Читать онлайн «Записки солдата». Страница 21

В 1926 году меня вновь перевели в школу, размещавшуюся по-прежнему по улице Долгобродской. К этому времени ее значительно расширили. Отдали одноэтажный деревянный дом по Советской улице.

В 1927 году контингент учащихся еще больше увеличился. Снова улучшили размещение. Постепенно укомплектовали хороший преподавательский состав. Вели занятия Иван Григорьевич Шахотько — по белорусскому языку, Гермоген Митрофанович Терравский — по русскому языку, Михаил Григорьевич Гулякевич (ныне член Верховного Суда БССР) — по уголовному праву, Михаил Маркович Малкин — по уголовному процессу, Федор Леонтьевич Долгополов — по политэкономии. Позже в школе читали лекции по отдельным предметам такие высококвалифицированные преподаватели, как Исаак Натанович Фридман, — консультант по уголовному законодательству Совета Народных Комиссаров БССР, профессора Василий Федорович Чарваков — по судебно-медицинской экспертизе, Михаил Осипович Греденгер — по гражданскому законодательству, Гольблят — по психиатрии. Привлекались к чтению лекций и проведению занятий преподаватели Объединенной белорусской военной школы: Абрам Миронович Меркин — по истории партии, Лукьян Антонович Соколовский — по топографии, Александров — по теории стрелкового дела. Часто читал лекции Алексей Андреевич Скапин из Управления пограничных войск.

Регулярно посещали школу, читали лекции и вели практические занятия ответственные работники республиканских управлений и отделов НКВД, такие, как заместитель начальника уголовного розыска республики Исаак Семенович Чертов, начальник оперативного отдела Михаил Миронович Чертов (ныне пенсионер, живет в Ленинграде), начальник научно-технического отдела Михаил Михайлович Бурцев (погиб в Отечественную войну) и другие.

В школе не раз встречали председателя ЦИК БССР Алексея Григорьевича Червякова и председателя Совнаркома Иосифа Александровича Адамовича, наркома внутренних дел и его заместителей.

Школа стала средним учебным заведением. 7 декабря 1925 года Совет Народных Комиссаров Белоруссии с целью увековечения памяти Михаила Васильевича Фрунзе официально присвоил школе имя М. В. Фрунзе.

Мы гордились этим именем и носили его с честью. Еще в 1925 году я стал семейным человеком, получил хорошую квартиру на площади Свободы. В том же году как командира Красной Армии меня зачислили на вечерний курс Объединенной белорусской военной школы. По окончании ее меня направили на три месяца дублером командира пулеметной роты в 24-й стрелковый полк 8-й дивизии, стоявшей в Бобруйске. Это способствовало моему общеобразовательному и военному развитию.

После тяжелой разрухи, вызванной первой империалистической и гражданской войнами, немецкой и польской оккупацией, Белоруссия, как и вся страна, постепенно залечивала раны и развивала промышленность и сельское хозяйство. В магазинах и на рынках появилось больше продуктов, промышленных товаров. Отменили карточную систему, закрыли биржу труда. Страна покрылась строительными лесами.

К этому времени я хорошо знал Минск, он мне нравился. Особенно центр города и его улицы — Советская (бывшая Захарьевская), Ленинская (Губернаторская), Карла Маркса (Подгорная), Кирова (Магазинная), Энгельса (Петропавловская), Комсомольская (Богодельная), Свердлова (Коломенская), Республиканская (Романовская), Интернациональная (Преображенская), Революционная (Койдановская), Немига и другие.

Знал и окраины города — Комаровку, Цнянские болота, Сторожевку, Переспу, Людамонт, Ляховку, Тучинку, Грушевский поселок, Сеньжаны, Серебрянку, Козырево, Антоново и Три корчмы — позже поселок имени Коминтерна.

Многие окраины города были похожи на мою деревню Ворониловичи. Взять хотя бы завокзальный район, близкий к центру города, такие улицы, как Койдановский тракт (ныне Чкалова), Каменная, Гражданская, Слонимская, Красивая, Уфимская, Толстого, Тифлисская и другие. Вдоль улиц стояли деревянные дома с сараями во дворах, садиками, огородами, декоративными деревьями, огромными кленами, березами, тополями и соснами. Улицы были неблагоустроены, летом зарастали зеленой травой. Здесь пасли коров, коз, свиней, ходили куры. Зимой все заносило снегом так, что трудно было не только проехать, но и пройти. Ну чем не наши Ворониловичи: только воду брали не из колодцев с «журавлями», а выкачивали из колонок насосом. Вот и все внешнее различие. Из домов доносился стук деревянных ткацких станков — кросен. Это хозяйки ткали холст.

Население разговаривало на смешанном русско-белорусском языке. Одежда была очень простая, особенно в будние дни. Многие мужчины и женщины носили верхнюю одежду из самотканого серого сукна, зимой — полушубки. Население окраин города — в большинстве переселенцы из деревень.

Хорошо помню городские рынки (базары) — Виленский, Троицкий, Нижний, Рыбный, Ятки, Конный. Я часто бывал на Троицкой горе, на рынке. Ныне это площадь Парижской коммуны с известным в Белоруссии театром оперы и балета.

Я жил в угловом доме от площади Свободы по Козьма-Демьяновской улице. В народе ее звали «Між цёмных крам». Улица действительно была очень темна и настолько узка, что две подводы разъехаться не могли. На Троицкий рынок мы ходили пешком, а иногда ездили конкой. Она проходила с площади Свободы по улице Бакунина и дальше по Коммунальной (ныне Максима Горького).

Рынок на Троицкой горе был копией базара в Ружанах, только больших размеров. Сюда съезжались крестьяне из окрестных деревень и привозили свои нехитрые товары: жиры, мясные и молочные продукты, мед, воск, пшеницу, рожь и другое зерно. Здесь продавались картофель, фрукты, ягоды, грибы, гончарные и столярные изделия, ткани, дрова, сено — все, что производилось трудом сельского труженика.

На рынке можно было встретить людей в одежде от городского покроя и до полесской свитки, в сапогах и в лаптях, сплетенных из липовых лык, веревочных и сшитых из кожи с десятью ушками и без ушек, стянутыми ремешками по краям. Сюда приходили люди близкие и понятные мне. Я очень любил ходить по базару и прицениваться к разным товарам. Часто покупал сухой крестьянский сыр, который очень любил.

В 1925—1926 годах в стране, в том числе и у нас в Минске, особенно в ученом мире, практиковались диспуты на разные темы. На один из таких диспутов попал и я. Темой было: «Родился ли, жил ли, умер ли и вознесся ли на небо Иисус Христос?» Диспут состоялся в здании еврейского театра по улице Володарского, ныне русский театр имени А. М. Горького. Главным докладчиком был епископ Веденский. Оппонентами — профессора Белорусского и Харьковского университетов, член ЦК КП(б)Б Щукевич-Третьяков, а главным оппонентом — бывший профессор богословия Никольский.

Довольно вместительный зал и второй ярус — балкон театра — были переполнены. Диспут платный, и входные билеты продавались и перепродавались нарасхват. Первый и второй ряды заполняли священники, раввины и другие церковные служители. Как и следовало ожидать, аудитория разделилась на сторонников Веденского и сторонников оппонентов. Веденского поддерживали первые ряды. Уже первый выход его на трибуну в этих рядах вызвал аплодисменты.

Веденский был одет в суконную тогу повседневной носки, с массивным крестом на груди и палицей на золотых цепях. Среднего роста, с черными подстриженными «под польку» волосами, маленькой клинообразной бородкой, с узкими прорезями глаз, Веденский был похож на восточного человека.

Красивая русская речь, простота изложения своих мыслей, умение аргументировать их, находчивость в споре внушили аудитории вначале некоторое уважение к докладчику, как к ученому. Он подробно рассказал о жизни Христа со дня рождения и до смерти. Доклад длился около двух часов и был насыщен цитатами из литературы тысячелетней давности, а также более современной.

Далеко не во всем разобрался я, но очень многое понял. Меня удивило, почему такой диспут разрешили.

Во время и после гражданской войны духовенство, особенно высшее (а это те же капиталисты и помещики, только в рясах), было на стороне контрреволюции. Многие из служителей культа для борьбы с трудящимися использовали не только церковь и монастыри, но и огнестрельное оружие. Некоторые бежали за границу. Оставшиеся постепенно изменяли форму борьбы и всеми силами стремились удержать массы под своим влиянием, помешать социалистическому строительству в городе и деревне. Требовалось развенчать идеологию церковников, показать народу, что бога нет и не было. С этой целью, как я потом понял, и устраивались дискуссии.

Из выступлений оппонентов особенно запомнилось окончание речи профессора Харьковского университета, который обратился с вопросом к Веденскому:

— Чем заслужила Земля, что бог послал своего единого сына именно к нам? Если же он посылал сыновей и на другие планеты, то сколько было сыновей у бога?