Читать онлайн «Нас не брали в плен. Исповедь политрука». Страница 7

Инструктор пропаганды 18-го артполка

Комиссар полка предоставил мне широкую инициативу в работе, указав ее главные направления в условиях полка: непосредственное руководство и контроль над политзанятиями, подготовка руководителей этих занятий («групповодовка», как их называли тогда), планирование и организация марксистско-ленинской подготовки командного и начальствующего состава, политподготовка сверхсрочников. Этой работе я отдался с большим желанием и целиком.

Командовал полком орденоносец Карп Николаевич Степанов, участник Гражданской войны (под Царицыном у Ворошилова командовал батареей). Он был прекрасный конник, смелый, очень старательный, хороший организатор, но с некоторыми причудами. Партийный стаж у него был небольшим, и единоначалие ему не доверили — в полку был комиссар. Звания Степанов еще не имел и очень переживал, комиссар имел звание и носил три шпалы, а командир побаивался: а вдруг дадут звание майора? Мечтал он о звании полковника. Я же в те дни носил красные петлицы и три кубика.

Представившись комиссару, я не представился командиру полка, — комиссар сказал, что это не требуется. И вот однажды на политзанятиях в казарму вошел Степанов. Я встал и доложил ему: «Инструктор пропаганды вверенного вам 18-го артполка Премилов». Он поздоровался со мной, сказав: «Я буду звать тебя «пропаганда», а то слишком длинно, ясно?» Я ответил «хорошо». Так всю совместную службу он и называл меня — «пропаганда». В моей памяти остались в памяти командиры’ этого полка: капитан Лукьянов — командир 1 -го дивизиона, бывший прапорщик старой армии, отличный командир-служака; майор Калабухов — командир 2-го дивизиона, участник Гражданской войны, опытный, старательный командир. Позже его арестовали как врага народа, и его судьба осталась для нас неизвестной, — но он был единственным, кого арестовали в полку. Командиром 3-го дивизиона был капитан Теодорович — человек богатырского роста и здоровья.

Вскоре мне удалось наладить постоянный инструктаж групповодов. Групповоды были довольны моими инструктажами и старательно проводили политзанятия, а я постоянно контролировал их проведение. В полку было 50 групп политзанятий красноармейцев 1-го и 2-го годов службы, и я чаще контролировал те из них, где были наиболее слабые по образованию бойцы (хуже всего дело было в хозвзводе). С командным составом организовали 4 группы: комиссар взял себе одну, а три остались за мной, в том числе две по истории партии и одна по изучению истории Гражданской войны. Свободного времени было мало. Каждый день я по нескольку часов готовился к проведению занятий, обеспечивая своевременное проведение инструктажей и занятий с комсоставом полка, ежедневно с утра бывал на политзанятиях (в дни, когда их не проводили — на политинформациях), а после обеда готовился к занятиям.

Вместе с другими, не имеющими жилья, я жил в одной из комнат клуба полка: строился дом, и мы ждали получения комнаты. Получал я около 500 рублей, причем с прибытия в Петрозаводск — сразу тройной оклад: тогда Карелия считалась отдаленной местностью. Нам выдавался хороший дополнительный («полярный») паек: свежее сливочное масло, мясо, сгущенное молоко, сухие грибы и клюквенный экстракт. Жизнь была обеспеченной: снабжение в Петрозаводске тогда было отличное — все гастрономические товары были в магазинах в достатке, и промтоваров было больше, чем в Ленинграде. В столовой комсостава питание также было отличное. Хуже было с обмундированием; купить хорошую шерстяную гимнастерку я не мог, их распределяли среди высших начальников. Тогда появились новые ремни со звездой в пряжке. Командир полка съездил в Ленинград, привез несколько таких ремней, и один дал мне: «На, пропаганда, а то комиссар скоро таких ремней не получит». В мастерской вещевого снабжения полка мне по приказу командира из полученного мной кроя сшили яловые сапоги, а на рынке я купил себе и валенки. Их я надевал на службу, когда морозы доходили до 40 градусов. Позже я решил купить патефон, в 11 часов субботнего вечера с курьерским поездом «Полярная Звезда» (Мурманск—Ленинград) выехал в Ленинград — и в воскресенье в 8 утра был уже на Невском. В Пассаже я купил хороший патефон завода «Тизприбор» (точно-измерительных приборов), оклеенный голубой клеенкой, чехол к нему и около 50 пластинок. За все это я заплатил около 1000 рублей, оставил покупки у продавщицы и пошел погулять по Ленинграду. Перед закрытием магазина я забрал патефон, вечером уехал обратно и в 8 утра был в Петрозаводске.

Служба в Карелии была тяжелой: частые боевые тревоги, учения независимо от погодных условий, стрельбы. Ходили мы постоянно с оружием. Каждому командиру и политработнику выдали сапоги-пьексы с загнутым носом для лыжных ремней. Часто проводились занятия по физической и стрелковой подготовке.

Младшие командиры часто ездили по городу за конем: один сидел на коне, а второй ехал на лыжах, держась за прикрепленные к седлу вожжи. Коня пускали рысью, мчится лыжник, а на него из-под копыт коня летят плотные комки снега. В полку был помкомвзвода — карел, который постоянно ходил на лыжах, не считаясь с расстоянием — даже от дома к уборной. Коренные жители республики, карелы и финны, с малых лет приобщаются к лыжам. Из отдаленных деревень в воскресные дни они приезжали за продуктами в Петрозаводск, у входа в магазин втыкали свои лыжи в снег, — и никто никогда не брал чужих лыж. Молодые пары приезжали на финских санках. Это очень удобные саночки для передвижения по пересеченной местности вдвоем — таких я больше нигде не видел.

Как отстроили дом, нам с начальником артмастерских воентехником Васильевым дали комнатку и мебель. Всего в квартире было пять комнат: две занимал с семьей капитан Лукьянов, одну начальник боепитания капитан Петров с молодой женой и за кухней маленькую комнатку занимал вольнонаемный полковой учитель — молодой грузин. Среди командного и начальствующего состава большинство имели образование ниже семилетки, и по приказу наркома обороны они сдавали экзамены до седьмого класса включительно. В помощь этим ученикам в рабочее время в частях проводилась общеобразовательная подготовка. Организаторами этого обучения были учителя частей; ими были преподаватели местных школ. Изучали математику, физику, химию, русский и немецкий языки, историю. За каждый год обучения сдавались экзамены. С обучающихся строго спрашивали, наказывали за пропуски занятий, а лучших ставили в пример. Наш старательный полковой учитель очень зяб после проживания в теплой Грузии и одевался тепло. В сильные морозы наружная стена с окном покрывалась за ночь довольно толстым слоем льда. Ложась спать, я надевал на голову шлем, и он за ночь примерзал к стене. Но мы жили, преодолевая бытовые трудности, и не жаловались.

Наш артполк был на конной тяге. Чистка конского состава была одной из важнейших обязанностей командиров. Каждый день рано утром из конюшен выводили лошадей и чистили их. В одной руке скребница, в другой щетка; проведет чистильщик по шерсти коня и тут же очищает щетку о скребницу. После чистки конского состава — завтрак, а потом занятия до обеда. Обед, отдых и еще несколько часов занятий, уборка конюшен, а уже после этого свободное личное время. Артиллеристы вставали раньше, чем в пехоте: там не было чистки коней.

Как командир Степанов был требователен, замечал самую незначительную оплошность и наказывал виновных, но умел и понимать правдивость фактов, способствующих делу обучения бойца специальностям. Однажды полк выстроился по тревоге, и он дал команду двигаться. Командир головного отряда капитан Теодорович подал команду «Конные, залезай!» вместо «садись». Степанов услышал и кричит: «Что это за команда?» Теодорович ответил: «Товарищ командир полка,[5] они не садятся, а залезают!» Садиться на коня надо было ловко и быстро, а тут одетые в ватники и шинели конные не могли проявлять лихость. Степанов сам видел, как они забирались в седла коней, — и махнул рукой.

В нашем военном городке размещался не только артполк, но и другие мелкие части дивизии: танковый батальон, разведывательный дивизион и другие. Личный состав размещался в трехэтажной каменной казарме, построенной год назад и еще не совсем просохшей. В холодные дни, сменявшиеся оттепелями, бывали вспышки гриппа: бойцы лежали в казарме целыми взводами. Врачи много хлопотали, чтобы не потерять боеспособность полка.

Служба шла своим чередом. Нас часто тренировали по стрельбе из пистолета ТТ. Мы щелкали спуском, учились прицеливанию и произведению выстрела, но стреляли очень редко. Однажды Степанов увидал меня идущим из тира и спросил: «Как стреляешь, пропаганда?» — «Плохо, — признался я. — Патронов нет». Он сказал «идем», привел меня к комнате начальника боепитания, открыл дверь и, крикнув «Выдать!», быстро ушел. Петров не успел встать из-за стола, а командира полка уже нет. Мой сосед обиделся было, что я «жалуюсь командиру полка», но я рассказал, как все произошло, и он, успокоившись, выписал мне десятка три патронов.