Читать онлайн «Шекспировские чтения, 1976». Страница 7

Какое место занимает образ внешнего предметного мира в драме Ибсена? Норвежский драматург в согласии с Шекспиром делает пейзаж и образ внешнего предметного внечеловеческого мира органической частью самого драматического действия. У Ибсена пейзаж является одним из важнейших моментов в создании основного настроения драмы. Этот пейзаж раскрывается в направлении, диаметрально противоположном Шекспиру. Если драматический пейзаж последнего стремится к неограниченному расширению внешнего предметного окружения, раздвижению пейзажного фона действия до космоса, - то пейзаж Ибсена стремится к предельному сужению очертаний внешней предметной обстановки и замкнутости пейзажного фона действия, к закрытию горизонта и широкой дали внешнего мира.

У Ибсена преобладает комнатная обстановка с ландшафтом, открывающимся за окном. Ландшафт всегда северный, ландшафт с фьордом и горами, закрывающими горизонт. Серый дождливый, затянутый туманом северный пейзаж поддерживает впечатление дамоклова меча, висящего над Освальдом. Этот пейзаж гармонирует с тем миром привидений, призраков, могильных теней, старых и мертвых понятий, которые держат в безысходном плену фру Альвинг. Основное в этом пейзаже то, что он давит всей своей свинцовой тяжестью, что он парализует волю героев, их борьбу и действия. Пейзаж в "Привидениях" это видимый знак связанности героев по рукам и ногам, их обреченность.

В "Маленьком Эйольфе" - обычный ибсеновский пейзаж с видом на фьорд и горные склоны, поросшие лесом. В самих речах героев, в самом ходе действия выступает пейзажный мотив, играющий существенную роль в пьесе.

Пейзажный образ заманивающей и затягивающей водной глубины, погубившей маленького Эйольфа, как бы держит в своей власти судьбы Альмерса и Риты, не позволяет им выйти из засасывающей тины прошлого на простор вольного мира, к новой жизни.

В "Росмерсгольме" в четвертом акте в диалоге Росмера и Ребекки вырастает следующий характерный пейзажный мотив. Ребекка говорит о своей страсти к Росмеру, охватившей ее с непреодолимой силой.

Ребекка. Это чувство налетело на меня, как морской шквал, как буря, какие подымаются у нас на севере зимою. Подхватит и несет тебя с собою, несет неведомо куда. Нечего и думать о сопротивлении.

Росмер. Так эта же буря и смела несчастную Беату в водопад.

Ребекка. Да, ведь между мною и ею шла тогда борьба, как между двумя утопающими на киле перевернувшейся лодки.

(Перевод А. и П. Ганзен)

Образ северного морского шквала, при котором невозможно думать о сопротивлении, четко вскрывает связанность воли Росмера и Ребекки Вест, крайнюю ограниченность сферы их действия. Буря у Шекспира - это проявление мирового хаоса, содержащего, однако, неисчислимые потенции новой жизни. Буря у Ибсена - это символ полной зависимости героя от внешних сил, несущих его к гибели. Морской шквал, с которым сравнивает Ребекка свою страсть к Росмеру, связан со всей пейзажной обстановкой "Росмерсгольма", с водопадом, в который бросилась Беата и который с самого начала действия закрывает выход в мир для героев и предопределяет их последний шаг - прыжок в водопад.

Как в общем стиле драмы Ибсена виден контраст сведенного до минимума действия и чрезмерно расширенного внедейственного плана, так и в драматическом пейзаже его пьес проступает контраст между пейзажем самого действия и пейзажем внедейственного плана. С этой стороны замечательным примером является драма "Женщина с моря". Ее пейзаж построен на контрасте видимого, ограниченного, закрытого ландшафта самого действия и невидимого, открытого ландшафта с широким горизонтом и далью, ландшафта, отсутствующего на сцене и составляющего неразрывную часть внедейственного плана.

Итак, если сценический пейзаж в "Женщине с моря" гнетет и связывает героиню, то невидимый, внедейственный пейзаж служит естественным фоном для ее расправленных крыльев и свободы. Но этот внедейственный пейзаж - есть пейзаж мечты, пейзаж, символизирующий страстное желание героев, пейзаж, проецируемый за узкие пределы видимого на сцене кругозора. Для позднейших драм Ибсена характерно противопоставление пейзажа, внешней обстановки действия внедейственному, отсутствующему на сцене пейзажу - предмету страстного томления героев. В "Маленьком Эйольфе" пейзажу манящей и губящей водной глубины в исходе драмы противостоит иной пейзаж - пейзаж горных высот.

В драмах Ибсена противопоставление пейзажа действия, пейзажа сценического плана иному пейзажу, пейзажу стремления, пейзажу мечты, пейзажу внедейственного, внесценического плана органически связано с символическим характером ибсеновской драмы, со спецификой творчества норвежского драматурга.

Шекспир, стремящийся развернуть в действии, в многомерном действии своей экстенсивной драмы, безграничный объективный предметный мир, не знает такого разделения и противопоставления. Пейзаж английского драматурга всегда является пейзажем действия, пейзажем динамическим, в то же время это пейзаж уже данный, он - предпосылка действия, а не его следствие, не его постулат.

Пейзаж Ибсена, сжатый рамками плоскостной интенсивной драмы, требует как своего дополнения внедейственного пейзажа. Этот внедейственный пейзаж необходимое соответствие внедейственного фона всей системы; его символика раскрывает неразрешимое противоречие между масштабом действия, пределами и возможностями художественного драматического воплощения и масштабом самого предмета и событий надвигающейся грандиозной исторической эпохи.

К ПРОБЛЕМАМ ЭСТЕТИКИ ШЕКСПИРА

И. Верцман

Бывали и бывают живописцы, зодчие, поэты, композиторы, писавшие и пишущие трактаты, книги, статьи об искусстве или предисловия к собственным произведениям. И не меньше таких, кто не брал, не берет пера в руки для обобщающих критических анализов и даже для рефлексий о своих шедеврах.

Именно к последней категории художников относится Шекспир. Читатель знает, что личных документов, писем, дневников, публицистических и философских сочинений, на которые не скупились писатели и драматурги XVI в., в многочисленных спорах - "битвах идей" от Шекспира не осталось. Его искусство предназначалось для исполнения на сцене, хотя "всегда было следствием огромной работы ума, скрытой от публики, видящей только плоды работы мастера" {А. Аникст. Шекспир. Ремесло драматурга. М., 1974, с 6. См также с. 153, 160, 163, 176, 183, 242, 282, 288, 301, 309, 311-312, 313, 325, 331.}. Совокупность его драм заключает в себе его "строй творчества". Конечно, у Шекспира есть "определенный взгляд на жизнь", но он сочетал "поэзию с мыслью", а мысль его не абстрактна, подсказана ситуацией, в которой оказались его герои. Конечно, у Шекспира есть своя "философия", отчасти усвоенная им из умственной атмосферы его страны, где средневековые традиции причудливо соединялись с новооткрытыми идеями ренессансного гуманизма, отчасти - плод его оригинального "чувства жизни", но идеи Шекспира принимают у него всегда "образную поэтическую форму".

Составить компендиум "максим" Шекспира, выписанных из его драм, о разных сторонах действительности, вроде "Максим" Ларошфуко, Вовенарга, Гете, трудно, ибо все эти афоризмы выражены определенными шекспировскими героями и в определенных ситуациях, иногда противореча один другому в устах одного какого-нибудь персонажа. По поводу такого рода противоречий советский шекспировед замечает осторожно: "Мы не станем гадать, чьи мнения разделял Шекспир".

И все-таки автор цитируемого труда весьма положительно отзывается об усилиях выявить через образы Шекспира неисчерпаемое количество явлений природы, социальной жизни, науки и культуры. Советский исследователь со своей стороны не упускает из виду, что хотя Шекспир "мыслил поэтически", его "философия" раскрывается и там, где он идет на риск и наделяет характеры способностями, знаниями, чертами, которые расходятся с образами в целом... там, где "персонажи обнаруживают знание фактов, которые они не могут знать". "Идет на риск". Сказано для моей цели многообещающе, и делаю из этого вывод, пусть несколько прямолинейный: если понятия психологии и физиологии, которыми пользуется Шекспир, легко очистить от их средневековых форм выражения, то почему эстетику Шекспира не отделить от его образов и не говорить о ней, будто она - нечто вроде "трактата" эпохи английского Возрождения?

Итак, не творческую систему Шекспира анализирую я в своей статье; не глубоко запрятанную в его драматических ситуациях "внутреннюю" эстетику. Моя задача - скромнее и легче: осветить эстетику, лежащую как бы на поверхности шекспировского творчества. Так вот, Шекспир вложил в уста своим героям и мысли о разных искусствах. Чаще всего - свои мысли.

Эстетика обычно многопредметна. Если советский ученый Александр Аникст облегчил мне решение вопроса об относительной независимости философических раздумий шекспировских героев, а философия и эстетика соприкасаются, то американский ученый Артур Фейрчайлд, собравший высказывания этих героев о различных искусствах, помог мне своим исследованием "Шекспир и визуальные искусства" {Arthur H. R. Fairchild. Shakespeare and the arts of disign. - "A Quarterly of Research", vol. XII. New York, January 1937.}.