Читать онлайн «Орлы над Хинганом». Страница 12

В тишине, наступившей так внезапно, вдруг кто-то негромко, по-видимому против своей воли, всхлипнул. К горлу Тихонова подступили спазмы, и он почувствовал, что должен что-то сказать.

— Алексей Симочкин, мы тебя никогда не забудем! — глухо проговорил он. — Ты погиб, как настоящий герой и воин. Ты пал первой нашей жертвой в борьбе с ненавистными японскими самураями. Это они, — возвысив голос, продолжал он, все так же сурово глядя в пустоту, — вынуждают нас жить в этой безлюдной степи, зарываться в землю, переносить неслыханные тяготы. Клянемся, что, когда пробьет час нашего возмездия, мы отомстим врагу за твою смерть сполна!

Тихонов опустил голову, и только желваки, игравшие на медных от загара щеках, выдавали его волнение. Бойцы тоже склонили головы, и опять стало так тихо, что было слышно, как дышат люди.

Вдруг послышался лошадиный топот. Все подняли головы, повернулись и увидели, что по косогору скачут два всадника в фуражках с зеленым верхом. Это были пограничники. Лошади, на которых они ехали, были взмылены и до самого брюха вымазаны грязью. Плащ-палатки, висевшие на всадниках, были мокрые, и это говорило о том, что они выехали сюда в самый разгар урагана. Какая нужда погнала их в неурочный час?

— Егоров, — приказал Тихонов, — перенесите Симочкина к штабной палатке и поставьте караул.

Сказав это, Тихонов сделал несколько шагов навстречу всадникам.

— Чем обязан вашему появлению, товарищи? — крикнул он, испытывая нетерпение.

— Помощь нужна, товарищ капитан, — ответил, подъезжая, один из пограничников. — В ураган перешла границу большая группа диверсантов. Часть мы перестреляли, но некоторым удалось скрыться в сопках. Надо выставить заслоны и прочесать местность.

Тихонов встрепенулся. Повертываясь к бойцам, которые все еще стояли около Симочкина, звонко крикнул:

— Тревога!

Пополнение командиров прибыло гораздо скорее, чем предполагал Тихонов. Для каждого думающего человека это был хороший признак: как, мол, ни тяжело на фронтах, а военная машина пущена на полный ход. Она все теперь по-хозяйски учтет, все силы сгруппирует, каждого возьмет на заметку, наставит на дело, которое сольется с общими усилиями народа.

Среди прибывших в батальон были: комиссар батальона Буткин, светло-русый, сероглазый, невысокого роста, с худощавым лицом, на котором расползались глубокие морщины и складки, говорившие, что легкое поджарое тело и быстрая походка комиссара обманчивы и лет, трудных, пестрых лет, прожито им значительно больше, чем можно дать на первый взгляд; старший лейтенант с поэтической фамилией Синеоков и с очами действительно синими и мечтательными; лейтенант Королев, высокий, стройный, с пушистыми завитками усов, и черный, будто накопченный в таежном дыму, с угрюмым взором черных глаз, политрук Батраков.

Синеоков и Королев были кадровыми командирами, и их направили в батальон командовать ротами, а политрука Батракова назначили уполномоченным особого отдела.

Вместе с Буткиным в батальон прибыли двое старшин, командовать взводами, и человек семь сержантов, посланных в распоряжение Тихонова. Кого по-прежнему недоставало, так это врача — начальника санитарной части батальона.

Когда прибывшие командиры, выстроившись по ранжиру, представились комбату, Тихонов изумленно проговорил:

— А где же врач? Почему врача нам не присылают?

Но из прибывших никто этого знать не мог. Назначением врачей ведало совсем другое управление штаба — санитарное. Командиры промолчали, а Тихонов, как бы спохватившись, сказал:

— Ну что ж, товарищи, будьте как дома. Рад, что прибыли. Если не возражаете, то охотно проведу вас по расположению батальона, покажу вам, чем мы богаты.

Все согласились. Тихонов помедлил секунду-другую, прикидывая, с чего начать обход батальона, и, вспомнив о младших командирах, ждавших в стороне, когда комбат займется ими, велел подозвать их.

Старшины и сержанты оказались как на подбор: рослые, подтянутые, собранные. Они так лихо козыряли Тихонову, так ловко это у них получалось, что старый служака невольно улыбнулся. За последнее время, когда в армию нахлынуло много людей необученных, не знающих даже элементарных правил армейского порядка, настоящая строевая выправка, которой отличались приехавшие старшины и сержанты, не могла не броситься ему в глаза.

— Да откуда вы такие взялись?! — не утерпев, воскликнул Тихонов.

— Мы только что окончили курсы подготовки младшего комсостава по сокращенной программе полковых школ, — проговорил один из сержантов, на котором все обычное солдатское обмундирование сидело как-то по-особенному ловко. Тихонов присмотрелся к сержанту: карие глаза его были быстрыми, цепкими, движения пластичными. «Спортсмен», — про себя отметил Тихонов и, попытавшись на глаз определить возраст сержанта, в недоумении опустил голову. Сержант был моложав, по-юношески поджар, но по каким-то незримым признакам, по манере смотреть в упор Тихонов понял, что сержант прожил уже не меньше тридцати лет.

— Вы знаете, товарищ капитан, — проговорил старший политрук Буткин, — сержант товарищ Соловей, — при этих словах он кивнул головой на сержанта, который, заслышав свою фамилию, произнесенную старшим начальником, вытянул руки по швам и стоял как по команде «смирно», — изумительный затейник. Он и певец, и танцор, и баянист, и чтец. Дорогой он нам показал свое искусство. Я полагаю, что товарищ Соловей наладит нам в батальоне художественную самодеятельность…

— Это хорошо! Живем мы тут, по правде сказать, не очень весело, — с грустной усмешкой сказал Тихонов.

— Ну, насчет веселья, товарищ капитан, не беспокойтесь, мы его из-под земли добудем, — довольно самоуверенно проговорил Соловей. Но судя по тому, что и средние и младшие командиры на эти слова сержанта отозвались сочувственно, Тихонов понял, что Соловей, видимо, насчет веселья в самом деле «собаку съел».

— Давайте, давайте, сержант, унывать нам не приходится, — шутливо сказал Тихонов и, помолчав, добавил: — Помните, как поется в песне: «Затоскуй, загорюй — курица обидит».

Потом все они, и средние командиры и младшие, направились вслед за Тихоновым по пади Ченчальтюй осматривать расположение батальона, в котором с сегодняшнего дня они становились равноправными жителями, участниками всех его дел, законными творцами его доброй славы.

Батальон существовал всего лишь несколько недель, но он имел уже кое-какую историю, о которой можно было рассказывать.

Тихонов показал приезжим землянки, теперь уже оборудованные по всем правилам строительной техники, ознакомил с расположением рот, рассказал о соседях — таких же батальонах, как и его, Тихонова, подразделениях, расположенных в семи-восьми километрах слева и справа. Потом он провел прибывших командиров к самому большому котловану, который один из всех оставался еще не покрытым никакой крышей. Здесь намечался клуб. Его не достроили из-за отсутствия теса. Сам начальник политуправления обещал прислать тес, и теперь его ждали с каждым поездом.

Котлован, предназначенный для клуба, был местом гибели Симочкина, и Тихонов, все еще переживавший гибель молодого бойца, не утерпел, чтобы не рассказать об этом памятном всему батальону событии.

Могила Симочкина находилась на гребне одной из сопок, окружавших падь Ченчальтюй. Отсюда, от землянок, хорошо был виден деревянный памятник, в виде конусообразной колонки, увенчанной ярко-красной звездой, поставленный по распоряжению Тихонова на самом солнцепеке, на пересечении ветровых потоков, которые на этом месте, вырвавшись из падей, сталкивались, как два взбесившихся коршуна.

И средние и младшие командиры, слушая Тихонова, то и дело поглядывали на памятник Симочкину, каждый по-своему представляя этого безвременно погибшего юношу. А Тихонов, заговорив о Симочкине, рассказывал уже о выходе батальона на границу, о ливне, который свел на нет многодневный труд батальона, о безрезультатных поисках в степи диверсантов, сумевших перейти границу под прикрытием дождя, о том напряженном положении, которое сложилось тут ввиду бесконечных японских провокаций и диверсий.

— Живем мы здесь вдалеке от фронта, а жизнь ведем почти фронтовую, — говорил Тихонов. — Спим с оружием, несем усиленный караул на своем участке, то и дело выбрасываемся на границу, чтобы в случае чего не прозевать, вовремя дать японцам отпор. А войны, видимо, не избежать. По последним разведданным, японцы только на нашем направлении подвели три дивизии, причем две из них императорские. А на днях в один из маньчжурских городков прибыли немецкие инструкторы, которые намерены внедрить в японскую армию свои новейшие достижения.

Рассказав о всей истории батальона, Тихонов не покинул приехавших, а вместе с ними направился на кухню, куда предварительно он передал приказание о срочном приготовлении обеда для вновь приехавших товарищей.