Читать онлайн «Впереди разведка шла». Страница 50

— Где же наши самоварники, едят их мухи! — стукнул кулаком об землю Алешин.

Его словно услышали на расстоянии минометчики, точно накрыли цели, затем перенесли огонь чуть ниже по вражеским автоматчикам, засевшим у подхода к мосту. А на нем уже задвигались какие-то серые фигуры. Видимо, саперы готовили переправу к взрыву.

Я выхватил пулемет у Ермолаева, полоснул очередями по минерам. Те бросились в укрытие...

— Наши! Наши! — поднялся во весь рост Аверьянов и подбросил шапку вверх.

Прямо на нас бежали — я сразу их узнал — разведчики капитана Субботина. С ними — несколько незнакомых бойцов.

— Вы кто, братцы? — спросил тяжело дышавших пехотинцев.

— Из гвардейского полка Свиридова!

Мы недоуменно переглянулись.

— Что пялите глаза? У вас командир корпуса Свиридов, а у нас комполка с такой же фамилией...

Гитлеровцы отбивались с удвоенной яростью. Они уже знали — мост им не проскочить и он вот-вот взлетит на воздух.

Наступила критическая минута. Возникло опасение, что пока артиллеристы будут «щупать» позиции противника, саперы успеют подорвать мост. Те уже переползали на безопасный для них конец сооружения.

Теперь мы действовали вместе с разведчиками Субботина. Комбат принял решение — стремительной атакой смять заслон у моста. По его сигналу ринулись в атаку. Минеры, угодив под перекрестный огонь, бросились бежать, кидая шнуры, зажигательные трубки. Метались по деревянному настилу, сигали через перила в реку... Те, кто засел у переправы, поняли, что положение безвыходное, поперли на мост.

Мост удалось захватить целым. И хотя через него кое-кому из немцев удалось улизнуть, основные силы вражеского гарнизона оказались в критическом положении. И здесь мы здорово накостыляли злосчастным «мстителям», да и румынам порядком досталось.

Над городом взвился красный флаг. Своим освобождением Николаев обязан и нам, гвардейцам генерала Свиридова. В оперативной сводке 28-й армии от 29 марта 1944 года говорилось: «...2-й гвардейский механизированный корпус в ночь на 27 марта передовыми частями ворвался на юго-восточную окраину города, в течение суток вел упорные уличные бои; на следующий день во взаимодействии с 10-м гвардейским стрелковым корпусом, преодолев огромное сопротивление врага, его инженерные заграждения, в 1 час ночи ворвался в город. 4-я и 5-я гвардейские механизированные бригады достигли рощи юго-западнее Варваровской переправы, а 6-я гвардейская механизированная бригада вышла к вокзалу» *.

* ЦАМО СССР. Ф. 382. Оп. 8465. Д. 114. Л. 243.

Николаев. Когда началась война, мне пришлось в нем пробыть ровно сутки. Но даже за это короткое время я не мог не влюбиться в этот своеобразный южный город с его улицами, прямоту которых подчеркивали пирамидальные тополя и акации, аккуратные домики под черепицей, малахитовый отблеск бугской воды...

А что увидел теперь? Все вокруг разорено, обезображено. Многие постройки разрушены, под ногами крошево из битого стекла. Даже в самом центре города надолбы, траншеи, мотки колючей проволоки...

Ходить и ездить следовало с опаской — многие дома, мостовые, тротуары, скверы противник заминировал.

Саперы майора Фомина осматривали каждый дом, прилегающую территорию, слушали миноискателями землю. Иногда останавливались, клали свое «оружие», приседали на корточки, медленно и осторожно разгребали грунт руками, извлекали из ямок круглые лепешки мин...

Позже на улицах появились местные жители. Они разбирали развалины, очищали улицы, сбивали указатели — стрелки, круги, квадраты, всю оккупационную бутафорию, определявшую режим городской жизни.

Мужчины, женщины и дети с явными признаками истощения подходили к нашим солдатам и офицерам, обнимали их, плакали, рассказывали о тех бедах, которые им пришлось пережить в течение почти трех лет. Особой жестокостью отличались гитлеровцы из 783-го охранного батальона. Чудовищные преступления творились по указкам коменданта Николаева генерала Винклера, начальника жандармерии области майора Бютнера, начальника охранной полиции города майора Витцлеба, его заместителя капитана Шмале. Грабеж фашисты превратили в своего рода индустрию. Они вывозили заводское оборудование, станки, трамвайные вагоны, отправляли в Германию эшелоны с зерном, салом, птицей, овощами, лекарственной травой, облагали население штрафами, налогами, контрибуциями. Среди бела дня эти «знатоки старины и любители изящных искусств» выдирали картины из рам, которые находились в историческом музее Верещагина, отправляли в Германию.

В зоосаде немцы застрелили и сожрали медведей и косуль, а румыны повылавливали золотых рыбок из аквариумов и продавали их на базаре.

Немало злодеяний посеяли здесь оккупанты, многое удалось им разрушить. Вот только душу советского человека, его надежды разрушить они не смогли. Восторжествовала грозная сила правды, правое дело. И возвратилась вновь сюда песня, которая родилась в горькие дни отступления:

Нас опять Одесса встретит как хозяев, 

Звезды Черноморья будут нам сиять. 

Славную Каховку, город Николаев, 

Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать.

По случаю освобождения города состоялся многолюдный митинг. На импровизированную трибуну, украшенную флагами, поднялся секретарь обкома партии Иван Маркелович Филиппов и произнес проникновенную речь. Он горячо поблагодарил генералов, офицеров, солдат и партизан за освобождение, воздал должное тем, кто бился за город до последнего дыхания и пал смертью храбрых. Потом предложил почтить всех погибших минутным молчанием. В длинном скорбном списке значился и наш комбриг полковник Александр Петрович Рослов.

Закончился митинг знаменательно: по радио прозвучал салют, которым Москва поздравляла освободителей Николаева. У многих из нас на глазах были слезы радости за живых и печали за тех, кому не суждено было увидеть этот весенний день.

Чуть позже я случайно встретился с сержантом Николаем Беспечным из роты старшего лейтенанта Олега Чуринова. После Берислава наши пути разошлись, а вот теперь я подробно узнал из рассказа Николая о том, как дралась их рота и какова судьба ее командира...

Форсировав Ингулец, рота, не останавливаясь, двинулась в сторону хутора Шевченко. Здесь гитлеровцы сопротивлялись с особой яростью. Выбив их из хутора, подошли к железной дороге Херсон — Снигиревка. Но с ходу прорваться к ней не удалось, пришлось в лесопосадке окопаться.

Комбриг полковник Лященко вызвал к себе Чуринова и поставил задачу: растянуть подразделение по посадке на полтора-два километра, создать у гитлеровцев видимость, что здесь обороняется вся бригада. Она же в это время уйдет в сторону Музыковки. Чуринову с бойцами придется догонять бригаду после выполнения задания.

А оно было не из легких. Оборону пришлось занимать в абсолютной темноте, без карты, на незнакомой местности. К тому же после тяжелого наступления в роте осталось около полусотни бойцов. И все же гвардейцы продержались до установленного времени.

— А где же командир Олег Чуринов? — нетерпеливо спросил я сержанта.

— К Музыковке мы вышли без особых потерь, а вот здесь, у Водопоя, командира подловила пуля.

— И что с ним?.. — у меня сбилось дыхание.

Беспечный потянулся к брезентовому кисету, достал «катюшу» — самое надежное орудие для добывания огня. Кремнем служил осколок точильного камня, кресалом — обточенный кусок драчевого напильника, а трут был из какой-то кудели.

— Ранило его тяжело. Отправили в госпиталь...

Николай посмотрел на меня ободряюще:

— Да он у нас, товарищ младший лейтенант, живучий. Если бы это было первое ранение... Встретитесь еще.

А вал наступления неукротимо катился к Одессе. Преследования врага продолжались.

Вскоре мы узнали, что нашему корпусу присвоено почетное наименование «Николаевский». Не знаю, кто как, а я переживал особые минуты душевной приподнятости. Вот пойдем на Одессу, а там уже и до дома рукой подать... Мысли эти кружили голову, даже ночью снилось, как я со своими ребятами на бронетранспортере врываюсь в родной Мариамполь, разя направо и налево супостатов...

Но мечта мечтой, а обстоятельства выше нас. Поступил приказ: наш механизированный корпус выводится в резерв 3-го Украинского фронта и должен сосредоточиться в районе Калиновки.

Калиновка — живописное село на Николаевщине — раскинулось на левом берегу Ингула. Предание гласит, что здесь когда-то обитали и скифы, и греки. Время стерло следы древних поселений. А первый колышек тут забил, построив зимовник, беглый запорожский казак Карпо Островерх. Село под соломенными и камышовыми крышами застраивалось вдоль берега, густо поросшего ивняком и калиной. Оседали здесь преимущественно отставные солдаты, адмиралтейские мастеровые, работавшие в Николаеве на судостроительном заводе, крестьяне с Богоявленской канатной фабрики.