Читать онлайн «История Генри Эсмонда, эсквайра, полковника службы ее Величества королевы Анны, написанная им самим». Страница 47

Вдова помирилась с миледи Мальборо, которая пользуется большим влиянием на королеву Анну. Эти дамы принимают участие в маленькой недотроге, у которой, впрочем, сын одних лет вы знаете с кем.

Когда выйдете из тюрьмы, приходите ко мне. Я не могу поселить вас у себя из-за злых языков. Но вам найдут помещение поблизости.

Иаабелла виконтесса Эсмонд". (испорч. франц.).}

Маркиза Эсмонд - так иногда величала себя старая леди на основании патента, данного покойным королем Иаковом отцу Гарри Эсмонда: и по этому поводу она носила платье со шлейфом, который поддерживала жена дворянина, пила из чаши с крышкой и восседала на кресле, покрытом сукном с бахромой.

Тот, кому ровесником приходился маленький Фрэнсис (которого отныне мы будем называть виконтом Каслвудом), был его королевское высочество, принц Уэльский, родившийся в том же году и месяце, что и Фрэнк, и только что провозглашенный в Сен-Жермене королем Великобритании, Франции и Ирландии.

Глава III

Я становлюсь под знамена королевы и вступаю в полк Квина

Слуга в оранжевой ливрее с синим галуном и выпушкой дожидался Эсмонда у ворот тюрьмы и, подхватив тощий багаж молодого человека, повел его из постылого Ньюгета ж берегу Темзы, где они окликнули лодочника и по реке отправились в Челси. Никогда еще, казалось Эсмонду, солнце не светило так ярко, никогда еще воздух не был так опьяняюще свеж. Сады Темпла, когда они проезжали мимо, показались ему похожими на сады Эдема, и все вокруг набережные, верфи, береговые строения, Сомерсет-Хаус, Вестминстер (где только еще начинали строить новый мост), сверкающая гладь Темзы, по которой деловито сновали лодки и баржи, - наполнило его сердце радостью и ликованием; да и мог ли при виде столь прекрасного зрелища почувствовать иное недавний узник, для которого черные мысли еще сгущали мрак заключения. Наконец они приблизились к хорошенькой деревушке Челси, где было много красивых загородных домов, принадлежавших знати, и вскоре завидели впереди дом миледи виконтессы - веселый, вновь отстроенный дом в ряду, выходившем на набережную, с тенистым садом позади и отличным видом на Сэррей и Кенсингтон, где находился благородный старинный замок лорда Уорика, былого противника Гарри.

Здесь, в гостиной миледи, Гарри вновь увидел некоторые картины, прежде висевшие в Каслвуде и увезенные виконтессой после смерти ее супруга, отца Гарри. Особо, на почетном месте, красовался писанный сэром Питером Лели портрет досточтимой госпожи Изабеллы Эсмонд в виде Дианы, в желтом атласе, с луком в руках и полумесяцем во лбу, окруженной резвящимися псами. Он был писан в те времена, когда, если верить молве, венценосные Эндимионы пользовались милостями девственной охотницы; а так как богини вечно юны, то и эта до дня своей смерти была уверена, что ничуть не постарела и что сходство ее с портретом остается неизменным.

Камердинер, совмещавший немало других обязанностей в скромном домашнем обиходе ее милости, провел Эсмонда в комнату миледи, и после подобающей паузы пожилая богиня Диана соизволила предстать перед молодым человеком. Арапчонок, одетый турком, в красных башмаках и серебряном ошейнике, на котором был выгравирован герб Эсмондов, открывал шествие, неся подушку миледи; за ним следовала камеристка, небольшая свора спаниелей с веселым лаем вприпрыжку бежала впереди высокородной охотницы; и вот, наконец, она сама, "источая благоуханье". Эсмонду с детства запомнился этот пряный запах мускуса, исходивший всегда от его мачехи (он был вправе называть ее так), Подобно тому, как небо все ярче и ярче алеет перед закаток солнца, так и щеки миледи виконтессы на склоне лет рдели все более живым румянцем. На лице ее лежал густой слой киновари, которая казалась еще краснее от соседства оттенявших ее белил. Она носила локоны по моде времен короля Карла (в царствование Вильгельма прически дам напоминали башни Кибелы). В глубине этого удивительного сооружения из красок, притираний и помад поблескивали ее глаза. Такова была миледи виконтесса, вдова Эсмондова отца.

Он приветствовал ее глубоким поклоном, какого требовали ее достоинства и родственная близость, затем с величайшей торжественностью шагнул вперед и поцеловал руку, на трясущихся пальцах которой сверкала дюжина колец, вспомнив, как он сам трясся, бывало, при виде этой трясущейся руки. "Маркиза! - произнес он, опускаясь на одно колено. - Смею ли я коснуться не только руки вашей?" Ибо хотя причудливое зрелище, которое являла собой старуха, невольно вызывало в молодом человеке желание расхохотаться, он все же испытывал к ней искреннее родственное расположение. Она была вдовой его отца и дочерью его деда. Она терпела его в былое время, а ныне была по-своему добра к нему. И теперь, когда темная полоса в гербе более не смущала мыслей Эсмонда и тайное чувство позора перестало тяготить его, ему приятно было чувствовать и признавать семейные узы и, гордясь, быть может, втайне своею жертвой, лелеять мысль о том, что истинный глава дома - он, Эсмонд, и лишь собственное великодушие мешает ему открыто заявить о своих правах.

Во всяком случае, в ту минуту, когда, склонившись над смертным одром своего злополучного покровителя, он услышал из его уст эту тайну, у него явилось ощущение независимости, которого он никогда не испытывал ранее и которое с тех пор не покидало его. И теперь он назвал свою старуху тетку маркизой, но сделал это с величественным видом, с каким только сам маркиз Эсмонд мог так обратиться к ней.

Прочла ли она в глазах молодого человека, - теперь уже не опускавшихся перед ее взглядом, давно утратившим былую властность, - что он узнал или заподозрил тайну своего рождения? Перемена в его обращении заставила ее вздрогнуть; и в самом деле, он теперь очень мало походил на кембриджского студента, который посетил ее два года назад и которому она выслала на прощание пять гиней через камердинера. Она внимательно оглядела его, потом затряслась, быть может, несколько сильнее обычного, и испуганным голосом сказала:

- Здравствуйте, кузен.

У него было, как мы уже говорили, совсем другое решение, именно - всю жизнь прожить так, словно тайна его рождения ему неизвестна, но тут он внезапно и вполне законно передумал. Он попросил миледи отпустить своих приближенных и, как только они остались наедине, сказал ей:

- Уж если на то пошло, сударыня, то хотя бы "здравствуйте, племянник". Великое зло было причинено мне, и вам, и бедной моей матери, которой ныне нет в живых.

- Бог свидетель, я в этом неповинна! - воскликнула она, сразу выдавая себя. - Всему виною ваш распутный отец, это он...

- Это он навлек позор на нашу семью, - сказал мистер Эсмонд. - Я все это знаю. Я никого не хочу тревожить. Те, кто сейчас носят титул, - мои благодетели, нежно мною любимые и никогда не думавшие причинить мне зло. Покойный лорд, мой дорогой покровитель, узнал истину лишь за несколько месяцев до своей смерти, когда патер Холт открыл ему ее.

- Негодяй! Он нарушил тайну исповеди! Он нарушил тайну исповеди! вскричала вдовствующая виконтесса.

- Это неверно. Он знал об этом и помимо исповеди, - отвечал мистер Эсмонд. - Мой отец, будучи ранен на войне, обо всем рассказал священнику-французу, скрывавшемуся после битвы, и еще другому священнику, в доме которого он умер. Этот джентльмен не помышлял о том, чтобы разгласить тайну, покуда не встретился в Сент-Омере с патером Холтом. Последний же молчал о ней, имея в виду собственные цели, а кроме того, желая прежде удостовериться, жива ли моя бедная мать. Она умерла много лет назад; так сказал мне в свой смертный час мой бедный покровитель; и я не сомневаюсь в истине его слов. Не знаю даже, мог ли бы я доказать законность брака. Но если бы и мог, я не стал бы этого делать. Я не намерен обесславить наше имя и сделать несчастными тех, кого люблю по-прежнему, как бы жестоко они со мной ни обошлись! Верьте мне, сударыня, сын не усугубит зла, которое вам причинил отец. Оставайтесь его вдовою и не отказывайте мне в своем расположении. Вот все, о чем я прошу вас; и больше никогда не будем касаться этого предмета.

- Mais vous etes un noble jeune homme! {Но вы благородный молодой человек! (франц.).} - воскликнула миледи, переходя, как всегда в минуты волнения, на французский язык.

- Noblesse oblige {Благородство обязывает (франц.).}, - ответил мистер Эсмонд, отвешивая ей низкий поклон. - Еще живы те, кому за их любовь и ласку я не раз охотно обещал отдать жизнь свою. Неужели же мне теперь сделаться им врагом и затеять с ними тяжбу из-за титула? Не все ли равно, кто носит его? Так или иначе он остается в семье.

- Что в ней есть такого, в этой маленькой недотроге, что заставляет мужчин так raffoler d'elle! {Быть без ума от нее (франц.).} - вскричала вдовствующая виконтесса. - Целый месяц она жила здесь, осаждая жалобами короля. Она миловидна и хорошо сохранилась, но у нее нет того, что называется bel air {Осанка (франц.).}. При дворе его величества короля все мужчины восхищались ею, а меж тем это была тогда просто восковая куколка. Сейчас она лучше и кажется сестрою своей дочери; но заслуживает ли она столь неумеренных похвал? Мистер Стиль, будучи на дежурстве при особе принца Георга, увидел ее, когда она с обоими детьми направлялась в Кенсингтон, и посвятил ей стихи, в которых обещает носить ее цвета и отныне одеваться только в черное. Мистер Конгрив говорит, что напишет "Скорбящую вдову", которая затмит его "Скорбящую невесту". Леди Мальборо, - хотя мужья их враждовали и даже дрались, когда этот негодяй Черчилль изменил королю (за что его следовало повесить), - тоже влюбилась в нашу вдовушку и оскорбила меня в моем собственном доме, заявив, что приехала не к старой вдове, а к молодой виконтессе. Маленького Каслвуда с маленьким лордом Черчиллем водой не разольешь, и они уже несколько раз по-братски оттузили друг друга. А распутник Мохэн, вернувшись в прошлом году из деревни, где он раскопал это сокровище, бредил ею целую зиму, сравнивая ее с бисером, который мечут перед свиньями, и в конце концов убил бедного дуралея Фрэнка. Ведь это из-за нее они поссорились. Я отлично знаю, что из-за нее. Признайтесь-ка, племянник, было между нею и Мохэном что-нибудь? Ну, скажите же: было или нет? Уж про вас самого я и не спрашиваю.