Читать онлайн «Гвардейцы Сталинграда идут на запад». Страница 26

Во второй половине дня наша пехота применила несколько раз дымовые завесы во время танковых контратак. Это ослепляло танковые экипажи, наши истребители танков подползали к танкам на бросок гранаты, и неуязвимые «тигры» или получали тяжелое повреждение, или сгорали на месте.

Стало быть, появилась возможность обескровить 40-й танковый корпус противника, пользуясь дымовыми завесами и наступающей темнотой, возникла необходимость ночного боя, тем более что ночью могли эффективно действовать штурмовые группы истребителей танков. Немцы от передовых позиций танки не отводили, держали в боевых порядках своей пехоты, пряча их в заранее вырытых укрытиях. Ночью же на танкоопасных направлениях наши саперы имели возможность выставить и минные заграждения.

Бой 10 октября закончился поздно вечером. Я поставил задачи командирам корпусов наутро. Они во многом повторяли задачи на первый день наступления, а ночью приказал действовать штурмовым группам истребителей танков.

За день боев немецкие солдаты подтянулись к своим опорным пунктам, оставив траншеи, а местами были выбиты из траншей и укрылись в глубоких блиндажах и дзотах опорных пунктов.

Группы солдат по 3–5 человек во главе с офицером или сержантом, вооруженные связками противотанковых гранат и бутылками с горючей смесью, получили возможность проникать в боевые порядки противника.

Штурмовые группы рассеялись.

Солдаты подползали к укрытиям танков, брали на прицел танковые люки и забрасывали танк гранатами и бутылками.

Позиции противника тонут в ночной тьме. По полю стелется дым. Этот мрак не пробивают даже осветительные ракеты, которыми немцы себя успокаивали. И вдруг где-то там, за ничейной линией, в глубине вражеской обороны яркая вспышка, как взорвавшаяся звездочка. Одна вспышка, другая, третья… И опять все тонет во мраке. Иной раз вслед за этими звездными вспышками раздается взрыв, и к небу взмывают огненные языки. Это загорелся танк, взорвались его баки с горючим. Сразу же оживает десяток огневых точек противника. Тьму прорезают трассирующие струи. Наши артиллеристы, конечно, засекают огневую точку. Если она пристреляна, раздается два или три орудийных залпа. Точка гаснет… Опять тьма. Тревожная фронтовая тишина, тишина передовой.

Вот вдруг в расположении противника открывается ураганный ружейно-пулеметный огонь. Что это? Враг засек продвижение нашей штурмовой группы или у него не выдержали нервы? А там наши солдаты, наши гвардейцы, бесстрашные сталинградцы, люди, которые, не колеблясь, вступают в поединок с бронированным чудовищем.

А вот полыхнуло в отдалении, почти у горизонта, пламя. Это еще один танк загорелся. Теперь немецкие пулеметы бьют по всей линии фронта, расчерчивают небо осветительные ракеты…

И так — до утра!

Утром 11 октября в 8.00 заговорила артиллерия всего фронта. Не долго мы могли вести на этот раз артподготовку. Боеприпасы! Опять боеприпасы!

20 минут артподготовки — и в 8.20 атака.

Из штаба 82-й дивизии сообщают, что вышли на рубеж Васильевка. Дальше продвинуться не могут из-за сильного огня противника. Приказываю закрепиться на достигнутом рубеже, больше людей в атаку не поднимать.

27-я гвардейская стрелковая дивизия натолкнулась на контратакующие танки противника. Солдаты залегли, пропуская их сквозь свои боевые порядки. Танки встречены 152-миллиметровыми орудиями, выдвинутыми на позиции для боя прямой наводкой. Контратака танков отбита, в контратаку пошла немецкая пехота. Продвижения вперед дивизия не имеет.

Части 28-го гвардейского стрелкового корпуса встретили с первой же минуты сильнейшее огневое сопротивление. Залегли. Продвижения не имеют.

Более радостные сведения поступают из 33-го стрелкового корпуса. Его 78-я дивизия потеснила противника, подошла к восточной окраине колхоза Дмитровка.

Даю приказ: истреблять танки любыми средствами! Сейчас это главное. Пехоту противника уничтожает огонь нашей артиллерии. Опасны танки в контратаке. Весь день войска в активной обороне. И вот поднимаются факелы горящих танков над полем боя. Только по приблизительным подсчетам горит около двадцати танков, а сколько их отбуксировано с повреждениями, мы сосчитать не можем. Немецкие танкисты уже не отрываются от своей пехоты, не прорываются сквозь наши боевые порядки…

В районе поселка Ивановка захвачен «тигр». Вместе с командующим бронетанковыми войсками армии полковником М. Р. Вайнрубом и командующим артиллерией генералом Н. М. Пожарским едем туда. Интересно, что это за немецкий зверь, «тигр»?

Башня этого танка была пробита попаданием 122-миллиметрового снаряда. Около танка десяток трупов немецких солдат, в танке четыре убитых танкиста.

Мощное сооружение. Отличная конструкция оптического прицела, сильная 88-миллиметровая пушка.

Я думаю, что танки «тигр» в летне-осенней кампании 1943 года были наиболее грозной машиной. Гитлер не зря делал в Курской битве ставку именно на эти танки. В танковых боях сорок третьего года они несомненно могли бы иметь успех. Но мы уже имели самоходные орудия 122-миллиметровые, которые пробивали броню «тигров».

По сталинградским традициям генерал Н. М. Пожарский и полковник М. Г. Вайнруб тут же на поле боя, у разбитых танков, обучали наших танкистов и артиллеристов, как бить «тигры», как свести на нет его боевые преимущества. Шел разбор, на какую дистанцию подпускать этот танк, где у него наиболее уязвимые места…

Закончился второй день наступления…

В течение этих двух суток командующий фронтом Р. Я. Малиновский и член Военного совета А. С. Желтов безотлучно находились на наблюдательных пунктах 8-й гвардейской армии, на направлении главного удара. От них мне было известно, как обстоят дела и у моих соседей — в 3-й гвардейской и 12-й армиях. Картина та же, что и у меня. Лишь 12-й армии удалось несколько потеснить противника. Но и там противник предпринимал одну контратаку за другой в основном силами 40-го танкового корпуса.

На третий день наступления задачи оставались прежними: прорвать оборону противника на ранее определившихся направлениях, вести истребительную борьбу станками.

В ночь, на 12 октября опять в расположение противника начали проникать истребительные штурмовые группы. Опять вспыхивали в ночи яркими факелами танки противника. Саперы устанавливали мины на танкоопасных направлениях, артиллеристы подтягивали орудия для стрельбы прямой наводкой по танкам.

12 октября в 8.00 началась артподготовка по зафиксированным за ночь целям. После получасовой артподготовки, в 8.30 пехота с поредевшими танками поддержки опять пошла в атаку, буквально прогрызая оборону противника. Танковый корпус генерала Пушкина и механизированный корпус генерала Руссиянова в бой пока не вводились.

С утра противник отбивался мощным артиллерийским огнем, затем начал контратаки.

В полдень определилось, что контратаки противника выдыхаются.

Наметился еще незримый, но все же ощутимый для тех, кто следил за боем, перелом.

Надо сделать еще одно усилие, и противник должен быть сломлен.

Впереди нашего наблюдательного пункта, метрах в двухстах, тоже на кургане располагался наблюдательный пункт командира 27-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майора В. С. Глебова.

Наши войска вели третий день напряженные бои, солдаты и офицеры устали, смертельно устали. Они могли не почувствовать, что противник колеблется, что его положение сделалось неустойчивым, и упустить момент для решающего рывка. Чтобы поднять части 27-й дивизии на этот рывок, я со своим адъютантом пошел на наблюдательный пункт Глебова. Поговорив с ним лично, а по телефону с командирами полков, поставив перед ними конкретную задачу исходя из сложившейся обстановки, я опять же с адъютантом той же дорогой пошел обратно. Вероятно, противник обнаружил какое-то движение на наших курганах, может быть, решил, что мы меняем командный пункт. Он открыл ураганный артиллерийский огонь по высоткам и по дороге между курганами. Мы с адъютантом оказались как раз на полпути между курганами и попали как бы в огненное кольцо. Снаряды рвались со всех сторон. И никакого укрытия. Лишь одинокий, чудом уцелевший телеграфный столб. Мы и упали возле этого столба, я с одной стороны, адъютант — с другой. Двинуться или шевельнуться было невозможно. И в общем-то бесполезно, огонь велся беспорядочно, и нельзя было угадать, куда упадет следующий снаряд. Мы лежали, прижавшись головами к столбу. Я видел открытый рот адъютанта, он что-то мне говорил, но расслышать его было невозможно из-за грохота рвущихся снарядов. Вдруг лицо адъютанта исказилось. Секундой позже я понял, что его задело осколком и он теряет сознание от боли.

Я вскочил, поднял на руки адъютанта и бросился бегом к кургану. Наверно, я в общем-то и не почувствовал тяжести ноши. Ждать в голову снаряда, никак не сопротивляясь судьбе, было не в моем характере.