задерживаясь, пошли дальше».

Последние недели войны — когда наши войска стремительно продвигались к Одеру и затем приняли участие в штурме Берлина — были крайне напряженными для всех сотрудников разведотдела. Особенно много хлопот было у офицеров информационного отделения, в котором работал Эммануил Генрихович. Не спали сутками, сменяя друг друга у телефонов и на узле связи, организовывали прием и отправку многочисленных пленных, не говоря уже о самом главном — непрерывном анализе разведданных и составлении донесений для командования, штаба фронта и информации войск.

27 апреля 1945 года советские войска овладели городом Потсдамом. Кольцо окружения было замкнуто. Впереди за Эльбой находились союзные англо-американские войска. Разведчики получили долгожданную передышку.

В самые последние дни войны произошел трагикомический эпизод, едва не закончившийся печально для Казакевича и Аглатова.

В ночь с первого на второе мая из окруженного Берлина прорвалась через реку Хафель крупная группировка немцев и ринулась на запад к Эльбе, через расположение тыловых служб нашей армии. Отдельные группы вооруженных немцев проникли в пункт дислокации штаба армии и оказались около дома, в котором разместился разведотдел.

Казакевич с Аглатовым отправились на узел связи и в темноте неожиданно столкнулись с немецкими солдатами. Не растерявшись, на отличном немецком языке Аглатов приказал им сдать оружие, сославшись на соответствующее распоряжение какого-то тут же выдуманного немецкого генерала. Солдаты сдали оружие и были доставлены в разведотдел. Эммануил Генрихович считал, что это был самый удачный его ночной поиск за время войны.

Таков был характер работы фронтовой разведки и ее офицера Казакевича.

И вот — капитуляция! Берлин взят. Части 47-й армии вышли на Эльбу и соединились с войсками союзников.

Для разведчиков наступило необычное время. Не стало противника, а потому кончилась тревожная боевая жизнь, полная риска. И к этому тоже надо было привыкнуть. Ведь начиная с 22 июня 1941 года разведчики ни на один день не прекращали тайной и явной борьбы, ни на минуту не теряли врага из вида и были подлинными глазами и ушами нашей армии.

Завершился боевой путь разведчика капитана Казакевича, начался стремительный взлет замечательного таланта писателя Казакевича.

«С большим удовольствием прочел в „Красной звезде“ изложение вашего рассказа о работе разведчика И. X. Аганина в контрразведывательном органе гитлеровцев ГФП-312. Честь и хвала ему — мужественному советскому человеку. Никогда не забуду его показаний на судебном процессе в Краснодаре по делу изменников и предателей Родины — Михельсона, Шепфа и др. Перед нами раскрывались действительно малоизвестные страницы войны…»

Высветить очерком все стороны воинского и гражданского подвигов И. X. Аганина — это так непросто. Мы имеем в виду не извечные сложности документального жанра, требующего крепко держать в узде творческое воображение, — дело в другом. Случай совершенно особый, и редкие для очеркистов затруднения возникали начиная с первого шага — с первого же пункта всем привычной анкеты: «Фамилия, имя, отчество» — и кончая тем, что борьбу с фашизмом отважный разведчик не прекращал и много лет спустя после войны.

…Давно это было, да вот не позабылось, оставило рубец на памяти. Кадровик бросил на вызванного в канцелярский закуток доцента Аганина сочувственно-укоризненный взгляд и спросил:

— Что же это вы, мой дорогой, в Игорях Харитоновичах ходите? Смотрим, мой дорогой, первичные документы — Ибрагим Хатямович. Интеллигентный человек стесняется своей национальной принадлежности? Напрасно… Вы из каких татар — казанских, крымских?

— Из московских, мой дорогой! — в тон чиновнику ответил Аганин, едва сдерживая возмущение. — И сразу же заметим, Ибрагимом Хатямовичем я значусь во всех без исключения документах моего личного дела. А Ибрагим — Игорь… Что ж, попробую объяснить. Когда зачислили в полковую разведку, командир взвода сказал: «Длинное у тебя имя, Аганин. Пока прокричишь, предостерегая от опасности, немец трижды выстрелить успеет. И-бра-гим — три пули! Будешь у нас Игорем!» Так и звали, так и помнят меня однополчане. Хатямович — Харитонович? Тут тоже есть свой резон. Скажем, студентам запомнить легче, не надо отвлекаться мыслью на угадывание национальности преподавателя — ни к чему это на занятиях. Такая вот картина, мой дорогой! Еще вопросы будут?

— Не исключено, что возникнут… Поступил сигнал — мы обязаны проверить.

— Мой привет сигнальщику! — и ушел, чтобы не наговорить лишнего.

Как выяснилось много позже, насчет «сигнала» чинуша, мягко выражаясь, придумал на ходу — не было никаких сигналов об Аганине в отдел кадров. А был в институте лаборант, которого хлебом не корми, но дай ему прочесть что-нибудь о разведке и контрразведке. И вот, сопоставив несколько остросюжетных повестей и газетных публикаций, установил дотошный товарищ, что у разных авторов один и тот же, судя по-многому, человек именуется то Агаповым, то Аганиным, то Мироновым. Он же «на той стороне», среди гитлеровцев, выступает то Бауэром, то Вебером, то Клюгером. А свои на тайных встречах называли его по имени — Игорем. И этот Игорь, ставший после войны специалистом в области автоматики и телемеханики, кандидатом технических наук, преподавателем вуза, целыми периодами своей биографии «один к одному совпадает» с доцентом Аганиным…

Лаборант поделился открытием с коллегами.

— Конгруэнтны, говоришь? Да еще один к одному… Сомневаюсь! — заметил кто-то из них. — Учти, по паспорту Аганин не Игорь, сам видел.