Читать онлайн «Крушение «Кантокуэна»». Страница 17

Котин вставил новый диск и ударил метко по вражеским солдатам. Дружно заговорили пулеметы с третьего грузовика.

Несмотря на большие потери, японцы все еще бежали за танками. Наконец попали под кинжальный пулеметный огонь и уткнулись в землю возле самой дороги. Японские танки подошли вплотную и, видимо, не имея боеприпасов, начали лобовой броней долбить уже поврежденные грузовики. Машины, покинутые воинами, сползли на обочины. Один танк попятился, потом на скорости врезался в грузовик и, облитый бензином, вспыхнул, как факел…

Послышался нарастающий рокот моторов. Разбрасывая гусеницами комья грязи и покачивая устрашающе стволами орудий, к месту боя мчались танки Т-34. Они подоспели вовремя. За каких-нибудь две-три минуты бой был закончен.

Советские танки, самоходные артиллерийские установки и грузовики с пехотой все шли и шли. Объезжая на шоссе подбитые автомашины и японские танки, они исчезали в вечерней дымке.

Рота капитана Мякова до конца выполнила свой воинский долг. А в кабине автомашины, уткнувшейся развороченным радиатором в столб, склонив голову набок, сидел сраженный осколком снаряда командир роты. Словно заснул капитан Мяков.

В этом бою враг потерял более пятидесяти солдат и все танки. Более двухсот японцев были взяты в плен.

Когда раненого водителя несли к санитарному автобусу, он увидел ефрейтора Колобова:

— Вот теперь, браток, бери мои сапоги… И бей этих паршивых самураев за капитана и за меня.

…Небольшой китайский город, в котором долго хозяйничала японская военщина, был освобожден часа за три-четыре. Утром все еще моросил дождь, но на улицах было многолюдно. Слышались радостные голоса. Мальчишки бежали за машинами и давали солдатам яблоки, пожилые китайцы широко улыбались, низко кланялись, выражая свою искреннюю благодарность освободителям — воинам Советской Армии.

На траурный митинг на площади собрались советские воины и многие жители города. Рота погибшего капитана Мякова стояла в почетном карауле. Со всех сторон к площади стекались местные жители. В руках у них были красные флажки.

На грузовик с опущенными бортами поднялся заместитель командира батальона Васнев. Сдавленным голосом майор открыл траурный митинг. В наступившей тишине замполит говорил о том, что советские войска пришли сюда как освободители. В боях за мир и счастье людей они не щадят ни своих сил, ни даже жизни.

Майор склонил голову перед гробом.

— С великой скорбью мы расстаемся с нашим боевым товарищем капитаном Мяковым, геройски прошедшим всю войну. Преданный сын Советской Родины, отец двоих детей, он всегда будет в нашей памяти… Клянемся, что выполним приказ Верховного Главнокомандования с честью, до конца будем верны своему воинскому долгу!

— Клянемся! — эхом отозвалось на площади.

А когда прогремел салют из винтовок и автоматов, неожиданно послышалась мелодия вальса «На сопках Маньчжурии». Все увидели над седой головой старой высокой женщины поддерживаемый руками пожилых людей трубастый граммофон. Под эту музыку в русско-японскую войну солдаты России ходили в атаку на врага. По щекам людей, державших граммофон, текли слезы.

Сержант Котин тоже плакал. В памяти всплыл разговор с капитаном в вагоне поезда под Читой. Вспомнил слова Мякова: «В конце войны написал жене о скорой встрече в Тамбове…» — и фотографию девочек-малышек.

Подумал сержант и о своем сыне Славе. Что ждет его впереди, где он сейчас… О том, что Слава уже солдат и где-то здесь на фронте, отец еще не знал.

В степи, где на десятки километров не встретишь жилья, возле безымянного озера с пустынными берегами стояли защитного цвета палатки. Неподалеку от палаток четыре самолета. Один из них большой, с иллюминаторами. Самолеты ПО-2 в сравнении с ним казались воробьями рядом с орлом. Возле палаток вырыты небольшие окопы.

Полное бездействие японской авиации и надежное прикрытие советских войск с воздуха позволили штабным офицерам и хозяйственникам приготовить временный пункт управления и место для короткого отдыха командующего Забайкальским фронтом в открытой степи в сотне километров от войск.

Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский только внешне казался спокойным и невозмутимым. Что творилось в его душе, мог, пожалуй, догадаться только адъютант, постоянно находившийся рядом. Да и то не всегда. Родион Яковлевич умел сдерживать свои чувства.

В тот день командующий фронтом побывал в армии на командном пункте стрелкового корпуса, вылетал в район боев, на маршруты движения войск, принимал доклады генералов и офицеров и на месте отдавал приказы, советовал, требовал. С начала военных действий он спал урывками, устал, очень хотелось хоть немного отдохнуть. Неплохо бы окунуться с головой в озеро. Родион Яковлевич отлично плавал. Но озеро, как доложил офицер-связист, дежуривший у телефонов в палатке, соленое, мелкое, и подойти к воде трудно. Берег как тесто.

Бывало, Родион Яковлевич любил уединиться, хотя бы на несколько минут, где-нибудь в тихом уголке сада, на берегу реки или посидеть у раскрытого окна. В спокойствии и одиночестве быстрее проходит усталость. Он пошел к озеру. Адъютант хотел сопровождать, но Малиновский попросил вызвать для доклада генерала А. Г. Кравченко — командующего танковой армией — и своего заместителя по тылу генерала В. И. Вострухова. Родиона Яковлевича беспокоило снижение скорости продвижения войск гвардейской танковой армии, причина — задержка подачи танковым частям горючего.

— Я побуду один… — сказал он. — А вы займитесь своими делами.

Вечер был тихий. Солнце уже спряталось за причудливыми облаками, выползавшими из-за горизонта, и жара уступила место бодрящей прохладе. Легкие волны спокойно набегали на беловатый соленый берег и, легонько булькнув, откатывались назад, сливаясь со светлой бирюзой водной глади. Ленивый накат волн, монотонный плеск воды напоминали о далеком детстве в Одессе, о мирной, спокойной жизни. Всего лишь два-три часа прошло, как Родион Яковлевич возвратился из района боев одной из стрелковых дивизий, сражавшейся с многочисленным японским гарнизоном.

Находясь вместе с командиром дивизии на небольшой высотке и наблюдая в бинокль за боем, маршал Малиновский следил за действиями пулеметчиков. Прикрывая друг друга, солдаты короткими перебежками брали гарнизон врага в полукольцо, не давая ему вести ответный огонь.

Стрельба велась шквальным огнем из трех десятков пулеметов. Все грохотало, трещало, гудело, и над полем боя висело облако дыма и пыли. Мощное оружие — станковые пулеметы!

Вспомнил, как в империалистическую войну ему удалось пулеметным огнем остановить кавалерийскую атаку немцев. Но тогда молодой пулеметчик оказался в одиночестве.

Постояв на берегу скучного озера, Родион Яковлевич возвратился в палатку. Адъютант, молодой подполковник, доложил:

— Время ужинать, товарищ командующий. Все готово.

— Какой там ужин после такой жары, — садясь в раскладное кресло, ответил маршал. — Холодного и крепкого чая… Вы вызвали генералов Кравченко и Вострухова?

— Командующий танковой армией просит разрешения прибыть в восемь ноль-ноль, — доложил адъютант. — Генерал Вострухов уже вылетел. Только что получена радиограмма: вас приглашает на разговор по телефону Главком Василевский.

— Время? — спросил Малиновский.

— Сегодня ровно в полночь, — ответил адъютант. — И еще: сюда вылетел начальник штаба фронта генерал Захаров. Скоро будет здесь.

— Вот и прекрасно, — устало ответил Родион Яковлевич. — Подайте мне папку с донесениями и письмами.

Каждый день Малиновский просматривал почту, поступившую за день. На глаза попалось письмо, написанное неровным почерком на листке ученической тетради. Маршал надел очки и начал читать:

«Командующему фронтом товарищу Малиновскому от Ефимова Василия Федоровича.

Дорогой Родион Яковлевич! Знаю, что у вас дел много и за каждым солдатом глядеть командующий не может. Но у меня большая просьба: если случайно повстречаете моего внука Мирона, скажите ему, чтобы написал мне. Ушел добровольцем, пока никаких известий».

— Надо поискать в войсках фронта Мирона Ефимова, — прочитав письмо, сказал маршал. — Займитесь, пожалуйста.

Малиновский дочитал до конца последний документ и, что-то написав с угла на угол, еще раз приказал:

— Мирона Ефимова найти!

Где-то далеко громыхнуло, а потом необъятная степь опять погрузилась в полную тишину.

Родион Яковлевич освободился от дел только в первом часу ночи. Самое время отдыхать, а он никак не мог заснуть. Сказывалось переутомление. К тому же разболелась поясница. После ранений во Франции она напоминала о себе всегда к перемене погоды.