Читать онлайн «Третья сила. Россия между нацизмом и коммунизмом». Страница 22

Это воспитание искалечило внутренний мир целого поколения. И только семья, только родители, самоотверженно восставшие против новой «морали», спасли это поколение от окончательного морального разложения.

В 1934 году перед угрозой близкой войны советские воспитатели в течение ночи перестроились на другой, но в такой же степени аморальный лад: вместо коммунистической морали стал лошадиными дозами прививаться самый человеконенавистнический, самый ожесточенный шовинизм.

Можно представить, какой хаос творился в душах молодежи, подвергавшейся в течение многих лет этим экспериментам.

Советское правительство перед войной отказалось подписать конвенцию Международного Красного Креста о защите военнопленных. Через три месяца после начала войны приказом № 260 от сентября 1941 г. оно заявило, что в Советском Союзе не может быть военнопленных, а могут быть только предатели родины. Человек, попавший раненным в немецкий плен, по толкованию советских законов, уже считался государственным преступником, не говоря уже о тех, кто попадал в плен совсем здоровым. За все время войны этим людям не было послано ни грамма продовольствия, ни строчки писем родных — это были люди, вычеркнутые из жизни.

Не легче оказалась судьба тех немногих, кто оставался до конца верным советскому правительству и даже в первые месяцы войны боролся с немцами до последней возможности, а потом часто раненным попадал в немецкий плен. Советское правительство прокляло и этих людей, отказалось и от них, выдав их на безнаказанную расправу Гитлеру. «Предателями» заклеймила своих немногих защитников советская власть, как с предателями и поступала с теми из них, которым каким-то чудом удавалось бежать из немецкого плена.

Погибших потом в Германии, заморенных голодом в лагерях или убитых тифом советское правительство не по праву оплакивает сейчас как свои жертвы. Они не были жертвами коммунистической партии Советского Союза, а были жертвами русского антикоммунизма, жертвы русской демократии, принесенные в борьбе против деспотии как гитлеровской, так и сталинской. Члены организации сидели вместе с этими людьми в концлагерях и тюрьмах, в штрафных батальонах и в «лагерях уничтожения» и там вместе с ними мечтали о новой, свободной жизни, о борьбе за освобождение русского народа и от сталинского террора. Доживи эти люди до наших дней, они преследовались бы сейчас НКВД с этой стороны демаркационной линии и просто убивались с той. Не случайно советские представители в Австрии подали списки требуемых ими «военных преступников», уже за два года до окончания войны убитых за антинемецкую деятельность палачами Гитлера. В данном случае советское «правосудие» просто опоздало…

В вспомогательные части немецкой армии шел тот, кто не находил в себе сил умереть голодной смертью в лагере военнопленных, шел тот, кто никогда не мог вернуться на родину в случае победы большевизма. Но прежде всего шел тот, кто считал: что бы там ни было, но всё, что ни будет, лучше, чем большевизм.

Вся эта молодежь, если не лично, то как члены семьи подвергалась тем или иным репрессиям советской власти. В СССР трудно найти семью, в той или иной степени не пострадавшую от непрекращающегося террора. Попадая в плен, молодые солдаты в большинстве случаев не могли вспомнить почти ни одного светлого момента в своей недолгой жизни, которым они обязаны были бы большевизму. Это, с одной стороны. С другой — те же большевики уже во время войны, особенно в первые месяцы, настойчиво твердили, что немцы идут разрушить советский строй, т. е. в представлении советской молодежи разрушить то, что украло их молодость, отравило их жизнь, сделав из нее сплошную физическую и духовную каторгу. Немецкая пропаганда убеждала их, когда они были еще На той стороне, что Германия борется не против русского народа, а только против большевизма, что Германия призывает и русский народ выступить и присоединиться к «великому освободительному походу» всей Европы против врага человечества — сталинского коммунизма. Если учесть всё это, то можно понять, что число идущих в немецкие вспомогательные части было немалым.

Для интеллектуальной элиты этой молодежи была другая дорога — в лагеря политической подготовки. Только что пережившая крушение своих идеалов, она искала ответы на целый ряд возникших у нее вопросов всюду, где надеялась или предполагала их найти.

Эти лагеря, как только стало известно об их создании, вполне естественно, привлекли внимание нашей организации. Нужно было во что бы то ни стало попасть туда, в качестве ли слушателей-военнопленных, в качестве ли преподавателей отдельных дисциплин — все равно. После долгих усилий, закулисных ходов нам это удалось, и в самом большом лагере Вустрау в 1942 году в качестве преподавателей оказались члены нашей организации — В. Д. Поремский, Д В. Брунст, Р. Н. Редлих и др. Они сразу же приступили к выполнению двух задач — к набору в ряды организации подходящих для этого людей и созданию соответствующих настроений в остальной массе. Из этого лагеря организация получила потом десятки человек стойких и сильных борцов за наши русские идеалы. Многие из них отдали свои жизни за свою веру — часть была убита гитлеровским Гестапо, часть уже после войны — сталинским НКВД.

Лагеря политической подготовки были сосредоточены, главным образом, в самой Германии и преимущественно недалеко от Берлина. Наиболее крупный из них, кроме Вустрау, Вульхайде. Набор туда производился только по признаку добровольности и даже некоторого отбора, прежде всего, по известному уровню интеллигентности. В программу курсов входили, в основном, критика коммунизма и программа национал-социализма. Посещение фабрик, заводов, квартир рабочих, крестьянских хозяйств и т. д. являлось как бы практическим курсом занятий.

Программа была не всюду одинаковой. Пользуясь трениями между разными учреждениями (лагеря создавались одновременно армией, Восточным Министерством, Министерством Пропаганды), в некоторых лагерях, особенно организованных армией, программа была вполне приемлемой даже и для критического взгляда. Так, в вышедшей в 1943 г. книге «Правда о большевизме» (ротаторное издание, а потом и типографское), в том же лагере Вустрау один из молодых советских инженеров М. Першин, участник курсов, вступивший в ряды нашей организации за год перед этим, писал:

«Самое главное: ради чего, ради какого нового строя нас призывают на борьбу с коммунизмом? Не будет ли этот новый порядок хуже большевистского? Не означает ли новый порядок вообще полного уничтожения России, превращения ее в «придаток капиталистического мира во главе с фашизмом», как это утверждают большевики? Вообще, что лучше: «свой» ли большевизм или чужое господство над Россией?

Мы отвечаем: мы, русские, не хотим ни чужого господства, ни большевизма. Мы боремся за свободную и независимую Россию, без большевиков и капиталистов.

От нас, русских, зависит судьба нашей родины…».

Это было написано и издано в тридцати километрах от Берлина, от того места, где Гитлер с Розенбергом строили планы об освобождении для немецкого плуга плодородной русской земли и о низведении коренного русского населения до уровня рабочего скота. Это было издано не в подполье, в подполье издавалась другая литература, а с ведома и при попустительстве тоже немцев.

«Правда о большевизме» прошла военную цензуру и была принята в качестве пособия в лагерях политической подготовки, организованных армией.

В том же лагере Вустрау был переиздан на ротаторе сокращенный труд эмигрировавшего немецкого философа Шубарта — «Европа и душа Востока»[1]. Труд, полный глубокого преклонения перед русской культурой и больших надежд на русского человека в будущих судьбах мира. Книга эта была в равной степени как антибольшевистской, так и антинацистской.

Тема о «своем» большевизме и «чужом», т. е. немецком, господстве была, конечно, самой животрепещущей и всегда злободневной в лагерях. И в частных беседах, и в небольших семинарах без контроля немецких глаз, и на лекциях, и в докладах, которые контролировались немцами, дискутировалась она без конца. Антинемецкие настроения оформлялись из чувств в убеждения, из органического отталкивания от расовых теорий и нацистского мракобесия росло и крепло философски обоснованное мировоззрение.

Слушатели курсов предназначались для занятия административных постов в занятых немцами областях. С точки зрения национально-русской на этих людей можно было положиться — они отошли от коммунизма совсем, оттолкнулись и от нацизма, симпатии к которому, как правило, никогда не чувствовали. Их нужно было только вооружить положительной политической программой — и они были уже готовыми борцами за независимую Россию.

Это и было основной задачей членов организации, проникнувших в лагерь. Военнопленные, идущие на работу во вспомогательные немецкие части, не подвергались политической перестройке. С голым органическим антикоммунизмом и все нарастающей ненавистью к немцам они представляли для нас тоже большой интерес. Заслать своих людей туда было труднее. Брались в эти части военнопленные только из лагерей, находящихся в прифронтовой полосе или совсем недалеко от нее. Проникнуть туда удалось совсем с другой стороны.