Читать онлайн «Зеро! История боев военно-воздушных сил Японии на Тихом океане. 1941-1945». Страница 57

В то время действительно серьезные бои на Тихом океане шли в нашем районе и на восточном побережье Новой Гвинеи. Крупномасштабные воздушные сражения разворачивались в основном между американской авиацией Гуадалканала и нашими силами с базы в Буине. Мы стали единственной силой, выдерживавшей растущий натиск врага, и, если мы сломаемся, американцы прорвутся на север от Гуадалканала. Являясь руководителем воздушных боев в регионе, я готовил коммюнике для опубликования императорским Генеральным штабом в Японии. Одно из таких коммюнике приводится ниже:

«Новая вспышка воздушных сражений, ведущихся авиационными соединениями Буина.

Буин: авиагруппа в составе двенадцати пикирующих бомбардировщиков наземного базирования типа 99 и сорока восьми истребителей Зеро, ведомая младшим лейтенантом Татибаной, вылетела сегодня в 6.00 на поиск крупного вражеского конвоя. Один из наших самолетов-разведчиков в ночь на 14-е в морских водах к югу от острова Рендова обнаружил вражескую эскадру, двигавшуюся на север. Наши эскадрильи, находившиеся в воздухе, заметили вражеский десант возле восточного побережья Велья-Лавелья, предположительно с вражеской эскадры, ранее обнаруженной в море. Лейтенант Татибана повел пикирующие бомбардировщики и истребители в атаку на врага, несмотря на наличие примерно пятидесяти вражеских перехватчиков.

Наши бомбардировщики потопили один малый и два больших транспортных корабля и повредили один малый и два больших. Сбили семь вражеских самолетов и повредили пять. Наши потери включают пять пикирующих бомбардировщиков типа 99 и три истребителя Зеро. Лейтенант Татибана в атаке отдал свою жизнь.

Наши войска сегодня опять вернутся на Велья-Лавелья, чтобы продолжить бомбежки вражеских десантных кораблей».

Правительство опубликовало эти новости немедленно после того, как враг создал плацдарм на Велья-Лавелья 15 августа. Мы провели три налета на десант, послав в общей сложности 141 истребитель, 36 бомбардировщиков Валь, 23 двухмоторных бомбардировщика Бетти и 20 гидросамолетов.

Вечером того же дня, когда я отправил сводку новостей в императорский Генеральный штаб, мы услышали по радио обращение к народу. Программа начиналась с проигрыша морского марша, после которого диктор повторил дословно мою сводку новостей. Когда я понял, что более половины программы было посвящено моему докладу, мне впервые стало ясно, до какой степени я могу влиять на настроения нашего народа дома, в Японии.

1 сентября командование флота приказало командующему 26-й воздушной флотилией вернуться вместе со штабом в Японию, а ее обязанности передало адмиралу Сакамаки и его штабу. Я принял дела от офицера штаба авиации флотилии. Теперь мы стали единственным штабом высокого ранга, находившимся поблизости от врага, то есть я заменял целый штаб авиации! Ситуация действительно сложилась таким образом, что наши самолеты оставались единственной силой, способной противостоять воздушной мощи американцев в этом районе.

С этого момента я уже не отличал ночи от дня. Часто приходилось работать беспрерывно по сорок восемь часов, поскольку требовалось направлять самолеты туда, где они могли эффективнее всего наносить удары по врагу. Кроме того, уходило впустую много времени, когда надо было отсиживаться где-нибудь в укрытии во время американских налетов на Буин. Не только я, но и контр-адмирал Сакамаки, и капитан 1-го ранга Ямамото, и другие офицеры штаба испытывали те же самые трудности.

14 сентября самолеты противника три раза бомбили Буин, направив на базу не менее двухсот пятидесяти самолетов. Дождь грохочущих бомб на время превратил поле в совершенный хаос. Все наличные Зеро были подняты в воздух для перехвата, и многим самолетам и их пилотам было не суждено вернуться. Налет 14 сентября был самым большим со времени моего прибытия на авиабазу. Взлетная полоса была серьезно повреждена, а большая часть самолетов оказалась выведенной из строя, поэтому все до одного офицеры и рядовые работали на восстановлении аэродрома более двенадцати часов подряд без пищи и отдыха. Мы хорошо понимали, что если быстро не приведем базу в рабочее состояние, то окажемся полностью во власти вражеских бомбардировщиков. К наступлению ночи мы расчистили от обломков большую часть аэродрома, и база вернулась к нормальному рабочему режиму.

Несмотря на понесенный в тот день ущерб, мы послали наши бомбардировщики в ночные рейды. Наши летчики горели желанием хотя бы частично отплатить врагу за разрушительный налет. Именно эту группу отправлял не я, потому что был занят подготовкой ежедневного радиоотчета в Токио. Как обычно, после полуночи я поспешил на аэродром. Уже наступило время возвращения самолетов, но по некоторым причинам капитан 1-го ранга Ямамото и командир звена еще не подъехали на КП. Вероятнее всего, они были измотаны бомбежкой и крепко спали.

Скоро начали возвращаться бомбардировщики, собираясь над полем. Они ожидали световых сигналов, разрешающих приземление, но наземные группы ничем не могли помочь, так как только капитан Ямамото и его командир звена имели полномочия на подачу таких сигналов. Я занервничал, потому что заставлять летчиков, только что закончивших долгий и утомительный ночной полет, делать круги в темноте было совершенно недопустимо. Более того, ситуация становилась благоприятной для внезапной вражеской атаки. Ведь никогда нельзя быть уверенным, что самолеты в небе над тобой – твои.

И сейчас вся база была на ногах, с беспокойством ожидая приземления самолетов. Хотя это и было за пределами моих полномочий, но как офицер штаба авиации я приказал наземным группам немедленно включить посадочные сигналы. Один за другим черные бродяги проскользнули по взлетно-посадочной полосе, и световые сигналы погасли. И в этот момент на КП вбежали Ямамото и его командир звена. Я сразу же извинился за превышение полномочий в столь серьезном вопросе. Капитан не стал ругать меня, а поблагодарил за своевременное вмешательство. В его поведении не было ничего необычного. Для каждого из нас благополучие летчиков было превыше всего. Мы старались насколько возможно уменьшить груз на плечах этих людей, непосредственно ведущих борьбу с врагом. Это требовало безусловного сотрудничества всех причастных людей. Сделать меньше – значит уклониться от исполнения своих обязанностей.

Состав экипажей представлял весь японский народ на поле битвы, потому что эти люди пришли из всех слоев общества. Некоторые носили имена хорошо известных семей, некоторые младшие командиры были простыми рабочими. Некоторые были единственными сыновьями в семье. Мы поддерживали строгую дисциплину на земле с четким соблюдением рангов, классов и возраста, но эти различия исчезали, когда самолет отрывал колеса от земли.

Врага мало интересовали группы, составлявшие наши экипажи, и не было никакой дискриминации со стороны летчика, поймавшего наши самолеты в прицел! Наши экипажи являли собой тесно связанные группы, потому что не было никакой разницы, кто управлял пулеметом или пушкой – рядовой или офицер. И результат был такой же. К сожалению, подобное чувство солидарности, как в наших экипажах, не было типично для всей японской военной организации.

Непрерывные воздушные бои с отчаянно сражающимися американцами вели к тяжелым и непрекращающимся потерям среди наших авиаторов. Постоянные перехваты и бомбардировочные налеты делали редким тот день, когда наши люди не погибали или не получали тяжелые ранения. Откровенно говоря, летчики и члены экипажей не надеялись выжить во время боевого дежурства на Буине, потому что постоянные потери в людях вели к тому, что никто не мог предвидеть времени своей собственной гибели. Я не мог понять поведения нашего военно-морского командования, которое обращалось с нашим персоналом с чрезвычайной жесткостью и явным безразличием. Из ста пятидесяти авиаторов, прибывших вместе со мной месяц назад на Буин, не меньше пятидесяти уже погибло. И мы были уверены, что до того, как закончится второй месяц, больше половины оставшихся тоже уйдет на тот свет. Даже в дорого стоившей нам операции по взятию плацдарма на Гуадалканале мы не теряли более трети боевого состава. Здесь, на Буине, мы больше всего несли потери среди младших лейтенантов, которые формировали ядро наших пилотов-истребителей. Тринадцать из них прибыли сюда, на юг Тихого океана, восемнадцать месяцев назад, и в живых остался лишь один.

Я не до конца понимал настроение этих людей, как тех, кто уже погиб, так и тех, кто уцелел. Возможно, многие воспринимали свою судьбу спокойно, понимая, что, жертвуя жизнью ради своей страны, они умирали не просто так. Не знаю ответа, но все равно было приятно видеть, что те, кто оставался сражаться и почти наверняка погибнуть, не выказывали никаких признаков психологического расстройства.

В сухопутных войсках была иная обстановка. Возможно, там кто-кто черпал свое мужество из давно лелеемого желания умереть перед своими товарищами с бесстрашным кличем «Банзай!» на устах.