Читать онлайн ««Батарея, огонь!»». Страница 58

— Братцы, спасите! — Видимо, услышав русскую речь, человек из последних сил взывал о помощи.

Наученный изощренными провокациями немцев, я взял с собой двух солдат с автоматами и, держа пистолет наготове, кинулся с ними в кусты. В нескольких шагах мы увидели страшную картину. В тени большого ивового куста, скорчившись, лежал на траве сержант-пехотинец, у него был распорот живот, внутренности выпали на окровавленную гимнастерку. Сержант был худенький, лет тридцати и, на удивление, находился в полном сознании. Я осторожно взял его на руки, донес до самоходки и уложил на танковый коврик на подмоторную броню.

— Братцы, дайте попить, — бледными спекшимися губами полушепотом выдавил сержант.

Быков, схватив танковую флягу, быстро налил воды и поднес кружку раненому, тот с жадностью осушил одну, затем еще две кружки подряд, на лице его, прозрачно-бледном от потери крови, выступили крупные капли пота. Санинструктор из десантников обтер руки спиртом, разрезал на раненом гимнастерку, рубаху и аккуратно заложил в живот вылезшие внутренности, затем забинтовал и укрыл раненого шинелью. Боль и муки его были страшны, даже видеть их было нестерпимо тяжело.

— Братцы, дострелите! — из последних сил кричал сержант, начавший терять сознание.  

Но у меня все-таки теплилась надежда: довезем, а вдруг да и выживет человек, хотя видел, что шансов на спасение нет почти никаких, слишком долго пролежал он с открытой раной под палящим солнцем, в пыли, под угрозой смерти, каждую минуту ожидая, что на него наткнутся немцы.

Уложив раненых, посадили десантом уцелевших автоматчиков, и самоходка пошла к своим через большую нейтральную полосу, образовавшуюся с захватом нашими частями трех господствующих высот.

Еще два раза попадали мы под обстрел артиллерии, но сохранили всех людей. За исключением подобранного сержанта, он скончался перед самым нашим выходом к своим.

К командному пункту полка, разместившемуся на той самой зловещей высоте 197.2, самоходка подошла уже в сумерках. Сразу разыскали медпункт и перенесли раненых. Первыми, с немалым удивлением и радостью, встретили нас майор Шулико и его заместитель капитан Корольков.

— А мы вас уже считали погибшими! С утра ведь исчезла связь! — крепко обнимая меня, взволнованно говорил Иван Георгиевич.

— Радиостанцию у нас почти сразу разбило, потому и молчали целый день, товарищ майор, — ответил я и доложил о наших действиях у Малой Смедыни и Парадубов, о гибели батареи Зотова и отделения автоматчиков.

— Жалко ребят, — с горечью сказал начштаба. — Но тут и не знаешь, кого винить за неточность карты, Волынь ведь до тридцать девятого была в составе Польши. И нам поддержать вас было нечем, все главные силы, в том числе и ваша 3-я батарея, были втянуты в дело, чтобы взять растреклятую высоту. Трудный, долгий был бой, роковой стала эта высота, столько здесь положили людей.  

Подошел ближе и Корольков, тоже обнял всех поочередно, крепко жал нам руки.

До сих пор жалею, что не запомнил имени лейтенанта-танкиста, с которым вместе прорывались из окружения, навсегда запомнился этот молодой высокий парень, симпатичный голубоглазый блондин с твердым мужественным лицом.

— Ну и здорово же вас фрицы разделали! Вы только посмотрите, живого места на самоходке нет! — восклицал подошедший зампотех батареи Силантий Журбенко и уже обхватил меня обеими руками, сжимая в объятиях.

Примчался обрадованный Паша Ревуцкий, крепко обнял, расцеловал меня:

— Дорогой Василий Семенович, видно, ты и твои ребята родились под счастливой звездой, коли при двух таких пробоинах на лбу живы остались! — Тут же обнял и расцеловал обоих Сергеев и Якова Петровича.

Прибежали от своих самоходок, уже стоявших в окопах, экипажи нашей и других батарей, все расспрашивали о бое, батарее Зотова, погибших автоматчиках, одновременно рассматривая пробоины и вмятины на нашей машине. Я рассказал про снаряд, как увидел его и вытаскивал. Сначала лица у всех были сосредоточенными, печально-суровыми, а когда дошел до того места, что не обнаружил ни головного, ни донного взрывателя, лица у всех просветлели, напряжение сменилось шутками, хохотом, вздохами облегчения. Паша Ревуцкий тут же рассказал, как утром немцы ударом одновременно с двух сторон прервали наступление и наши вырвавшиеся вперед танки и самоходки с десантами оказались в окружении.

После короткой возбужденной встречи поставили самоходку на огневую позицию в центре боевого порядка батареи, и до рассвета экипаж без отдыха оборудовал окоп, а ремонтники заваривали пробоины и шрамы на корпусе самоходки.  

На другой день, немного поспав, осмотрели с офицерами-батарейцами бывшие позиции немцев на высоте и всю систему их обороны. Это была поистине неприступная крепость! Для каждого танка и самоходного орудия — капонир. Для каждой пушки — полукапонир. И все это из гранита и валунов! Разрушить такой бастион можно только артиллерией особой мощности или прямыми попаданиями авиационных бомб. Пехота тоже была укрыта так, что достать ее можно было только с воздуха или огнеметами. И все-таки высота взята! Сейчас внизу и на скатах саперы разминировали минные поля. Здесь мы впервые увидели, как выглядит противотанковая шаровая мина, до этого мы сталкивались только с губительными последствиями ее действия: когда на нее наезжала гусеница танка или самоходки, она выбрасывала на 40 метров горящую жидкость и машина сгорала.

Около полудня командир полка собрал офицеров на своем КП, расположенном в бывшем командно-наблюдательном пункте немцев; отступление противника было столь поспешным, что немцы не успели ни заминировать, ни взорвать свои траншеи. Внутреннее обустройство компункта поражало прочностью инженерных конструкций и комфортабельностью: электрическое освещение от аккумуляторов, нормальная мебель, даже походный бар с винами. Мы посчитали все это слишком роскошным по военному времени. Через амбразуры, даже без оптических приборов, отлично просматривалась местность до самого леса — наших исходных позиций, а уж через стереотрубу немцам была видна и вся  полоса нашей обороны, от Кругеля до высоты 185.7 включительно.

Майор Либман встал, взглядом обвел всех присутствующих и начал размеренно излагать, периодически поглядывая в свои записи:

— Задачу командования армии мы выполнили, овладев высотой 197.2 и другими доминирующими высотами, с которых противник преграждал нам выход к Западному Бугу. Отбиты все контратаки противника, пытавшегося вернуть эти опорные позиции. Однако потери мы понесли большие. В полку семь самоходок сгорело и почти все повреждены, требуют серьезных восстановительных работ. Потери в личном составе составили около сорока человек. Бригада потеряла почти все танки и завтра уходит на пополнение. Значит, наступать мы пока не имеем возможности. Необходимо за неделю привести в боевую готовность все оставшиеся самоходки и одновременно оборонять занимаемый полком участок. Это означает, что все ремонтно-восстановительные работы придется проводить на огневых позициях, в окопах.

Затем выступил начштаба:

— Товарищи офицеры, каждая батарея придается стрелковому батальону первого эшелона и во взаимодействии с ним удерживает узел обороны батальона. Работать на радиостанциях на весь период оборонительных боев запрещаю. До двенадцати ноль-ноль десятого июля каждому экипажу следует оборудовать, помимо основной, по две запасных огневых позиции. Саперному взводу совместно с саперами стрелковых частей к этому времени создать перед фронтом обороны полка смешанные минные поля.

— Базилевич, ты теперь с успехом можешь выполнять план сдачи металлолома и немецкими танками, и своими сгоревшими самоходками, — пошутил своим хрипловатым голосом комполка, глядя на своего заместителя по техчасти.  

Меня передернуло, думаю, и остальных поразила легкость упоминания трагедии последних боев. Не выдержал и Базилевич:

— Не радует меня такая возможность, товарищ майор. Лучше бы сдавать металлолом только немецкими танками или совсем не сдавать, пусть уж меня ругают и наказывают.

На том и закончилась постановка боевых задач командованием полка. С неприятным осадком в душе от последнего диалога.

Закипела бурная работа по восстановлению боевых машин. Без сна и отдыха, круглыми сутками в поте лица трудились специалисты ремонтной базы армии, солдаты и сержанты ремвзвода вместе с офицерами техслужбы и экипажами самоходок. Работали зампотехи батарей и их помощники — механики-регулировщики, в нашей батарее на этой должности был старшина Шпота, который при любой поломке на самоходках — на марше или на поле боя — всегда оказывался тут как тут и своим хитрым набором инструментов и запчастей быстро устранял неисправности, постоянно опережая своего начальника старшего лейтенанта Журбенко.