Читать онлайн «До последней крови». Страница 56

Битва состояла из мелких эпизодов, и в каждом из них гибли люди. Командиры докладывали обстановку несколькими стереотипными фразами: «Наступаем на Тригубово, занимаем Ползухи, противник упорно сопротивляется на правом фланге, прошу восстановить связь, поддержите танками».

Наступление — это значит каждую минуту поднимают людей с земли, чтобы они перебегали несколько шагов в огне, падали и опять вставали, конечно, те, которых не ранили или не убили… Майор Ляхович крикнул: «Ребята, орлы, за мной!» — и в этот момент противотанковый снаряд ударил его в грудь. Командование принял Пазиньский и таким же образом, как погибший командир батальона, поднял солдат.

Немцы перешли в контратаку.

В роте Радвана советский офицер, поручник Дымин, упал, прошитый очередью немецкого пулемета…

Радван позвал Мажиньского.

— Принимай взвод, будешь командовать…

— Слушаюсь.

И тут же поручник услышал его, подававшего команды: «Внимание, передать по цепи…»

Радван подумал: «Он на своем месте».

Наступали на деревню Тригубово, бои вели в Ползухах. Капитан Вихерский принял участие в наступлении батальона второго полка. «В человеке заложен инстинкт борьбы за жизнь, — подумал он, наблюдая за солдатами, которые укрывались за постройками, а затем выскакивали, чтобы бросить гранату и укрыться. — Ведь они первый раз…»

Заняли Ползухи, но недалеко, на полях за деревней, увидели немецкие подразделения, готовящиеся к наступлению… К постройкам деревни приближались «фердинанды» [63].

— Где наши танки? — спросил Вихерский.

— Где танки? — спросил Радван у Павлика, когда солдаты залегли перед Тригубово и все еще большое простреливаемое поле отделяло их от этой деревни.

В небе появились пикировавшие немецкие самолеты, польские окопы покрыл черный дым…

Танки увязли в болоте. «Битва складывается из событий, которые невозможно предвидеть», — всегда повторял полковник Валицкий. Конечно, трудно было предположить, что первый танк, выехавший на мост на Мерее (мост должен был выдержать шестьдесят тонн), свалится и увязнет в болоте. Збышек Трепко смотрел из своего танка и думал, что он бы проехал, но второй танк также увяз, а когда третий въехал на мост, вокруг начали разрываться снаряды. Появились самолеты. Збышек осознал, что находится в огне, но совсем не боялся; он видел дым над Ползухами и Тригубово, там воевал его отец, но Збышек не хотел об этом вспоминать, хотя мысли о нем его не покидали. Он видел этого человека издалека, именно так думал: «этого человека»… Но не хотел сам себе признаваться, что ему было приятно, когда увидел отца первый раз в Сельцах. Потом Павлик часто приходил… После присяги они встретились в лесочке и стояли друг против друга. Отец подал ему руку и угостил папиросой. Как мог «этот человек» столько лет… столько лет…

Недалеко от танка от взрывов снарядов черный фонтан дыма и столб земли поднимались вверх. И опять — ни капли страха. А вообще, когда человек начинает бояться?

Приехал на машине запыхавшийся капитан.

— Танки через мост под Ленино! — кричал он. — Через мост под Ленино…

Бывший лесник, капрал Граля, погиб в пылающей деревне Тригубово. Когда он выскочил из-за дома, его увидели два немца и сразили автоматными очередями. Слишком поздно тот их заметил. Выстрелил, но немцы его упредили; Граля не почувствовал боли, только небо и земля поменялись местами.

«Получил», — подумал он и сразу понял — это конец. Улегся, чтобы удобнее было умирать, захотелось закурить. Увидел Козица, тоже выскочившего из-за дома и бросившего гранату. Убитых немецких автоматчиков он уже не видел. Козиц нагнулся над Гралей.

— Дай закурить, — сказал Граля. — Принеси табак из палатки…

Козиц скручивал папиросу, но все время рассыпал табак, и капрал Граля разозлился:

— Даже папироску не умеешь хорошо скрутить.

— Позову санитаров, — пробормотал Козиц.

Граля усмехнулся и застыл с папиросой в зубах. Рядовой Оконьский тоже погиб в Тригубово, когда к деревне подходили немецкие танки. Укрывшись вместе со Шпаком, он увидел приближающийся «фердинанд». Первый раз так близко. Их учили в таких случаях бросать гранаты; Шпак, не думая, сразу бросил, то же самое сделал и Оконьский. Рядом отозвалось противотанковое ружье, Самоходка завертелась на месте, как волчок, затем дым и пламя огня вырвались из-под гусениц. Оконьский встал, хотел что-то крикнуть, так показалось Шпаку, и в этот момент в него угодил осколок. Немецкие солдаты выскакивали из машин, Шпак все лежал, трижды выстрелил. Целился в людей спокойно и обдуманно: ниже головы, в грудную клетку, чтобы не промазать. Приближался второй немецкий танк, пулеметы строчили непрерывно; Шпак решил оттянуть Оконьского подальше от места, где тот упал, и передать санитарам. Не тяжелым был этот парень из Влодавы, и Шпак не был слабаком. Однако Оконьский уже был мертв.

Капитан Вихерский погиб в деревне Ползухи во время немецкой контратаки. Вместе с несколькими солдатами он оборонялся в большом здании школы. Подразделения второго полка отступили за деревню, а они остались, и их шансы пробиться к своим с каждой минутой уменьшались. Немцы открыли огонь из пулеметов. Остались только три солдата и Вихерский, но кончились патроны. Капитан был ранен в ногу. Хотя рана и не была тяжелой, она решила его судьбу. Он сел на пол и перезарядил пистолет ТТ.

— Выскочите, — приказал он тем трем солдатам, — запасным выходом в огород и попробуйте пробиться к своим.

— А пан капитан?!

— Я останусь здесь, — сказал Вихерский. — Это приказ! Всё!

Солдаты выскочили, а он остался один. Ждал. Значит, это кончится, думал, так умирают. «Не боюсь, не боюсь, — повторял он. — Но жаль мне того, чего не увижу. Как чертовски много будет сделано после моей смерти! Завидую тому человеку, который после войны, в мундире, свободно пойдет по улицам Новый Свят или Маршалковская…»

Услышал вражеские голоса за дверью, которую немец открыл ногой… Капитан выстрелил несколько раз, затем приложил ствол к виску…

Хорунжий Тужик умер в медсанбате, в полном сознании, только не помнил, где его ранило: перед Тригубово или когда уже вошли в деревню. Кажется, в деревне, ибо он помнил горящий дом и черных немцев, выскакивающих из огня. Хорунжий лежал в палатке и видел возле себя длинный ряд раненых. Подумал: «Сколько человеческих тел нашпиговано металлом».

Врач и сестра проходили вдоль ряда, нагибались над каждым. Сестра очень внимательно всматривалась в лица, будто кого-то искала. Тужика врач осмотрел быстро.

— В операционную.

Сестра наложила маску с наркозом. Ему понравилось лицо этой сестры, он подумал о девушке, которую любил и которая, наверное, погибла в гетто или лагере. И это была его последняя мысль. Он не слышал разрыва немецкой бомбы, упавшей рядом, и не почувствовал сильной взрывной волны, поднявшей полы палатки.

Молодой санитар грозил самолету кулаком:

— Не видишь, сукин сын, что красный крест?!

Танки прошли через мост под Ленино.

Наконец увидели их, когда второй раз наступали на Тригубово. Шли цепью за польскими Т-34. Павлик постоянно был возле Радвана, во главе уменьшающейся роты; солдаты уже приобрели фронтовой опыт, действовали уверенно и спокойно. Поднимало настроение присутствие танков. Четырнадцатый раз налетают немецкие «ястребы». Павлик увидел пикирующий самолет, а затем в колеблющемся воздухе заметил горящий польский танк. Расчет выскакивал из машины… Один успел отбежать пару шагов, прежде чем его настиг немецкий снаряд, другой упал возле гусениц, третий пылал, как черный факел… В течение доли секунды Павлик увидел его лицо. Это был Збышек! Не думая об ураганном огне, он побежал, бросился на сына, повалил его на землю и сбивал огонь своим телом и руками. А Збышек лежал на земле, и у него ничего уже не болело. Сначала он увидел над собой небо, затем лицо Павлика.

— Отец, — сказал Збышек. И повторил. Первый раз он назвал его отцом, как бы согласившись с судьбой своей и Зигмунта.

Павлик взвалил Збышека на плечи и пополз в тыл. Перед ним и за ним было простреливаемое пространство, покрытое фонтанчиками взрывов. Наконец он увидел двух санитаров. Те подошли к нему.

— Слушай, — сказал один из них, не замечая звездочек на погонах Павлика, — ведь ты тащишь уже труп.

Зигмунт Павлик погиб через тридцать минут в ходе наступления на Тригубово, Он бежал полем с пистолетом в руках в направлении немецких позиции, и за ним поднялись солдаты…

Немецкие автоматчики не выдержали, отступили на западную окраину деревни; Павлик получил две пули — в живот и грудь. Умирал он в сознании. Радван стоял на коленях рядом с ним, и Павлик держал его руки. Наверное, это пожатие ему было очень нужно.

Стефана Радвана ранило на западной окраине Тригубово. Он потерял сознание, и его отвезли в медсанбат. Поручник уже не видел ввода в бой второго эшелона дивизии и совместного наступления польских и советских частей на Тригубово.