Читать онлайн «Повесть об Исминии и Исмине». Страница 18

Когда же мрак рассеялся (ведь над землей встало солнце) и желанный свет улыбнулся нам — то был свет дня — варвары поднялись со своего брачного ложа; все они были опьянены наслаждением и что-то забормотали на своем языке, точно разговаривая друг с другом. Вслед за шумом, который обычно поднимают моряки, особенно если они варвары, какая-то чуждая и невнятная песня послужила знаком, чтобы украсить корабль белым парусом. Ветер, налетев с кормы, надул его, и триера уподобилась коню, бьющему копытами по земле.

Опуская подробности, как бесчинствовали пираты, как бесстыдно обходились с женщинами, и все остальные непристойные и варварские их поступки, скажу, что при благоприятном ветре мы приблизились к Артикомиду[144] и видим на берегу толпы людей из этого города. После ведомых варварам возлияний, которые устанавливают мирные отношения между пиратами и жителями материка, триера принимает нескольких заложников, а берег — добычу, которую пираты захватили в городке. Тут же, прямо на берегу, начинается торг. Серебро, золото, медь, железо, одежды и прочее, что награбила варварская рука, выгружается на землю и продается, а нас, захваченных в плен людей, не высаживают на берег, но продают на самом корабле. Спрос на женщин и юношей у жителей Артикомида — небольшой, вернее его совсем нет; все стремятся купить девушек. Варвары за них высокую цену назначают, но многие жители Артикомида девушек покупают, правда после испытания метким луком и источником Артемиды, которым Артикомид гордится, как кельты рекой Рейном.[145] Есть ведь в Артикомиде знаменитое святилище Артемиды, в середине которого стоит золотой кумир богини; руками богиня натягивает лук, а у ее ног ключом бьют источники, текущие, подобно шумной многоводной реке. Взглянув, ты бы сказал, что слышишь, как бурлит вода. Все это — лук и источник — обнаруживают девственность или же — ее утрату. Ведь когда кто сомневается в девственности девушки и добивается доказательства, девушку, увенчанную лавровым венком, бросают в источник. Если брошенная в воду не лишилась девственности и не потеряла чистоты, Артемида не натягивает лука, воды источника спокойны и бережно несут деву, а лавровый венок украшает ее голову. Если же дыхание Афродиты погасило в ней светильник целомудренности и Эрот тайно похитил ее девственность, Артемида, девственная богиня, натягивает лук, угрожая потерявшей девственность, обманувшей ее и, кажется, целится прямо в голову. Девушка боится стрелы, прячет голову в воде, а вода начинает бурлить и срывает венок. И вот все захваченные в плен девушки увенчаны лавром и брошены в источник; те, кто не скрыл головы в воде и не потерял своего венка, были проданы за большие деньги, а утративших девственность вернули на триеру и присоединили к женщинам: они променяли золото на медь, лавровый венок девственниц на ложе варвара.

Такие события случились в Артикомиде, и так с корабля выгрузили добычу. Снова триеру окрыляют привычным способом, снова варвары отплывают прочь и нас, из свободных превратившихся в их рабов, увозя с собой.

На третий день триера входит в какую-то другую гавань; когда мы вытащили ее на песок и прочно укрепили канатами, варвары толпой высыпали на берег, захватив с собой женщин, разбили шатер у самой воды и устроили роскошное пиршество. После обильных яств, вина, каких-то варварских забав и прочего варварского непотребства с женщинами они вместе со своими наложницами повалились спать, душу всецело утопив в наслаждении, любовью себя всецело опьянив. Вот, что было с ними.

Мы же (ведь варвары лежали пьяными), отважившись выйти из трюма, мучались сомнениями, оставить ли нам триеру и сойти на берег, бежать ли из плена на самой этой триере или, как подобает эллинам, вооружившись оружием, которое в изобилии было на корабле, напасть на варваров и победить либо пасть в битве.

Пока нас мучили сомнения, тяжело вооруженное войско с суши нападает на варваров, всецело охваченных сном, всецело обезумевших от вина и любви. Оно захватило в плен всех варваров, а нам пришлось сменить рабство у варваров на рабство у эллинов; из рабов мы вновь становимся рабами, сорабами своих недавних господ и, вместе с господами лишившись свободы, становимся рабами говорящих с нами на одном и том же языке эллинов.

Вот уже посреди площади, посреди Дафниполя[146], города, посвященного Аполлону, предводитель и его войско в честь победы над нами поют эпиникии[147], и город рукоплещет и громко ликует. Всех нас, их добычу, их пленников, жалко влекут к храму Аполлона, составляющему славу города Дафниполя. Тотчас все жители собрались у алтаря.

Я обнял ноги кумира и, обливаясь слезами, «Утишь, Аполлон, — сказал, бурю, сострадая, развей благим ветром мои беды. Вестником твоего отца Зевса я пришел в Авликомид из Еврикомида, увенчав вот эту свою злосчастную голову ветвями вот этого твоего дерева, лавра[148]. Но Эрот, твой брат[149], вместо лаврового надел на нее венок из роз[150]. Он похитил мою девственность, вернее преобразил ее любовью, вверив деву Исмину моим злосчастным рукам; Посейдон вырвал ее девственной из вот этих моих злосчастных рук и из самого сердца, ополчив на меня все ветры, все море и все волны. Утишь бурю и возврати мне Исмину или меня соедини с ней. Из свободного я стал рабом и троекратно из вестника рабом: в первый раз меня поработил Эрот, во второй раз — варвары, а в третий — эллины из этого твоего Дафниполя».

Так я говорил, пока меня вместе с остальными пленниками вели к лавровому дереву и треножнику. Здесь оракул и жребий снова накладывают на меня рабские оковы, и снова я раб и трижды раб. Мой господин, которому я достался по оракулу и жребию, уводит меня домой, а госпожа говорит:

Я отвечаю: «Твой раб, госпожа. Стремясь узнать больше, ты стремишься к настоящей драме, к настоящей трагедии. Я — пример своеволия Тихи[152], я — тень из подземного царства, игралище богов, трапеза Эринний»[153]. Говоря это, я опустил глаза к земле и всю ее заливал слезами.

Госпожа в ответ: «Рассказывай обо всем, ничего не тая». Голос у меня пропал, язык отказался слушаться, и из глаз рекой потекли слезы.

Тогда господин (ведь и он был здесь) «Пора завтракать, — говорит, возляжем; за столом к месту будут рассказы этого раба».

И вот приносят стол, мои господа занимают места на ложах, а я, как подобает рабу, стою рядом.

Госпожа снова обращается ко мне: «Вот теперь пора тебе год за годом нарисовать нам свою жизнь».