Читать онлайн «Волга рождается в Европе (ЛП)». Страница 55

Об этой правде тогда, в 1941 году (как и сегодня) нужно было напоминать, так как многие стали жертвой поверхностного предположения, мол, немецкая война против Советской России – это просто война Европы против Азии. В 1941 году немецкая Европа боролась против европейских народов, против европейских идеологий. Тогда, когда она воевала против Англии и Америки, и тогда, когда она вела войну против Советской России. «Если однажды», писал я тогда, «шум оружия утихнет и можно будет судить со спокойным чувством, тогда станет понятно, что эту войну против Советской России нельзя понимать как борьбу против монгольских орд нового Чингисхана. Ее надо понимать как одну из тех социальных войн, которые всегда предшествуют новому политическому и социальному порядку народов и подготавливают его».

Тогда эти слова были правильны, и они еще более правильны сегодня. Так как сегодня тот лозунг немецкой войны (четко выраженной гражданской войны) против Советской России, «Европа против Азии», стал лозунгом Североатлантического договора. И сегодня – как в 1941 году – обе противостоящих силы тоже не Европа и Азия, а мораль буржуа и мораль рабочего. Поэтому эта книга актуальна еще и сегодня, не столько потому, что она показывает «социальный» характер как последней, так и любой возможной будущей войны против Советской России, а потому что она раскрывает основную проблему сегодняшней Европы – непримиримость буржуазной морали и рабочей морали. И последняя из них – это мораль современного мира. По моему первоначальному замыслу эта книга должна была получить название «Война и забастовка». Не потому, что это название своим звучание вызывало бы в памяти «Войну и мир» Толстого (не существует аналогии между войной Германии против Советского Союза и романтичным, непродуманным походом Наполеона), а потому что он, как мне казалось, лучше, чем любой другой, подчеркивал социальный характер этой войны, и то основополагающее значение, которым обладала тогда и будет обладать завтра «рабочая мораль» в советской военной мощи, где наряду с оружием и такими элементами военного искусства как дисциплина, техническая подготовка, тактическая организация и т.д., преобладали и преобладают все те социальные элементы классовой борьбы и революционной техники пролетариата, которые можно обобщенно передать словом «забастовка».

Фашистская цензура запретила название «Война и забастовка», без сомнения, исходя из оправданной обеспокоенности, что читатели истолковали бы это название как противопоставление факта «забастовки» и факта «войны» и могли бы прийти к мысли, что самым эффективным оружием против войны, против любой войны, могла бы стать забастовка. Я хотел своим названием дать понять и то и другое. Поэтому я был вынужден утверждать то, что и фашистской цензуре нелегко было бы оспорить – источник Волги действительно находится в Европе, и Волга – это европейская река. Но также и это новое название не могло воспрепятствовать тому, что моя книга не была доставлена читателям: типография издательства «Bompiani», в которой тираж уже был упакован и лежал готовым к отправке, 18 февраля 1943 года стала жертвой воздушного налета, и весь тираж сгорел. Книга была во второй раз набрана в другой типографии, напечатана там и появилась в конце августа 1943 года. Но через немного дней, 15 сентября, немецкие военные власти, которые после перемирия 8 сентября превратились в оккупационные власти, приказали изъять ее: книгу пустили под пресс, и только в 1948 году она вышла новым изданием в Париже [затем в 1952 году в Италии, где это издание совершенно неожиданно завоевало большой успех у публики]. Из всего моего литературного творчества девять книг во время фашистского режима были запрещены или конфискованы. Название «Война и забастовка» казалось мне, во всяком случае, наиболее подходящим, чтобы подвигнуть умного читателя, который знает проблемы нашего времени и знает, что их нельзя решить без долгой и трудной борьбы, к серьезным размышлениям над более глубоким смыслом войны Германии против России и к тому, чтобы проследить моральные, социальные, технические элементы в этой борьбе не на жизнь, а на смерть между нацизмом и коммунизмом, которые делают ее эпизодом – до сегодняшнего дня самым страшным эпизодом – не многовековой борьбы между Европой и Азией, а классовой внутри самой Европы.

Немецкая война против Советского Союза была только «буржуазным» прологом пролетарской трагедии. Позвольте мне, пусть даже с необходимой осторожностью, представить здесь мое представление о трагедии, о которой сообщает этот пролог. Это будет пролетарской трагедией, так как в игре больше не будут участвовать политические и социальные учреждения, как они соответствуют буржуазии: мы испытаем борьбу уже не между буржуазными политическими и социальными учреждениями на одной и пролетарским политическим и социальным учреждениями на другой стороне, а борьбу между пролетарскими учреждениями демократической формы и демократического духа и пролетарскими учреждениями антидемократической формы. Это будет, при новых аспектах, повторение старой, вечной борьбы между демократией и антидемократией. Но на этот раз это больше не будет борьбой между двумя классами, «буржуазией» и «пролетариатом», а между двумя фракциями, на которые уже раскалывается пролетариат: демократической фракцией и антидемократический фракцией. Немецкая война против Советской России была последней попыткой буржуазии противостоять русскому коммунизму; эта попытка потерпела неудачу. Теперь буржуазная Европа больше не в состоянии ничего сделать – и я думаю, что не ошибаюсь в этом – против пролетарской России. Она отдала карты своей игры большой «буржуазной» демократии Америки. Мне представляется неизбежным, что будет и американская попытка противостоять русскому коммунизму. Даже если бы Америке удалось разгромить советскую власть, ее победа оставила бы без решения проблемы в Европе, которые будоражат дух пролетарских масс. Европа, мы не забываем этого, бедна: никогда она не могло бы стать демократической в американском понимании этого слова. Одна из основных ошибок антикоммунистической политики Америки в том, что там верят, что победа Америки над Советской России могла бы принести в Европу американскую демократию, которая является политической, социальной, экономической формой богатых стран, но не бедных стран. Американцы как в 1919, так и в 1945 году совершили одну и ту же ошибку: они полагали, что победа над Германией сначала Вильгельма II, а потом Гитлера, принесет Европе американскую демократию. Я не знаю, было ли это для них неожиданностью или разочарованием, когда они узнали, что последствиями их победы в 1919 году стали коммунизм и фашизм; сегодня они не меньше поражены и разочарованы, когда они констатируют, что Европа после 1945 года под воздействием страха перед предстоящей войной между США и СССР намеревается развиваться в антидемократическом смысле. Если же, напротив, конфликт между Америкой и Россией должен будет произойти только через много лет, если, следовательно, долгое мирное время позволило бы пролетарским массам Западной Европы пройти неизбежное развитие в демократическом смысле, тогда я твердо верю, что борьба между демократическими и антидемократическими принципами произойдет не в виде войны между буржуазной американской демократией и русским коммунизмом. В таком случае конфликт должен будет произойти между пролетарской демократией Западной Европы и пролетарской диктатурой России, между «рабочей моралью» Западной Европы и «рабочей моралью» Советской России. Вероятно, что в этой борьбе буржуазная американская демократия поддержала бы пролетарскую западноевропейскую демократию и еще раз дралась бы в интересах Европы, на войне, которая несла бы все аспекты и все характерные черты «европейской» войны, даже если бы в нее втянулись народы не только Европы, но и других частей света. Америка могла бы играть в этой борьбе только вторичную роль и внести свою долю только в форме веса своей материальной силы. Америка могла бы осуществлять чисто американскую политику, вероятно, в любой другой части мира, но не в Европе: раньше или позже Америка всегда придет к тому, чтобы следовать в Европе за политикой своих европейских союзников и драться в их интересах. Это похоже на то, что уже произошло с Персией, когда она вмешивалась во внутреннюю борьбу эллинского мира. И это похоже на то, что неизбежно произойдет также с Советской Россией: она втянется в конфликт с буржуазной американской демократией и с пролетарской демократией Западной Европы не в своих азиатских интересах, а в интересах европейских государств, которые она контролирует (Польша, Чехословакия, балканские страны, и т.д.) и где она поддерживает более или менее замаскированные формы пролетарской диктатуры. Она будет драться для Европы, в интересах европейских пролетарских диктатур. Наконец, Азия всегда следовала за политикой европейских государств, и всегда будет следовать за нею; то, что справедливо для Персии и для России, справедливо также для этой Азии Запада, которой для Европы теперь является Америка.