Читать онлайн «Неповторимое. Книга 2». Страница 11

Итак, мы уже должны были готовиться к этому событию. Все сознавали, что являемся могильщиками самого нам дорогого — коллектива — боевой семьи, который прошагал дорогами войны от Сталинграда до Берлина. Тяжело, но надо! Командир полка Дегтярев сразу после сообщения начальника штаба предложил создать ликвидационную комиссию. Мы постарались его успокоить, предложив собраться после 1-го Мая в узком кругу и обсудить эти вопросы, а пока каждый из нас обдумает их. Дегтярев согласился.

Отпраздновали Первомай. 3-го собрались у командира полка. Открывая совещание, он сразу меня «обрадовал»:

— Думаю, что самым удачным председателем полковой комиссии по расформированию полка будет капитан Варенников.

Я удивленно посмотрел вначале на самого командира, затем на Кауна и Уткина (эти многозначительно улыбались и подмигивали мне), затем опять на командира полка. А тот, не моргнув глазом, продолжал:

— У нас нет в полку общего заместителя командира полка, но заместитель по артиллерии есть. Поскольку он прекрасно знает полк и к тому же это авторитетный знающий офицер, то мы уверены, что он с этой задачей справится успешно.

Уж не знаю почему, но командир начал называть меня в третьем лице. А мои, так сказать, приятели только поддакивали и продолжали улыбаться. Понимая, что мне совершенно бессмысленно сопротивляться, так как было явно видно, что эта «троица» уже договорилась за моей спиной, я, конечно, согласился.

— Заместителями председателя могли бы стать начальник тыла полка и заместитель начальника штаба полка, — продолжал Дегтярев. — А членами комиссии — все начальники служб и те лица, которых бы мог сейчас назвать капитан Варенников.

— Ну, а… — я, тоже улыбаясь (нечего нюни распускать!), обвел вопросительным взглядом всех присутствующих.

— Правильный вопрос, — перехватил мой взгляд Дегтярев. — Учитывая, что наиболее сложный вопрос — это судьба офицеров, наверное, целесообразно поручить это Федору Ивановичу и Владимиру Васильевичу — начштаба и замполит вдвоем, лично, персонально, с каждым должны разобраться, побеседовать и, согласовав с кадровиками дивизии и армии, определить каждому дальнейший путь. А командир полка должен следить за всей вашей работой и оказывать помощь. Когда же акты о расформировании будут готовы, они поступят на утверждение ко мне. По такой же схеме все будет и в дивизии — заместитель командира дивизии является председателем комиссии по расформированию. Он же подписывает все документы, а утверждает командир дивизии.

Наступило молчание. Каждый мысленно представлял огромный объем предстоящей работы. Личный состав по соответствующей разнарядке предстояло командами, под руководством офицеров, отправлять в Эркнер (под Берлином) — на общий сборный пункт и затем — в Советский Союз, где они будут уволены. Либо отправлять в другие дивизии Группы войск, где они будут продолжать дальнейшую службу. Вооружение, боеприпасы и все военно-техническое имущество надо было свозить на склады дивизии и передавать по акту; финансовый орган соответственно отчитывался перед финансовым органом дивизии; материальные запасы (продовольствие, горючее, смазочные материалы и т. п., а также квартирное и штабное имущество (в основном мебель) должны вывозиться на армейские склады и тоже передаваться по акту. Наконец, фонды, которые мы занимали, передавались немецкой администрации, временно назначенной оккупационной властью.

Все, изложенное выше, фактически означало титанический труд, к которому мы готовились уже сейчас, не имея разрешения на подключение других лиц. Но, несмотря на нашу конспирацию, слухи просачивались через все преграды, и меня офицеры спрашивали прямо в лоб: «Нас будут расформировывать?». Я, как мог, выкручивался: «Официальных документов нет, но я, как и вы, тоже кое-что слышал из этой области». Но расспросы были спокойные, а некоторые добавляли: «Хоть бы скорей, домой уже пора!»

Наступил День Победы. Накануне этого праздника у командира полка произошло весьма приятное событие — из Советского Союза приехали жена и дочь. Для всех это было очень интересно и неожиданно. Очевидно, для такой категории лиц (командир полка и выше) разрешалось вызывать семьи в Германию. Праздник Победы удался у нас на славу. В подразделениях все офицеры отмечали торжество с личным составом. До этого командир полка вместе со мной и замполитом объехал все батальоны и артиллерию полка — поздравил с Победой и пожелал счастливой жизни. А в обед офицеры штаба и служб вместе с командиром полка, пригласив медичек, связисток, писарей и других девчат-военнослужащих, провели торжество в офицерской столовой. Как водится, всем выдали по сто граммов фронтовых (кстати, выдали всему личному составу полка и все было в порядке), танцевали до позднего вечера, пели песни. На празднике, разумеется, была и семья командира полка, которая тоже веселилась вместе с нами.

Памятный был для всех этот праздник — ведь первая годовщина Дня Победы! Он был торжественный, мажорный, но и грустный, потому что первым делом, конечно, мы помянули всех своих друзей-товарищей, кто не дожил до этого светлого часа. Тогда еще было в памяти свежо всё то, что утрачено, и все те, кто погиб на наших глазах и даже на наших руках… Минорность нашему настроению придавало еще и предстоящее расформирование, а следовательно, и расставание. Директивы о ликвидации дивизии не было, но разговор о ней шел уже в полный голос, открыто, подробно. Кое-кто даже называл сроки, которые потом действительно оправдались, хотя, на мой взгляд, они и затягивались.

Май прошел в ожидании и в вялых, никому не нужных занятиях. Но без них обойтись было нельзя, иначе личный состав будет расхолаживаться.

В конце мая была получена наконец директива о расформировании полка (и, разумеется, дивизии в целом), а в ней говорилось, что всеми мероприятиями руководит лично командир полка, он же создает соответствующую комиссию, утверждает все необходимые документы и акты. И работа закипела! Нет необходимости рассказывать о ней подробно. Единственно, на что хотел бы обратить внимание, так это совершенно спокойная реакция офицеров полка, когда командир полка собрал их всех в штабе и объявил об этом решении. Вслед за этим он огласил свой приказ о назначении полковой комиссии по расформированию, а начальник штаба полка подробно довел перечень мероприятий и график их выполнения.

Срок нам дали месяц. Но он пролетел как один день. В начале июля я с двумя офицерами направился в дивизию с утвержденными командиром полка документами о расформировании полка, а также с гербовыми печатями и штампами полка. Боевое знамя сдали раньше.

Ехали мы на двух машинах. Я за рулем, со мной заместитель начальника штаба полка со всеми документами, а на второй машине — начальник тыла полка с водителем. На всякий случай он тоже прихватил справочный материал. Однако до выполнения нами главной задачи — отчета и передачи всех документов — произошло небольшое, но довольно любопытное событие, которое заслуживает внимания.

Штаб дивизии располагался в центре города — в красивом, массивном здании с внушительной парадно-торжественной гранитной лестницей, ведущей к центральному входу. На широкой площадке между первым и вторым маршем лестницы стояли два начальника — командир корпуса и командир нашей дивизии — мирно беседовали. И вдруг подкатываем мы. Заметив военачальников, я решил проехать подальше и припарковаться так, чтобы моя машина не мозолила глаза. Но было уже поздно. Тогда, оставив машины и водителя, мы направились было в другой подъезд, но к нам подбежал лейтенант-адъютант командира корпуса и выпалил, что генерал приказал старшему подойти к нему. Я сразу понял, что мой «Оппель-адмирал» сделал со мной последний рейс. Это была исключительно красивая машина: откидной верх над салоном цвета слоновой кости, различные никелированные поделки и даже наваренная с боков на шины очень светлая резина, просторный салон, где удобно размещались сидения, а сзади кресло-диван — все из красной натуральной мягкой кожи. Такая машина бросается в глаза за километр, а в пятидесяти метрах ее можно было разглядеть в один миг.

Нечего делать, я подошел, представился. Генерал, а затем полковник поздоровались за руку.

— Это что за автомобиль?

— «Оппель-адмирал».

— Сколько цилиндров?

— Двенадцать.

— Ну, ведь вам ни по должности, ни по званию, ни по возрасту на таком кабриолете разъезжать не пристало. Откуда он у вас?

— Вот я и пригнал его сдать в дивизию вместе с документами о расформировании, — схитрил я, не отвечая на вторую часть вопроса. Ведь и так ясно, откуда машина — трофейная.

Генерал направился к машине, и мы все тоже потянулись за ним. Кроме адъютанта, к нам присоединился еще и водитель генерала — старшина. Мой «Оппель» сиял. Генерал медленно обошел вокруг него. Было видно, что машина его просто заворожила.