Читать онлайн «Штрафники Василия Сталина». Страница 50

Впрочем, отдельная человеческая жизнь вообще мало чего стоила в этом азиатском мире. Однажды на глазах Бориса при строительстве новой взлётной полосы погиб корейский землекоп, но работы не были остановлены из-за этого даже на полчаса. Многотысячный муравейник, состоящий из людей с кирками, лопатами и тачками, продолжал своё броуновское движение. Труп просто засыпали землёй прямо там же, где человека застигла смерть. Никакой специальной могилы и прощальной церемонии скромному работяге не полагалось. Чуть позже на это место начали насыпать гравий, а потом уложили бетонные плиты…

*

Вскоре группа перелетала на аэродром, расположенный ближе к району боевых действий. Здесь произошёл эпизод, который немного остудил горячие головы самоуверенных «лихих кавалеристов» из пары Красавчик-«Сынок». Однажды, утром, когда лётчики курили в беседке перед началом полётов, над их головами с рёвом пронёсся израненный МиГ. Это был разведчик, которого неприятельские охотники подловили у самого аэродрома.

На приземлившийся самолёт было страшно смотреть. Ему хорошо досталось. На истребителе буквально не осталось живого места. Рублёв насчитал тридцать пробоин от осколков и пуль. У разведчика была отрублена часть хвостового киля, вырван, как говориться «с мясом» кусок крыла. От обшивки МиГа из полированного металла шёл пар, отчего самолёт казался ошпаренным.

– Чем это его так долбанули? – удивился Тюгумджиев.

Механикам пришлось ломами и другим слесарным инструментом открывать оплавившийся фонарь, чтобы достать из кабины окровавленного и обожженного лётчика. Это зрелище отрезвляюще подействовало на «Сынка» и «Одессу». Разговоры о «маленькой победоносной войне» сразу прекратились.

Пока не началась интенсивная боевая работа, лётчики иногда по двое-трое наведывались в расположенный по соседству Мукден. Это делалось неофициально в обход инструкции, не рекомендующей советским военнослужащим без служебной необходимости покидать пределы военных городков и авиабаз. Но Борис смотрел на такие отлучки своих подчинённых сквозь пальцы, главное чтобы парни не опаздывали на полёты и не возвращались пьяными. Он и сам планировал при первой же возможности улизнуть через лаз в заборе в город, не согласовывая свой уход с комендантом авиабазы и китайскими властями. надоело безвылазно сидеть на аэродроме или в казарме, да и любопытно было поглазеть на новый, незнакомый ему ещё мир. До сих пор Борис видел Мукден и Харбин только с высоты.

И вот однажды на пару с «Одессой» он оказался на запруженных низкорослыми людьми улицах. Борис ощущал себя моряком, сошедшим на берег в экзотической стране. С чувством первооткрывателя он вдыхал пряную, пропахшую кунжутом и корицей атмосферу этих мест, вслушивался в необычную мелодику звучащей вокруг речи. Вокруг было много китайцев в военной форме. Повсюду висели пропагандистские плакаты, призывающие к борьбе с западным империализмом.

Отсюда до границы с Кореей было рукой подать, а там давно шла война. Её близость хорошо ощущалась на расположенной неподалеку железнодорожной станции, куда прибывали эшелоны с раненными, а также на крупных дорогах, ведущих к границе. Однажды Борису пришлось наблюдать за перегоном в Корею бесчисленных масс китайской пехоты. Именно «перегоном», ибо плохо одетые пехотинцы не маршировали, как это принято в европейских армиях, а бежали к фронту, причём сутками напролёт, делая лишь короткие привалы для сна. Питались славные бойцы многомиллионной армии Мао Цзе Дуна прямо на ходу. У каждого солдата за спиной имелся мешок, из которого он по приказу командира доставал сухари или рисовые шарики, и жевал их, не прекращая бега.

Движение армии напоминало течение полноводной реки. Насколько хватало глаз по равнине нескончаемым потоком текла серо-зелёная в цвет солдатского обмундирования китайская армия. Глядя на это, ты понимал, что техническое превосходство западного мира – ничто в сравнении с такой силищей. И главное было даже не в подавляющем количественном превосходстве китайцев, а в принципиально другом качестве их солдата. Американский пехотинец запросто мог разорвать контракт со своим ведомством, если на передовой ему не обеспечивались приемлемые условия для жизни. В типовых договорах джи-ай48 оговаривалась каждая мелочь вплоть до количества блоков жевательной резинки и мотков туалетной бумаги, которые должен получить в неделю каждый воюющий за свободу рядовой.

У китайцев же немногое изменилось с тех самых времён, когда военачальники приказывали утопить в реке часть собственной конницы, чтобы остальное войско быстро могло переправиться по трупам людей и лошадей на противоположный берег…

А ещё от знакомых лётчиков Борис слышал впечатляющие рассказы о вылазках гоминдановских диверсантов, которые с наступлением темноты нападали на автомашины. Однажды его самого обстреляли из леса при заходе на посадку. Правда, он узнал об этом уже не аэродроме, когда механик показал ему несколько рваных дыр от крупнокалиберных пуль на киле его истребителя. Однажды Нефёдову довелось видеть, как на железнодорожной станции, откуда на аэродром доставлялись топливо и боеприпасы, на специально сооружённом дощатом эшафоте обезглавили двоих пойманных местной охраной шпионов. Средневековое зрелище собрало толпу народа. Приговорённых казнил палач с огромным топором, наподобие тех, какими мясники разделывают говяжьи туши, и лицом, закрытом маской. Он отсекал голову и тут же, подняв её за волосы, отбрасывал от бревна, служащего плахой, в большую плетёную корзину. Точно также здесь поступали с пойманными преступниками…

В связи с угрозой диверсий на авиабазе принимались строжайшие меры безопасности. За пределами аэродрома русских должны были сопровождать китайские охранники, но так как лётчики ушли в самоволку, то, естественно, опекунов из местной контрразведки с ними не было. И такой расклад Бориса и Лёню вполне устраивал. Никто не указывал им, куда можно идти, а куда заходить не положено, не запрещал общаться с народом. А между тем прохожие дружелюбно улыбались белым европейцам, один из которых был одет в форму армии их страны (Лёня предпочитал ходить в самоволки в цивильном платье, чтобы не иметь дело с армейскими патрулями).

Громкоголосые хозяева небольших магазинчиков и ресторанов зазывали их к себе. Приход к власти коммунистов как будто не слишком отразился на жизни таких космополитических городов, как Шанхай, Мукден, Харбин. Торговля по-прежнему процветала, как и при императорах династии Цин, и при японских губернаторах. Новые красные градоначальники с партбилетами КПК49 в кармане не спешили перекрывать полноводные реки налоговых поступлений в опустошённую многолетней войной государственную казну. Если бы не портреты Мао Цзэдуна и Ленина в витринах, то можно было подумать, что ты находишься, например, в британском Гонконге.

Это был самый настоящий, как любили выражаться политработники, описывая капиталистические реалии, «город контрастов». На улицах полно нищих и тут же бесконечные витрины магазинов, полные барахла со всего света и деликатесов на самый избирательный вкус. На бордюрах тротуаров кучками сидят в ожидании работодателя пришедшие в город на заработки крестьяне из окрестных деревень с нехитрым инструментом: пилой, топором, молотком. А мимо них проезжают великолепные лимузины местных богачей.

Из дверей лавок выбегали приказчики, настойчиво зазывая потенциальных клиентов зайти посмотреть товар. Внутри тебе прежде всего предложат сесть в удобное кресло, принесут чашку чая или кофе. Мгновенно определив, что ты русский, начнут по-русски нахваливать товар…

Оказалось, здесь много русских – потомков белоэмигрантов из остатков войск атамана Семёнова.

Как уже успевший изучить местную жизнь и нравы, Красавчик взял на себя роль экскурсовода и консультанта. Он уже знал много местных фраз, с помощью которых ловко объяснялся с местными коммерсантами, и вообще чувствовал себя в этой стране, словно рыба в воде.

Всем офицерам группы ещё в Москве выдали по двести тысяч юаней. Все ещё шутили, что теперь они почти миллионеры и по приезду в Китай заживут на широкую ногу. Но оказалось, что из-за сильной инфляции на эти деньги ничего стоящего не купишь.

Борис узнал об этом, когда спросил у хозяина лавки, сколько тот хочет за отличную кожаную куртку на меху. Выяснилось, что куртка стоит полтора миллиона юаней. Тут подошёл Красавчик, быстро оценил обстановку и о чём-то оживлённо заговорил с торговцем. Впрочем, даже не зная языка, лишь по интонации спорящих не сложно было догадаться, что они ожесточённо торгуются. Пришло не менее десяти минут, прежде чем сдавшийся лавочник воскликнул: