Читать онлайн «Конец рабства». Страница 6

По сравнению с этим быстро мчавшимся ландо все остальные экипажи казались плохими, потертыми, передвигающимися со скоростью улитки. Ландо стремительно обогнало длинную вереницу; лица сидевших в нем людей, производивших впечатление бесстрастных, рассеянных, с остановившимся взором, — скрылись из виду. И когда ландо исчезло, длинная аллея, несмотря на ряд экипажей, сворачивающих у моста, показалась пустынной, безлюдной и уединенной.

Капитан Уолей поднял голову, чтобы взглянуть на ландо; нить его мыслей оборвалась, и он, как это часто случается, задумался о вещах, не имеющих значения.

Вспомнилось ему, что в этот самый порт, где он только что продал свое последнее судно, явился он с первым судном, какое мог назвать своею собственностью; в ту пору он был целиком поглощен планами, как завязать торговлю с отдаленными островками Архипелага. Губернатор по мере сил оказывал ему поддержку. Он не был «его превосходительством» — этот мистер Дэнхем, разгуливавший без пиджака; о благоденствии разрастающегося поселка он заботился день и ночь с бескорыстной преданностью няньки, выхаживающей любимого ребенка. Одинокий холостяк, он жил, как в лагере, с несколькими слугами и тремя собаками в так называемом губернаторском бёнгало — низком строении на кое-как расчищенном склоне холма; перед бёнгало торчал новый флагшток, а на веранде — вестовой.

Капитан Уолей вспомнил, как он поднимался под палящими лучами солнца по склону холма на прием к губернатору; вспомнил темную прохладную комнату почти без мебели; на одном конце длинного стола лежали кипы бумаг, на другом — два ружья, медная подзорная труба и маленькая бутылочка с маслом, из которого торчало перо; вспомнил, с каким лестным вниманием отнесся к нему этот человек, стоявший у власти. Предприятие, о котором докладывал капитан Уолей, было связано с серьезным риском, но после двадцатиминутной беседы в губернаторском бёнгало на холме дело пошло гладко с самого начала. А когда он уходил, мистер Дэнхем, уже склонившийся над бумагами, крикнул ему вслед:

— Через месяц «Дидона» выходит в море и будет в тех краях. Я распоряжусь, чтобы ее капитан заглянул к вам и разузнал, как подвигается дело.

«Дидона» была одним из нарядных фрегатов, крейсировавших в китайских водах, а тридцать пять лет — немалый промежуток времени. Тридцать пять лет назад предприятие, подобное затее капитана Уолея, имело настолько серьезное значение для колонии, что наблюдение за ним поручалось фрегату королевского флота.

Давно это было. Тогда еще считались с отдельными людьми, с такими людьми, как капитан Уолей или бедняга Ивенс, — Ивенс с красной физиономией, черными, как уголь, бакенбардами и беспокойными глазами, который устроил первый морской элинг для починки небольших судов у опушки леса в пустынной бухте, на расстоянии трех миль от берега. Мистер Дэнхем поощрял и это предприятие; однако бедняга Ивенс, вернувшись на родину, умер в бедности. По слухам, сын его выжимал масло из кокосовых орехов на каком-то заброшенном островке Индийского океана и этим зарабатывал себе на жизнь. Но из этого первого элинга в пустынной бухте выросли мастерские «Объединенной компании доков», с ее тремя ремонтными доками, высеченными в скале, с ее верфями, молами, электрической станцией, с ее гигантским краном, поднимавшим самые тяжелые грузы, какие когда-либо переправлялись по воде. Если вы подъезжали к Новой гавани с запада, верхушка этого крана торчала, словно странный белый памятник, над поросшими кустарником мысами и песчаными косами.

Было время, когда людей ценили. В ту пору в колонии не насчитывалось столько экипажей, хотя у мистера Дэнхема, кажется, имелся кабриолет. Волна воспоминаний захлестнула капитана Уолея и, казалось, увлекла его с широкой аллеи. Он вспомнил топкие берега, гавань, где не было никакой набережной, один-единственный деревянный мол (постройка его была делом общественным), криво выдававшийся в море, вспомнил первый угольный склад — сараи на Монки Пойнт, которые по неведомой причине загорелись и несколько дней дымились, а недоумевающие суда входили в рейд, окутанный сернистым туманом, и солнце было кроваво-красное в полдень. Он вспомнил предметы, лица и еще кое-что словно слабый аромат чаши, осушенной до дна, словно нежное мерцание в воздухе, мерцание, какого нет в атмосфере наших дней.

Воскрешая прошлое со всеми всплывающими его деталями, как бы при вспышке магния заглядывая в ниши темного зала воспоминаний, капитан Уолей созерцал вещи, некогда имевшие значение, усилия маленьких людей, рост великого дела, теперь обесцененного величием достижений и надежд, и на мгновение он почти физически ощутил течение времени и так остро осознал неизменность наших чувств, что остановился как вкопанный, ударил палкой о землю и мысленно воскликнул:

«Что я, черт возьми, здесь делаю!» Казалось, он весь отдался изумлению, но тут кто-то дважды окликнул его хриплым голосом, и он медленно повернулся на каблуках.

К нему, важно переваливаясь, приближался человек со старомодной и подагрической внешностью, с волосами такими же белыми, как у него самого, но с бритыми румяными щеками; жесткие концы галстука, похожего на шейный платок, высовывались из-под подбородка; у него были круглые руки, круглые ноги, круглое туловище, круглое лицо; казалось, его приземистую фигуру растягивали с помощью воздушного насоса, пока выдерживали швы костюма. Таков был начальник порта.

Начальник порта является старшим из портовых чиновников; на Востоке это персона довольно важная в своей области, правительственный чиновник, чья административная власть над моряками всех категорий весьма велика, но пределы ее недостаточно ограничены. В частности, этот начальник порта, по слухам, считал эту власть до смешного не соответствующей своему положению, ибо ему не было дано власти над жизнью и смертью моряков. Но то было лишь шутливое преувеличение.

Капитан Элиот был доволен своим положением и не имел преувеличенного представления о выпавшей на его долю власти. Его тщеславие и деспотизм не давали ей зачахнуть неиспользованной. Холерический его темперамент и бурные откровенные суждения о характере и поведении людей внушали страх; впрочем, многие утверждали, что не обращают на него ни малейшего внимания, другие, заслышав его имя, кисло улыбались, а были и такие, которые осмеливались называть его старым грубияном, сующим нос не в свое дело. Но почти каждому из них так же не хотелось сталкиваться с капитаном Элиотом, когда тот рвал и метал, как и рисковать жизнью.

Подойдя совсем близко, он ворчливо проговорил:

— Что я слышу, Уолей? Правда ли, что вы продаете свою «Красавицу»?

Капитан Уолей, глядя в сторону, отвечал, что дело уже сделано — деньги уплачены сегодня утром, а капитан Элиот поспешил одобрить столь разумный поступок.

Затем он сообщил, что вышел из своей двуколки, чтобы поразмять ноги перед обедом. Сэр Фредерик выглядит недурно перед уходом в отставку. Не так ли?

Капитан Уолей не мог высказаться по этому вопросу, он успел только заметить, как проехал экипаж сэра Фредерика.

Начальник порта, засунув руки в карманы кителя из альпага, неподобающе короткого и узкого для человека его возраста и комплекции, шагал, слегка прихрамывая; голова его едва доходила до плеча капитана Уолея, который шел легкой походкой, глядя прямо перед собой.

Много лет назад они были добрыми приятелями, чуть ли не близкими друзьями. В то время когда Уолей командовал прославленным «Кондором», Элиот был капитаном едва ли менее знаменитого «Дикого голубя», принадлежавшего тем же владельцам; а когда создана была должность начальника порта, Уолей мог оказаться единственным серьезным кандидатом. Но капитан Уолей, бывший в расцвете сил, решил не служить никому, кроме благосклонной к нему фортуне, и рад был узнать об успехе приятеля. У грубоватого Нэда Элиота была какая-то светская гибкость, которая могла сослужить ему службу на этом официальном посту. По существу, они были слишком не похожи друг на друга, и теперь, когда они медленно шли по аллее мимо собора, Уолею даже не пришла в голову мысль, что он бы мог занимать место этого человека — быть обеспеченным до конца жизни.

Храм, воздвигнутый в величественном одиночестве на скрещении обрамленных гигантскими деревьями аллей, словно внедряя мысль о небе в часы отдохновения, обращал свой закрытый готический портал к великолепному солнечному закату. Стекло розетки над стрельчатым сводом горело, как тлеющий уголь, в глубоких впадинах каменного колеса. Собеседники повернули назад.

— Я вам скажу, Уолей, что им следует теперь сделать, — буркнул вдруг капитан Элиот.

— Что?

— Они должны прислать сюда настоящего лорда, теперь, когда срок службы сэра Фредерика кончился.

Что вы на это скажете?