Читать онлайн «В грозовом небе». Страница 14

Ранним утром 7 декабря, перед очередной постановкой боевой задачи, командир полка И. К. Бровко вышел к нашему строю особенно радостным и сообщил о том, что за истекшие двое суток наши войска после тяжелых оборонительных боев перешли в решительное наступление, в результате которого многие вражеские дивизии разгромлены и отброшены от Москвы. Это была наша первая большая победа в этой трудной войне. Радостно было и оттого, что в этой битве посильную помощь наземным войскам оказывали мы, экипажи 98-го дальнебомбардировочного авиационного полка.

Тут же, перед строем, выступили комиссар полка Н. Г. Тарасенко, летчики, штурманы, радисты боевых экипажей. Командир звена 3-й эскадрильи Николай Жуган призвал экипажи умело выполнять боевые задания, полнее использовать возможности самолета и его вооружения в борьбе с коварным и пока еще сильным врагом.

- Каждую бомбу - на врага, - так закончил свою короткую речь штурман звена нашей эскадрильи Леонтий Глущенко. [63]

От имени технического состава говорил техник 1-й эскадрильи Смирнов, заверивший командование, что технический состав использует все свои знания, энергию для оперативной подготовки самолетов к боевым вылетам. Он призвал техников самолетов, оружейников, прибористов не жалеть времени для подготовки материальной части, в любое время дня и ночи быть готовыми к выпуску самолетов на боевые задания.

Митинг завершился выступлением батальонного комиссара Н. Г. Тарасенко; он убедительно доказал авантюрность политики Гитлера, предсказал неминуемую гибель фашизма.

Спустя несколько часов мы уже северо-западнее нашей столицы и через минуту-другую сбросим бомбы на отступающего, но все еще отчаянно сопротивляющего врага.

Разгром неприятеля под Москвой

В отличие от прежних, летних и осенних, зимние фашистские войска выглядят уже по-иному: нет больше тех стройных длинных колонн, которые прошедшим летом и осенью двигались на восток и северо-восток по магистральным дорогам в районах Житомира и Орла, Тулы и Гжатска. И двигались, как правило, открыто, нагло. Теперь иное дело. И пусть геббельсовская пропаганда крикливо утверждает, что немецкая армия не отступает, а организованно отводит свои войска на зимние квартиры, нам с воздуха воочию виден этот «организованный» бег. По нашим наблюдениям, отступление фашистов на запад было довольно хаотичным. Теперь они двигались по извилистым проселочным дорогам разрозненными, потрепанными колоннами.

Несмотря на в общем-то нелетную погоду в первой половине декабря 1941 года, наш 98-й полк все это время при малейшем улучшении погоды наносил бомбардировочно-штурмовые удары по отступающим войскам противника и его технике в районах Рузы, Наро-Фоминска, Малоярославца. В этих вылетах каждому экипажу, как правило, указывался лишь район действия - участок в радиусе пятьдесят - шестьдесят километров, где необходимо было искать отступающие фашистские войска и бомбить их.

Теперь делать это нам стало сподручнее: удар производим, заходя с хвоста колонны, и тем самым снижаем возможности противника к противодействию. К тому же на [64] фоне заснеженных проселочных дорог неприятель стал просматриваться значительно лучше, чем в летние или осенние дни.

Приказ на вылет нередко ждем непосредственно в кабинах или под плоскостями самолета. Тут же, на стоянке, и технический состав, готовый немедленно запустить моторы и помочь экипажу при выруливании.

Телефонной, а тем более радиосвязи со стоянками самолетов тогда еще не было. Уточняли боевую задачу командир или офицеры штаба полка непосредственно у самолетов. Техник обычно первым замечал бегущего к самолету полкового начальника и сразу же докладывал нам:

- Товарищ командир, кажись, Перемот{3} с боевой задачей к нам бежит…

- Экипаж, приготовиться к вылету! - заметив это и сам, командовал Харченко.

Все, кроме штурмана, немедленно занимали места в самолете, надевали парашюты, летчик с техником готовили к запуску моторы. Штурман с картой ждал уточнения боевой задачи возле самолета. Перемот, отчертив на карте район расположения вражеской колонны, спешил уже к другому самолету.

Быстро забравшись по стремянке в кабину, по переговорному устройству объясняю командиру экипажа и воздушным стрелкам, что мы должны делать, где линия фронта (все это мне объяснил Перемот). К этому времени моторы уже прогреты, самолет и экипаж готовы к выруливанию и взлету. На прокладку маршрута нет времени - сделаем ее уже в полете. На все это уходит буквально две-три минуты, иначе нельзя - цель подвижная.

Взлетаем при низкой облачности. Такой же ожидается она и по всему маршруту. Линию фронта пересекаем на [65] малой, а точнее, на предельно малой высоте. Перед районом нашей цели, находящейся в пятидесяти, а иногда и более километрах от линии фронта, для лучшего обзора местности и прицеливания набираем 50-100-метровую высоту и начинаем искать вражескую колонну.

- Степан, доверни вправо. Впереди на дороге - колонна автомашин, - докладываю я.

- Вижу, доворачивзю и снижаюсь. Бери их в перекрестье по дальности, а по боковому справлюсь сам, - тут же отвечает он, направляя самолет вдоль колонны.

Цель в перекрестье. Нажимаю кнопку и быстро перемешаюсь к носовому пулемету. Одновременно командую стрелкам:

- Палить из всех точек!

После атаки этой колонны находим новую цель и атакуем ее оставшимися боеприпасами.

А вот еще на проселочной дороге замечена цель - смешанная колонна гитлеровцев.

- Приготовиться к атаке, - предупреждаю Черноока и Савенко и первым нажимаю на гашетку пулемета. Мы на бреющем, и гитлеровцы не успевают разбежаться в придорожные кусты и канавы. Получили то, что заслужили.

Обратный полет, как всегда, выполняется в облаках. Летим по приборам. Это труднее, но зато спокойнее. Здесь, в этом облачном царстве, можно, что называется, отдышаться и подвести некоторые итоги боя, учесть недостатки, чтобы не допустить их в других полетах. Но все равно каждый новый полет отличается от прежнего. И должен отличаться, так как шаблон на войне к хорошему не приводит. Но во всех вылетах помним одно: каждой бомбой, каждой пулеметной очередью причинить противнику как можно больше ущерба.

Однажды произошел случай, о котором до сих пор не могу спокойно вспоминать. Дело было так. После того, как были сброшены бомбы, мы стали искать новую цель, чтобы атаковать из стрелкового оружия. Летим на малой высоте. Смотрю по сторонам. Справа движется большая колонна: в пешем строю - люди, сзади - несколько повозок. По переговорному устройству даю экипажу команду:

- Вправо - сорок, приготовиться к стрельбе…

Сам уже сижу у пулемета… Но вдруг вижу то, от чего прошибает холодный пот: в колонне не вражеские солдаты с оружием, а женщины с лопатами. Дав команду летчику на разворот, кричу:

- Стрельбу не начинать! [66]

Попутно объясняю, в чем дело. Разворачиваемся прямо над колонной. Конвоиры ведут русских женщин, очевидно расчищать дороги. Один конвоир немного отстал.

- Черноок, справа - враг. Чесани-ка его, голубчика, - даю указание стрелку.

- Готов, товарищ штурман. Это ему не женщин охранять. Мой ШКАС бьет наверняка.

- Молодец, - говорю ему. - Но больше патронов не тратить, будем искать цель поважнее.

Вскоре на дороге показалась колонна из десятка длинных автомашин, а по бокам - две танкетки для охраны.

- Степан, пониже, а то они нас из танков могут снять…

Начинаю стрелять. Наш самолет дрожит - строчат все три пулемета. Трассирующие пули насквозь пронизывают тяжелые вражеские грузовики. Но боеприпасы кончаются. Чуть не касаясь винтами самолета автомашин противника, уходим за дорожные посадки. Это наше возмездие.

Дорогобужский мост

Поздней осенью и зимой 1941/42 г. основной железной дорогой, которую гитлеровцы использовали для обеспечения всем необходимым своих войск, находящихся в то время под Москвой, была двухколейная железная дорога Смоленск - Вязьма. Несколько севернее города Дорогобуж она пересекала Днепр. Из-за особо важного значения дороги мост через реку в этом районе всегда находился под воздействием ударов нашей авиации, в том числе и дальнебомбардировочной. Нашему полку не раз поручалась эта цель. Но сколько раз мы ее ни бомбили, - мост оставался целым. Стоял как заколдованный. К тому же он был основательно прикрыт зенитной артиллерией и зенитными пулеметами, а в условиях осенней непогоды бомбить его приходилось только с малой высоты.

Живучесть железнодорожных мостов вообще и дорогобужского в частности объяснялась прежде всего их большой прочностью, а также ферменной их конструкцией и малыми размерами. Даже когда бомбы попадали прямо в мост, они пролетали сквозь мостовые фермы и рвались только на дне реки. Мгновенного же взрыва бомб нельзя было производить по той причине, что наш полет проходил на малой высоте и взрыватели устанавливались на замедленное действие, так как в противном случае самолет мог быть поражен разрывами собственных бомб. К тому [67] же мост был двойным: состоял как бы из двух мостов, отстоящих друг от друга метров на двадцать - тридцать, и если выводился из строя один, то другой оставался невредим.