Читать онлайн «О черни, Путевые заметки». Страница 51

И вот в этот римский мир вторгается христианство и какой-то поразительной силой ломает его традиции.

Сначала христианство зарывается под землю, выдалбливая катакомбы; легенды рассказывают, что это было результатом преследования христиан - но я еще ни разу в жизни не читал о преследовании христиан, например, в сицилийских Сиракузах, а ведь там - крупнейшие катакомбы. Скорее мы имеем тут дело с какой-то гораздо более древней, доисторической подземной традицией; по крайней мере в Сицилии есть гигантские пещерные некрополи сикулийских времен, некрополи, превратившие целые горные цепи в наслоения сплошных пещер. А взглянем на катакомбы Каллисты или у Санта-Агнеса фуори: это вовсе не подземные убежища скрывающегося человека, - это сложное сооружение, создание кротовьего инстинкта; старинные же церкви запускают свои корни под землю хотя бы в виде своих склепов. Ведь еще кабильские мифы рассказывают, что праотец и праматерь человечьего племени вышли из подземелья.

Правда, христианское искусство в истоках своих брало за основу ремесленный латинский стиль; но последний тотчас же "испортился", упростился, обрел священную неподвижность, тектоническое членение, строгую пластическую чистоту - так что переход от латинского искусства к раннехристианскому носит на себе все признаки скорее перелома, чем эволюции.

Казалось, на арену выступил новый элемент не только культурный, не только социальный, но даже этнический; словно снова подал голос древний народный дух, которого не сумела ассимилировать сухая латинская цивилизация. Я сказал бы, что с приходом христианства ожили какие-то подземные морлоки, о которых писал Уэллс:[...подземные морлоки, о которых писал Уэллс... - Чапек имеет в виду фантастический подземный народ морлоков, описанный известным английским писателем Гербертом Уэллсом (1866-1946) в романе "Машина времени".] народ, принесший из своего подземелья чары теней, замкнутых, молчаливых пространств, строгой интимности, застывших форм. Христианство дало им содержание и образные представления; огрубевшая античность - элементы форм, и этот примитивный, не исчерпанный еще народный дух, которому нечего было сказать в латинском мире, теперь, наконец, заговорил, начал творить, петь; из камешков он складывает святые, прелестные мозаики, представляющие собой искусство сумерек, сужает римскую базилику, превращая ее в замкнутый неф, быстро находит свой скульптурный стиль, и при первой же возможности протягивает руку северным варварам, перенимая от них романскую архитектуру.

Простите меня - я не специалист, и потому пишу это как роман; быть может, все это - бессмыслица с профессиональной точки зрения, или вещи, давно ноем известные. Но я должен увязать одно с другим все, что видел; переворот, который принесло с собой христианство в римский мир, беспокоит и задевает меня, как, пожалуй, ни одно романтическое явление под солнцем. Незнание не составляет греха.

АНТИЧНОСТЬ

Есть люди, имеющие отношение к античности (а некоторые даже и связь с нею), и есть другие, которые эти отношения только еще завязывают. Во втором случае происходит примерно следующее: попав впервые на крупный склад античных древностей, например, в ватиканский, термсский или неаполитанский музей, эти люди сначала благоговейно простаивают перед каждой скульптурой и восхищенно шепчут про себя какие-нибудь классические цитаты, например: "Caesar pontem fieri iussit!"["Цезарь приказал: "Да будет мост!" (лат.)] После первого получаса они незаметно ускоряют шаг. Через час проходят по следующим залам уже бодрым маршем. А еще через пятнадцать минут жалеют, что у них нет велосипеда.

Вторая фаза начинается, когда путешественник видит разом девять голов Сократа, выстроенных на стеллаже рядком, как банки с вареньем, семь Гомеров, тринадцать Адрианов[Адриан Публий Элий - римский император] и двадцатую Венеру Праксителя; [Пракситель - великий древнегреческий скульптор середины IV века до н. э. К лучшим его произведениям принадлежат статуи богини Афродиты (у римлян - Венеры).] тогда он начинает понимать, что нужно уметь отличать каменотесные работы от ваяния. Осмотрев же все, он приходит к заключительному убеждению, что никакой античности вообще не существует, есть только слово, обозначающее такие разнородные предметы, как, например, творения Чимабуэ[Чимабуэ (Ченни ди Пепо) (ок. 1240-ок. 1302) - итальянский живописец, представитель средневекового искусства] и Лангхаиса[Лангханс Карл Готтхард (1732-1808) - немецкий архитектор классицистического направления]. По крайней мере такое же резкое различие существует между Селинунтскимп метопами[Метопы - террактовые или каменные плиты с рельефными изображениями. ] в Палермо и каким-нибудь портретом Каракаллы[Каракалла - прозвище римского императора Марка Аврелия Антонина (186-217); в его правление в Риме были построены общественные бани, так называемые термы Каракалды].

Так вот, прежде, всего существенно отличается скульптура греческая от римской, причем слово "греческая" не означает ровно ничего, потому что просто невозможно обозначить одним словом архаического Аполлона и пергамское барокко. Если кто скажет, что преклоняется перед античностью,--тот тем самым обнаружит, что видел только камни, а не скульптуру.

Невозможно все это охватить одним вкусом; вы должны выбрать свое, а к остальному сохранить по крайней мере вежливое отношение. И если все это сделано из мрамора, это еще не означает, что все с-то - однородное.

Когда же путешественник убедится, что нет никакой античности в общем смысле слова, он узнает взамен о существовании неисчислимого количества других, чрезвычайно интересных явлений. 1. Прежде всего существуют архаические местные искусства, и на первом месте - искусство этрусское, сильное и неуклюжее, затем-сицилийское искусство, от которого остались очень милые наивные урночки, этакие домики из глины с идиллическими барельефами, далее - подлинно дорическое искусство сицилийских колонистов: воспевать его мне, пожалуй, не надо. 2. Кроме того, существует греческий импорт, у которого столько же общего с собственно Италией, как и с Кенсингтонским музеем[Кенсингтонский музей - один из богатейших музеев Англии. (Подробнее см. "Письма из Англии", в наст, томе.)]; римляне ввозили к себе скульптуры и скульпторов. Скульптуры сохранялись в своей первоначальной красоте, большинство же скульпторов портилось. Тут вы найдете аттический стиль, и аргивянский, и родосский, и пергамскнй, и эллинский, и прочие, найдете превосходные произведения, и копии, и обломки, за которые я отдал бы целого Лаокоона с умирающим галлом и Фарнезским быком, да еще дал бы в придачу все, что имею и что сумел бы одолжить у других. 3. Потом тут широко распространились местные греко-римские работы по камню в крупном масштабе, но тогда уж за дело активно принялись римляне или еще какая-то нация, и они трудились над камнем так, что пыль столбом стояла; и выходили изпод их резца дюжины одинаковых уродливых фигур; это было оптовое производство, конвейер, ремесло, виртуозность, физическая сила, реализм и барокко, но встречались (обычно в лапидариях) маленькие фигурки, от которых веяло народной свежестью, простотой, деревней с ее садами, оливами, шалфеем и родниками. 4. Потом началось собственно римское ваяние, грубое, натуралистическое, портретное и трезвое: цезари, борцы, матроны и хищные звери, бронза, цветной мрамор, цирки, политика и будничная действительность; искусство материалистическое, импонирующее, строгое, перезрелое и иссыхающее. 5. И во всю эту смесь то тут, то там врывается какая-нибудь новая струя: например, когда возникает возможность расписать стены картинками в красках, тогда совсем другие руки, не те, что привыкли держать долото, а руки не сильные, мягкие, нежные наносят легонькие фресочки на стены Помпеи, изображения хрупких, как грезы, сооружений, трепетно-тонкие пейзажи и фигурки, легкие, как мотыльки; или наоборот, вдруг, не знаю какой фракиец или варвар создаст исполинскую грубость Каракалловых мозаик, вылепив страшные горы мускулов и чуоатые, похожие на репу головы heavy-weights[борцов (англ.).] римского цирка - произведения тупые и громоздкие, л все же своим тяжелым языком форм указывающие путь будущим христианским мозаикам. Но даже сами римские саркофаги, это слоновьи кади, перегруженные густыми гроздьями тяжеловесных и глубоких барельефов, свидетельствуют о том, как мало эллинского сока проникло сквозь римскую скорлупу. Взгляните на барельефы арок Севера или Константина: это просто какой-то атавизм тяжеловесности, тут уж совсем исчезает импортированный нанос эллинской культуры. Еще несколько шагов, и мы в Латеранском музее; искусство полуварварскоe переходит в христианский примитивизм.

Так, вместо античности, путешественник найдет следы всевозможных наций, вместо универсальной красоты - стихийные и подсознательные племенные влияния. Скажу вам, даже ради этого вывода стоило сюда ехать; конечно стоило, ибо в нем - свидетельство величайшей силы этнической. Народ, что бы он ни свершал, все равно рано или поздно, невольно и инстинктивно возвращается сам к себе и перерождается в себе самом.