Читать онлайн «ПОД НЕМЦАМИ. Воспоминания, свидетельства, документы.». Страница 68

В ноябре и начале декабря эти новые незаконные хозяева города окончательно распоясались, чувствуя свою полную безнаказанность. Они поселились в шикарных квартирах в лучших домах центральной части города, начали вести самую широкую жизнь, с постоянными пьяными оргиями и всяческими подчеркиваниями своего привилегированного положения. Почти ежедневно возникали какие-то новые акционерные общества, капиталы которых составлялись из бывшего советского государственного имущества, а акционерами были все одни и те же лица, а именно небольшая компания, прибывшая вместе с Рогачем из Закарпатской Украины и из Галиции. Формально всю эту спекулятивную горячку возглавлял председатель киевской городской управы, бывший ассистент университета, Багазий[403]. Этот человек был сам по себе безусловно честный и стремился делать для города все, что он мог. Беда его заключалась в том, что он полностью попал под влияние таких авантюристов, как Рогач и Ко, игравших на национальных чувствах Багазия и его ближайших сотрудников, простодушно поверивших в их идеализм и глубокие патриотические чувства по отношению к украинскому народу.

Тот же Рогач со своей компанией начал в это время игру с созданием в Киеве какого-то украинского правительства, так называемой Украинской Национальной Рады[404]. Подготовка к созданию этого «правительства» велась келейно в редакционном кабинете Рогача и в кабинете Багазия. Широкие круги местного населения, или хотя бы его интеллигенцию, никто из этих господ даже и не думал ставить в известность о своих планах и намерениях. Это была закулисная возня того же типа, к которой так привыкли русские и украинские эмигранты за годы своего долгого пребывания в изгнании. Начиналась на новой почве привычная игра в министры, причем люди, распределявшие между собой будущие министерские портфели, не только не имели никакого представления о действительных нуждах народа, но даже нисколько этим не интересовались. Более того, они всячески подчеркивали свое презрительное отношение к местному населению, и если не называли нас вслух, как немцы, «унтерменшами» и неграми, то всем своим поведением показывали, что считают нас людьми какой-то низкой породы. Неудивительно, что население скоро возненавидело этих людей гораздо сильнее, чем даже немцев и советскую власть. Подлинная их сущность нам стала очень скоро ясна, и мы не смогли только понять, как немцы терпят явное разложение их тыла.

А между тем этот непонятный нам факт объяснялся очень просто. Люди эти в своем большинстве прибыли по рекомендации из Берлина, а местные немецкие военные начальники в политике Берлина на Востоке разбирались очень слабо и, полагаясь во всем на авторитет таких людей, как Розенберг, Кох, Борман и Гиммлер, предоставили украинским экстремистам полную свободу действий. В этом сказывалось рабское благоговение немцев перед бумажками всякого начальства, а берлинского в особенности. Кроме того, немцы, упоенные своими грандиозными летними победами, считали войну против Советского Союза уже выигранной, судьбу Украины и остальных его частей предрешенной Гитлером и германским правительством и не придавали долгое время никакого значения этой, как им казалось, невинной возне каких-то украинцев, предназначенных, так или иначе, быть колониальными рабами Великой Германской Империи.

Погромных статей в «Украшським слове» и других украинских газетах долгое время никто из немцев вообще не читал, так как зондерфюреры немецких рот пропаганды, которым подчинялись сначала эти газеты, украинского языка не знали и знакомились с содержанием газет только по заголовкам, которые им переводил сам редактор газеты или кто-либо из его ближайших помощников. Я помню, как был удивлен зондерфюрер киевской редакции г. Ганзен, очень милый и скромный филолог, не понимавший ничего в особенностях украинской национальной политики и очень смутно представлявший себе отличие украинцев от русских, когда он случайно обнаружил, что газета, которую он так спокойно подписывал каждый день к печати, помещала какие-то дикие и зловредные материалы. Берлинские политики, ткавшие свою подозрительную паутину национальной вражды, не заботились о том, чтобы сообщать свои цели подчиненным, а особенно военным. Их они держали в таком же полном неведении о своих планах, как и наше население. Немцы, соприкасавшиеся с городской управой и другими украинскими организациями, были заняты главным образом устройством своих личных дел, очень часто также спекулятивного характера и потому смотрели сквозь пальцы на подозрительные махинации прибывших в их обозе дельцов.

Только когда комбинации украинских экстремистов приняли уже слишком скандальный характер, а некоторые из них даже начали вести антигерманскую пропаганду, немецкие власти спохватились и произвели разгром этого гнезда авантюристов. Рогач, Багазий и ряд других лиц из их компании были арестованы, состав городской управы и редакции был изменен, и газета в знак нового курса стала выходить под несколько измененным названием «Нове украинське слово». Это произошло в Киеве в середине декабря 1941 года[405], и почти немедленно отразилось, в той или иной мере, во всех остальных городах Украины. Особенное впечатление произвел на немцев тот факт, что у Рогача в момент ареста было обнаружено на квартире более двухсот тысяч рублей советскими деньгами, а у Багазия и прочих большие запасы продовольствия, вина и разных товаров.

В то время в Киеве уже начинал приступать к своим обязанностям немецкий генерал-комиссариат, и начальник его политического отдела Рейнгардт[406] решил немедленно наставить население на путь истинный и стал забрасывать новую редакцию газеты своими обязательными для опубликования длиннейшими статьями, рассуждающими об обязанностях населения и о том, какую оно должно чувствовать громадную признательность к своим освободителям немцам. Статьи эти были выдержаны в стиле многословных рассуждений Геббельса в журнале «Дас Рейх» или призывов Роберта Лея[407] в «Ангрифе», помещались без подписи, начинались неизменно словами «Мы, украинцы» и производили самое гнетущее впечатление на местное население. На нового редактора газеты, профессора Штеппу[408], сыпались со всех сторон в то время и гораздо позже обвинения в подхалимстве и низкопоклонничестве по отношению к немцам, а он, собственно говоря, ни в чем не был виноват, так как не имел права ни изменить, ни сократить этих статей. Он только должен был ставить свою подпись под газетой, помещавшей, главным образом, материалы, выбранные Рейнгардтом и лишь переведенные редакцией с немецкого.

Примерно через две недели после этого произошло еще одно событие, как будто знаменовавшее изменение курса немецкой политики и воспринятое с большим удовлетворением большей частью населения Киева и всей Украины. В Киеве начала выходить газета на русском языке. Произошло это таким образом. Около двух месяцев наряду с ежедневным «Украинським словом» выходила по понедельникам, когда этой газеты не было, маленькая газетка «Останни висти» («Последние новости») чисто бульварного типа, помещавшая разные мелкие заметки из местной жизни и из-за границы. Нескольким киевлянам удалось убедить местные немецкие власти, что эту газетку следует издавать на русском языке, так как значительная часть населения не знает украинского и потому не может следить за распоряжениями немецких властей. Новая русская газета была с самого начала поставлена в очень тяжелые условия, так как ей было строжайшим образом запрещено печатать какой-либо материал политического характера, и она должна была носить характер чисто информационного листка, с некоторым количеством развлекательного материала. Поэтому газета была весьма убогой и, собственно говоря, даже не имела права носить название настоящей газеты.

Для того чтобы подчеркнуть, что новая газета является лишь переводом своего предшественника, в газете «Нове украинське слово» было напечатано сообщение немецкого генерал-комиссариата, что с такого-то числа газета «Останни висти» начинает выходить на русском языке под заголовком «Последние новости». Для этой газеты вначале даже не было создано отдельной редакции, а делать ее должны были сотрудники ежедневной украинской газеты. И тем не менее эффект от ее появления был грандиозный. Начиная с первого номера эта газета, выходившая, как и украинская, в очень ограниченном количестве экземпляров, перепродавалась мальчишками на базарах по 3 и даже по 5 рублей за экземпляр, при нормальной ее стоимости в киосках 50 копеек. В день выхода ее первого номера около газетных киосков стояли громадные очереди, и с этого дня Киев опять заговорил по-русски. Сотрудники редакции, вышедшие посмотреть, как идет продажа, слышали, как в очередях люди говорили друг другу: «Ну, сегодня мы имеем право опять говорить по-русски». Русские почувствовали, что они после долгих гонений и издевательства стали опять полноправными людьми, во всяком случае, в такой же степени, как и украинцы.