Читать онлайн «ПОД НЕМЦАМИ. Воспоминания, свидетельства, документы.». Страница 26

Этот последний свел нас вскоре с чинами так наз[ываемой] Русской Освободительной Армии, или РОА. Неизвестными нам тогда путями он направлял этих людей в Полоцк, видя взаимную пользу в нашем с ними постоянном общении и сотрудничестве. Приезжие чины РОА, как правило, были членами НТС. Они посещали лагеря военнопленных, хотели организовать запись добровольцев из гражданского населения и поддерживали связь с немногочисленными русскими воинскими частями, сражавшимися уже тогда на Восточном фронте. Мы старались по мере сил помочь приезжим в выполнении служебных поручений; они со своей стороны не оставались у нас в долгу. Они посещали деревни крестьянской самообороны, решали тактические задачи в борьбе с партизанами, объезжали вместе с нами местные отделения группы и давили в том или ином отношении на немецкие учреждения, если это зачем-либо было нужно. Я уже не говорю о таких вещах, как передача писем и материалов, закупка для нас в Германии книг и т. п.

Поздней осенью 1943 года в Полоцке появился новый немецкий армейский отдел пропаганды. Его главной задачей были антикоммунистические выступления по радио на фронте для советской армии. Из трех его главных работников двое были русские, оба члены НТС. В связи с пребыванием этой «пропаганды» служебные посещения чинов РОА в Полоцк значительно участились, и русско-немецкая форма стала более обычным явлением на улицах города. Наши поездки, общественные доклады и политические беседы, проводимые по округу совместно с ними, быстро дали реальный результат: поднялась новая волна заявлений о приеме добровольцев во власовскую армию. Эти заявления опять, как ив 1941 году, несли в обе комендатуры, во все русские гражданские учреждения и передавали на улицах города прямо в руки русским, одетым в военную форму. Это дало нам основание снова ходатайствовать перед немцами об открытии в округе вербовочных пунктов. Переписка по этому поводу между фельдкомендатурой и выше нее стоящими военными учреждениями тянулась несколько недель. Наконец пришел окончательный отрицательный ответ. В нем было сказано, что это «пока еще несвоевременно». Зато через приезжих военных наши крестьянские отряды быстро и легко договорились с командованием РОА об автоматическом включении их в русские воинские части при уходе немцев из России. Эта полуофициальная договоренность оказалась впоследствии более реальной, чем можно было бы думать: многие участники отрядов полоцкой самообороны пробрались таки в 1944–1945 годах на юго-запад Германии, где под конец происходило формирование частей и соединений РОА. При зачислении в армию служба в крестьянских отрядах всегда принималась во внимание.

Зимой 1943–1944 годов у нас в группе совместно с приезжими представителями НТС происходили длинные совещания о том, что теперь делать. Всем было ясно, что до прихода большевиков нужно как можно больше распропагандировать население в национальном антикоммунистическом духе, вернее, просто подвести более солидную теоретическую основу под имеющиеся уже и так почти у всех русских людей здоровые социальные инстинкты и стихийную ненависть к советской власти. Мы не располагали временем. А быстро охватить все население политической работой можно было при условии совершенно открытых действий, хотя бы частично или условно санкционированных германскими оккупационными властями. Кроме того, для обращения к населению нужно было выступать от лица какой-то независимой русской общественно-политической организации. НТС для этого тогда совершенно не подходил — он уже подвергался жестоким преследованиям со стороны германского национал-социалистического правительства: семьдесят старших чинов его — ив том числе почти все руководство — сидели в Берлине за решеткой, а Гестапо исподтишка убивало отдельных наиболее деятельных членов организации прямо на улицах городов[132].

Поэтому руководство Национально-Трудового Союза[133] поручало нам, новым и еще недеконспирированным своим членам, создать немедленно для открытой работы какую-нибудь особую, временную, обязательно легальную по отношению к немцам русскую политическую партию на основе группы и ее разветвлений. Мы уже имели достаточный для этого технический аппарат, недоставало только разрешения властей и соответствующего ярлыка или названия. Ярлык нужно было прикрепить не только к самой организации, но и к «союзным» изданиям, лежащим на секретных складах втуне, т. к. распространять их от лица самого Союза было уже невозможно. Группа обратилась в фельдкомендатуру за разрешением на партию, предоставив упрощенную краткую программу, составленную на основе Смоленского воззвания генерала Власова и «Схемы» НТС[134].

Идея партии была встречена в фельдкомендатуре очень сочувственно, но после месяца переписки по этому делу нам все же отказали. Однако при отказе мы получили неофициально драгоценный дружеский совет «примазаться», хотя бы фиктивно, к какой-нибудь из существующих, уже ранее признанных немцами организаций. Для открытия филиала разрешения не требовалось, достаточно было зарегистрироваться у местных властей односторонним заявлением. Это была блестящая идея. Двое старших приезжих чинов Союза ринулись сейчас же на поиски подходящих «приемных родителей», будущей партии, а мы на месте занялись деятельным приготовлением к ее открытию. Работа закипела. Были составлены проекты воззваний к местному населению, планы организационных собраний и конспекты докладов для публичных выступлений. Не забыли мы и трехцветных национальных флагов, которые с величайшим трудом и почти детским восторгом были наконец сшиты из старых крашеных простыней. Для инструктажа местных групп на случай быстрого разворачивания партийной работы из Полоцка были посланы по округу наиболее способные и энергичные люди.

Таким образом, под несмолкаемый отдаленный гул артиллерии со стороны Витебска к марту месяцу 1944 года у нас уже все было готово. Между тем от друзей, уехавших за названием партии, не было ни ответа ни привета. Мы стали изнывать от бездействия и неизвестности; время на возможный рывок в дальнейшей работе сокращалось с катастрофической быстротой: красные уже заняли Велиж, Невель и Городок; всем было ясно, что Витебск долго не продержится. А Полоцк стоял на очереди вслед за Витебском. Мы старались сами перебирать в уме все существующие в «европах» русские антибольшевистские партии и организации: эсеров, социал-демократов[135], монархистов[136], фашистов[137], какое-то Штабс-капитанское движение[138], Общевоинский союз[139] и т. д. Одни из них были запрещены, так же, как и НТС, немцами, другие не годились потому, что уже имели свою определенную, общеизвестную политическую программу и под их фирмой распространять «союзные» издания было неудобно.

На занятой территории разные беспокойные политические деятели тоже пытались шевелиться по своим углам, кто как умел. В Борисове или в Орле существовала какая-то организация или партия Октана[140]; в Минске, около Рады, была своя белорусская партия[141]; где-то за Лепелем немцы отдали или предполагали отдать целый округ в управление командиру отдельной дивизии[142] русских головорезов Каминскому[143], там могла быть тоже какая-нибудь русская национальная политическая организация. Неужели же из всего этого солидного ассортимента нельзя было выбрать какую-нибудь подходящую фикцию, пригодную дня нашей цели на два-три месяца работы?

И вдруг, кажется, уже в апреле месяце 1944 года, к нам прикатила наконец целая группа руководящих работников НТС: наш вопрос был разрешен, можно было приступать к работе. Как оказалось с их слов, в округе, которым управлял в это время Каминский, была только что организована новая русская политическая партия под весьма одиозным по нашим временам названием — Национал-социалистическая трудовая партия России[144]. Она не была разрешена немцами; но ее не запрещали. Легализация партии прошла как-то сама собой или, вернее, явочным порядком. Не дожидаясь немецкого разрешения, а ориентируясь только на предварительный ни к чему не обязывающий разговор с командующим немецким генералом, группа предприимчивых русских людей, не без участия НТС, пользуясь оккупационной экстерриториальностью округа Каминского, устроила организационное собрание своей партии, а потом поместила об этом подробный отчет в контролируемой немцами немецкой прессе. Цензура пропустила, опровержения не последовало. Дело сейчас же закрутилось, а немцы со своей приближающейся катастрофой не обращали на него серьезного внимания.

Нам было приказано взять псевдоним НСТПР. План, выработанный в верхах НТС, сводился к следующему. В ближайшее время в нашу фельдкомендатуру вместе с другой периодической прессой из немецкого армейского отдела пропаганды должны поступить газеты с отчетами об организации и работе НСТПР. Нам привезли этих газет тоже целую пачку вместе с формальными полномочиями от партийного центра на открытие филиала в Полоцке. При таких условиях оставалось только выждать несколько дней и уведомить фельдкомендатуру об открытии в Полоцком округе отделения партии. План был хорош, прост и вполне осуществим. В нем было, верно, две очень неприятные стороны: глубоко отвратительное название партии (хотя в него для самоутешения, в виде намека на НТС, и включили слово «трудовая») и связь, пусть и чисто фиктивная, с Каминским, которого многие считали полубандитом[145]. Однако выбирать дальше было уже некогда. Да и многочисленные ящики с литературой НТС, напечатанной без каких-либо изъятий или изменений и лишь снабженной везде нелепым ярлыком «Национал-социалистическая трудовая партия России», уже стояли у нас в сарае.