Читать онлайн «В начале войны». Страница 60

Генерал Еременко, сразу обратив внимание на мою перевязанную бинтом голову и не совсем уверенную из-за сильной головной боли речь, сказал мне: Да вы же, батенька мой, ранены, отправляйтесь-ка к медикам и выясните у них, можете ли вы быть в строю. В это время к генерал-лейтенанту подошел незнакомый мне генерал-майор и стал докладывать об обстановке под Смоленском.

Однако оказалось, что заместитель командующего фронтом знал обстановку значительно лучше докладывавшего, так как с целью выяснения ее на месте только что ездил в район города. Я пошел к медикам. Они тут же заявили о необходимости госпитализации, но я наотрез отказался и потребовал, чтобы меня перевязали поаккуратнее и дали что-нибудь от головной боли и тошноты, так как это мучило меня особенно сильно.

В штаб своей дивизии я прибыл с наступлением темноты, вызвал командиров частей, выслушал их краткие доклады. Положение оказалось крайне тяжелым. К этому времени была установлена связь справа — с танкистами полковника И. П. Корчагина{14} и слева — с 46-й стрелковой дивизией Филатова. Но между нами оказались очень большие разрывы как справа, так и слева, и их нечем было закрыть. Таким образом, оказалось, что 57-я танковая дивизия во взаимодействии с соседями принимала на себя удар механизированных соединений гитлеровцев, которые стремились как можно быстрее разделаться с войсками, противостоящими им, с тем чтобы усилить свою смоленскую группировку и как можно быстрее закрепиться в городе.

Я проинформировал собравшихся офицеров о положении дел на фронте 16-й армии, изложив содержание информации, полученной на КП 16-й армии от подполковника Рощина. Приказал командирам частей довести до всего личного состава, что фашисты сосредоточили крупные силы под Смоленском с целью как можно быстрее овладеть им. Противник проводит одну атаку за другой, но без особого успеха, и несет большие потери.

Подчеркнул, что наша задача — во что бы то ни стало удерживать занимаемый рубеж и ни одному человеку, ни одному подразделению без приказа не оставлять своих позиций. Приказал майору Рудому еще раз доложить обстановку полковнику Шалину и просить подкреплений.

К рассвету следующего дня прибыла мотострелковая дивизия 5-го механизированного корпуса, но по своим силам и численности она едва ли превосходила стрелковый батальон, зато была закалена в предыдущих боях в составе корпуса. Прибывшие, как и наши танкисты, в любой обстановке, несмотря на сильные бомбежки с воздуха и адский артиллерийский и минометный огонь, умело отражали атаки танков и пехоты гитлеровцев. В то время, как мы вели бои под Красным, наш 115-й танковый полк сражался в отрыве от своей дивизии. 15 июля он вышел из оперативного подчинения 1-й мотострелковой дивизии и был направлен в район Благовещенки в оперативное подчинение 18-й стрелковой дивизии. Полк опоздал прибыть в дивизию, так как она отошла на восток. Утром 17 июля полк в составе трех батальонов атаковал колонну противника в движении между Копысью и Горками. Своей неожиданной атакой подавил мотоциклетный полк и разорвал танковую колонну, в результате одна ее часть поспешила на Горки, а другая возвратилась на Копысь.

К утру 17 июля 115-й полк вернулся в дивизию в составе четырех рот по 15 машин в роте.

Районом расположения полка была мною указана ст. Гусино для восстановления материальной части и отдыха. Одну танковую роту пришлось выдвинуть южнее моста ст. Гусино в резерв.

Было принято решение сократить все, что можно, в тылах дивизии и поставить в строй. Кроме того, к нам присоединилось около 30 человек, случайно оторвавшихся от своих подразделений, среди них были связные, ординарцы и два водителя транспортных машин, вышедших из строя. Посоветовавшись с комиссаром дивизии полковым комиссаром Д. Т. Вольховченко, мы решили передать этих людей в мотострелковый полк.

До 20 июля каждый день воины этого участка фронта 16-й армии отражали по две, три сильные атаки неприятеля. Главное преимущество врага было в авиации, в танках и артиллерии

В нашей исторической литературе справедливо отмечается, что гитлеровцы боялись ночных действий. В целом это совершенно верно. Что касается того участка, где мы оборонялись, то каждую ночь они проводили ночную разведку, правда, небольшими силами до взвода пехоты, усиленного двумя, тремя танками. Действия вражеской разведки в ночных условиях проводились обычно на флангах дивизии. Это было учтено, а поэтому их разведка, как правило, попадала под огонь наших подразделений, находящихся в засадах, и успеха не имела.

Данные о противнике наш штаб имел ограниченные. Враг на протяжении нескольких дней вел усиленную разведку на флангах дивизии, а это давало возможность предполагать, что неприятель будет стремиться овладеть гусинским мостом. 18 июля приблизительно в 15 часов на гусинский мост со стороны Дубровно двинулось до двух рот танков с пехотой и со стороны Сырокоренья танковый десант в 10–12 машин. Попытка захватить гусинский мост была сорвана нашей танковой ротой, в составе которой находилась и пехота. Гитлеровцы ушли в обратном направлении, оставив до 10 подбитых машин. Если бы им удалось захватить мост, то были бы отрезаны 13-я и 17-я дивизии 5-го механизированного корпуса.

С вечера 19 июля стало известно, что соседи справа — танкисты полковника Корчагина — получили приказ отойти на северный берег Днепра. Мы никаких указаний еще не получили. Обстановка же складывалась так, что для сохранения живой силы и техники надо было своевременно оторваться от противника, наседавшего с флангов и фронта. Срочно были вызваны командир приданной мотострелковой дивизии 5-го механизированного корпуса и командиры частей дивизии. Изложив обстановку, я дал приказ отходить. План отхода был прост. Первым отходил разведбатальон, за ним следовал штаб, артиллерия. Восточнее дороги, лесом, включая его опушку, отходил наш 57-й мотострелковый полк, и мотострелки из приданной дивизии прикрывали отход с фронта. Когда разошлись командиры частей, начальник штаба Рудый доложил, что из штаба армии получена радиограмма с приказом об отходе, начало которого назначено на час ночи 20 июля.

К этому времени дорога Красное — ст. Гусино уже была перехвачена немецкой пехотой, из-за этого разведбатальон вынужден был вступить в бой в ночных условиях. Лишь к 6.00 утра силами мотострелковой дивизии и разведбатальона дорога была очищена. Здесь проявилась боязнь гитлеровцев проводить серьезные наступательные действия ночью. Они нанесли удар с фронта вдоль дороги лишь около 7 часов утра 20 июля. С началом наступления неприятеля основная тяжесть боя легла на плечи 57-го мотострелкового полка. Полку удалось оторваться от противника и перейти гусинский мост к полудню. Мост прикрывала танковая рота и артиллерия 5-го мехкорпуса, остававшаяся на противоположном берегу реки. Я был с мотострелками и встретился на мосту с генерал-майором Журавлевым, заместителем командира 5-го мехкорпуса. Он контролировал подготовку моста к взрыву. Мне стоило немалых трудов уговорить его отложить взрыв до переправы танковой роты. Если бы я задержался некоторое время при танковой роте, пришлось бы и мне вместе с танкистами выкупаться в Днепре. К счастью, все прошло хорошо. После переправы нашей танковой роты мост был взорван.

К 15 часам дивизия сосредоточилась в районе ст. Гусино. За время боев под с. Красное наша дивизия получала небольшие подкрепления в живой силе, хотя эти подкрепления были и незначительными по числу, но по боевым качествам это были опытные воины. Поэтому в 8-дневных боях под с. Красное все атаки противника отражались с большими потерями для него, несмотря на огромное количественное превосходство гитлеровцев в живой силе и технике{15}.

В дальнейшем, ведя тяжелые бои, танковая дивизия Мишулина оказалась в окружении, но под руководством своего командира, несмотря на серьезные осложнения из-за ранения и контузии не оставлявшего своего поста, с боями вышла на новые рубежи.

В приведенных воспоминаниях Василия Александровича весьма скромно рассказано о больших героических делах, которые во многом способствовали действиям 16-й и 20-й армий в районе Смоленска.

Я был хорошо осведомлен о боевых подвигах танкистов, о них мне много говорили также командармы Лукин иКурочкин. Полковник Мишулин был представлен к званию Героя Советского Союза и к воинскому званию генерала.

При этом имел место такой небезынтересный случай. Моя реляция о Мишулине заканчивалась следующими словами:

…Представляю полковника Мишулина к званию Героя Советского Союза и к воинскому званию генерала. Генерал-лейтенант Еременко.

При передаче этого текста шифром по телеграфу он трансформировался и стал выглядеть так:

Представляю полковника Мишулина к званию Героя Советского Союза и к воинскому званию генерал-лейтенанта. Еременко.