Читать онлайн «Суккуб». Страница 39

Старшая сестра Гриши была единственной из семьи, кто не отвернулся от нее после операции. Родители оборвали связь за несколько лет до нашего знакомства. И судя по тому, что их не было на похоронах, они так и не смирились.

Гриша представила свою сестренку: Марина.

Представила меня.

Потом указала пальцем на парнишку под номером два в желтой майке: мой племянник, Лев.

Уже полгода мы обе жили лишь моей жизнью. В тот день я впервые осознала, что Гриша — не только моя подруга, компаньонка и тень. Она отдельная личность, у которой есть родители, есть семья. Какая-никакая…

Мы следили за маленькими футболистами, и я отдыхала. Ни разрезающие воздух крики, ни плотная масса родных и близких, собравшихся посмотреть на игру своих отпрысков — ни что не могло помешать мне впасть в процесс стремительного отдохновения. Я физически чувствовала, как расслабляюсь. Мне, просто, было хорошо. Зеленое поле, дети, воздух, люди, которым было глубоко посрать на Лиду, Гриша, в конце концов. Просто — хорошо.

После матча мы вчетвером собирались похрустеть куриными крылышками в Ростиксе. Но «после матча» не состоялось.

В тот день я впервые познакомилась с толпой.

В тот день Гриша впервые действительно испугалась за меня.

В тот день, солнечный и безветренный, когда кто-то меня узнал.

Меня оттеснило от Гриши. Марина пошла за сыном.

Вроде, родители. Вроде, матч — детский. Вроде, отпрыски смотрят на отцов, дядь, дедов и братьев… Смотрят. Но их переклинило намного раньше, чем кто-то крикнул «Лида! Подождите!» Их переклинило за день или за месяц, когда я мелькнула на экране. Возможно, в журнале. Возможно, в Интернете. Где угодно, когда угодно… И вот я была тут. Я испугалась.

Испугалась не потому, что была внутри обезумевшей массы. А потому, что не понимала, кто в этой массе на самом деле неадекватен. Слишком много детей и женщин. Слишком много скользящих мимо взглядов, кому безразлична как Лида, так и собирающиеся вокруг нее поклонники. Я не могла разобрать, где чужие, а где крайние. И напугало именно это.

Это был не первый раз, когда Гриша наблюдала мои немые команды. Но это был первый раз, когда мы на полном серьезе перетрусили.

Вот в тот день я и познакомилась с Гришиной сестрой. Единственной из родственников, кто пришел на похороны.

Встреча была назначена в кофейне на Чистых прудах. Именно потому, что там должно быть людно, шумно и безразлично. Именно оно — безразличие окружающих ко всему окружающему, позволяет спокойно и без суеты заставлять забывать.

Это было мое четвертое задание, первое в Москве. Впервые я попросила рассказать историю целиком. Впервые я встретилась с человеком лично. Но об этом он тоже забудет. Мне, просто, было интересно. Иногда, на самом деле, интересно. Их история. Их жизнь. Я не вижу чужих жизней за своей. А они — интересны.

Полный мужчина в костюме, отирающий пот с лысины — не совсем привычное зрелище для посетителей кофеен. На улице под тридцать. Мы сидим и болтаем. А потом я поднимаю взгляд на зашедшего в помещение мужчину и напрягаю спину.

Стоит ли убеждать себя, что я не хотела его видеть? Стоит ли врать себе, что Миша пришел в эту кофейню в этот день и час по своей воле? Когда долго и настойчиво о чем-то думаешь, оно сбывается. И для этого не нужно иметь никаких особенных талантов.

Он увидел меня мгновенно, отфильтровав окружающие лица. Дернулся, но не сделал шага назад. Прошел к столику и остановил взгляд на официантке. Я вернула взгляд к своему объекту чистки. Сказала: хватит. По пунктам перечислила то, о чем он должен забыть. Попрощалась и поднялась.

— Миша. — Остановилась за вторым стулом у его столика.

Он смотрел исподлобья, склонив голову набок. Положил ладони на стол. Развернул.

Я облизала губы, промаргивая глаза. Хорошо, если он может держать чашку кофе. Это уже хорошо.

Он молча сидел и молча смотрел.

И я смотрела в ответ. Потому что если не он…

Я не знаю, понимал ли он. И не хочу знать. И я никогда не попрошу прощения, потому что это будет значить, что я признала и поверила, что это не он. А это не так.

Я смотрела на него и кусала губы. Сколько времени уже прошло? Ему принесли чай. Миша пил чай. С лимоном. Если в принципе пил чай…

Достав из сумки блокнот и ручку, я записала свой новый номер телефона. Рука дрожала. Обошла стул, кладя листок перед агентом.

— Что это? — Засмеялся он зло. — Ты мне свидание хочешь назначить?

— Это, если ты захочешь заняться моими делами. Вдруг.

Он снова засмеялся. Этот его смех… Он пугал.

— Что это на тебя нашло?

Он говорил так громко. Он привлекал внимание, по привычке создавая прецедент. Всегда. Это была его работа. Внимание, чем бы оно ни было вызвано — всегда внимание. Подойдя, я наклонилась к нему.

— Я предпочитаю, чтобы мои дела вел человек, который меня ненавидит. — Распрямилась. Правая ладонь сжималась и разжималась так, будто я собиралась его ударить. — Иногда, ненависть безопаснее любви.

Июнь, 2009 г.

Настало лето, но погода об этом еще не осведомлена.

Я начинаю осознавать, в чем увязаю с каждым днем, каждым вздохом, каждой мыслью. Пытаюсь принимать и обособляться, не впуская в глубину души грязь и боль, на которые приходится смотреть неожиданно открывшимися глазами. Но, иногда, не просто события или люди, иногда я сама не поддаюсь собственному влиянию. Сидя у телевизора, я ревела.

— Что с тобой? — Марк открыл входную дверь тихо, я не успела среагировать. — Не смотри это…

Вынув из моих пальцев пульт, он выключил телевизор. Присел на подлокотник кресла, обнял меня и прижал к себе.

— Что делает людей жестокими? — Всхлипнула я. Это был риторический вопрос и Марк усмехнулся. Вариантов ответа был миллион, но он выбрал наш общий.

— Вспомни университет.

Отлепившись от его груди, я подняла лицо. Кажется, не нужно было продолжать. Я уже поняла, о чем он. Но Марк продолжил мою мысль дальше.

— Ты сделала несколько десятков человек жестокими по отношению к одному студенту. Намеренно или случайно ты это сделала — не столь важно, как сам факт.

— Хочешь сказать, что кто-то вроде меня делает это с людьми? Что это не в нашей природе? Что это чья-то злая воля?

— Намеренно или случайно. Но почему нет?

Я не думала об этом. Никогда и в голову не могло прийти подобное: ожесточение выборочных личностей или масс методом, каким владеем мы. Чтобы кто-то из нас посмел пойти на это? Я замотала головой, прогоняя отвратительную мысль. Нет.