Читать онлайн «Русский преферанс». Страница 56

Но, возвращаясь к истории рулетки, мы видим, что рыцари trente et quarante, по закрытии их домов в Париже, оставались в бездействии и праздности, теряя даром золотое время. Привыкшие к огромным барышам такие хозяева игорных домов Беназе и Брисоль придумали найти для своих операций новое местечко, и вот они отправились на благодатный немецкий Рейн, на берегах которого было рассеяно много владений мелких немецких князей, и предложили им самые выгодные, самые щедрые предложения, получили привилегию, и рулетки с trente et quarante раскрыли свои заманчивые столы, и в курзал Бадена стало съезжаться народу более чем в двадцать раз против прежнего. Из всех мест на Рейне, где шла публичная игра, самая сильная была в Гомбурге. Банк отвечал там 400 000 франков и высшая маза или ставка 12 000 франков: игра там продолжалась круглый год с 11 часов утра до 11 часов ночи. В Гомбурге некто Гарсиа выиграл более миллиона франков и три наших соотечественника сорвали несколько банков. Рулетка изобретена в Париже и введена в употребление в первый раз в салонах отелей Живри и Суасон, знаменитых по страшной игре, которая там происходила. Впоследствии братья Перрены усовершенствовали её. Сначала они имели только номера, числом 36, и два цвета — чёрный и красный. Перрены прибавили к ней чёт и нечет, manque и passe, первую, вторую и третью дюжину, три колонны и, главное, два зеро, т. е. два плие или два такса, при которых все проигрывали. Игра в рулетку — самая азартная из азартных: в несколько минут можно потерять всё состояние; в trente и quarante есть ещё какой-нибудь расчёт, который может руководить опытного и благоразумного игрока, в рулетке же никакого. Рулетку не раз подвергали своим плутням шулера: один из таких — старый геометр — сделал рулетку, в которой чёрные клетки были несколько побольше, чем белые, для того, чтобы шар в своём ходе имел более шансов падать на первые, чем на вторые. Чуть ли некогда в Петербурге, в одном игорном доме, прозванном «Мельницей», было сделано очень хитрое такое усовершенствование, и в игральном столе находили скрытый механизм, который направлял, по воле хозяина, шарик в клетку чёт или нечет. Маленькое движение под столом сжимало все чёты, если он видел, что в чёте стоит больше денег, и шар принуждён был идти туда, куда не был преграждён вход. В то время, как это происходит, понтёр считает красные и белые, справляясь с вероятностью, но что значат самые учёные выкладки против лёгкого движения коленом.

Вообще наши шулера ни в чём не уступали французским грекам. Сколько почти невероятных рассказов известно про их подвиги на ярмарках между ремонтёрами и помещиками. В начале нынешнего столетия жил в Петербурге один из таких шулеров с совсем спокойною совестью, в довольстве и с многочисленными друзьями. Он выстроил себе в Петербурге великолепный дом, окружённый садом (дом этот принадлежит одному из богатейших князей). По рассказам, в его кабинете между разными картинами первых мастеров Европы висела в золотой рамке пятёрка бубён; повешена она была хозяином в знак признательности за то, что она рутировала ему в штос, который он когда-то метал на какой-то ярмарке и выиграл миллион.

В Москве, в пятидесятых годах (XIX в. — Ред.), был известен один барин, принадлежавший к высшему кругу общества, с которым даже в коммерческие игры садились играть не иначе, как с условием, чтобы он никогда не тасовал и не сдавал карт, и он покорялся этому требованию с величайшим хладнокровием. Другой такой же профессор карточной магии уверял, что только одни дураки могут играть в карты не наверное, и очень наивно признавался, что он всего только два раза в жизни передёрнул.

— Помилуйте, господа, — говорил он, — войдите в моё положение: я метал банк, карта шла на 60 000, я подумал: жена, дети, семейство! подумал и передёрнул; поверьте, всякий, кто обладал бы таким же талантом, как я, сделал бы то же самое на моём месте.

Про этого же самого господина рассказывает Н. Макаров. Однажды в Москве он долго метал банк, понтёров было много, карт стояло ещё более, за которыми надо было следить с напряжённым вниманием. Утомившись, он посадил вместо себя своего товарища, а деньги, бывшие в банке, и выигрыш положил под подсвечник, как это часто делается. Игра шла своим чередом, игроки разгорячились и стали увеличивать куши. Товарищ, метавший банк, видя одну карту, которая пала на очень большой куш, передёрнул, но как-то неловко, так что мошенничество это тут же было замечено. Тот, у кого шла карта, схватил подсвечник и ударил им по лицу метавшего, другие понтёры схватили деньги и стали делить их между собою. Тогда наш господин, посадивший за себя товарища, обратился к игравшим со следующей речью:

— Господа! На что это похоже! Он осёл, личность его я предоставляю вам, делайте с ним что угодно, но деньги-то брать не следует, это неблагородно!

Ещё недавно здравствовал в Москве один барин, который играл только в коммерческие игры и играл так счастливо, что ему все завидовали, и если бы не один случай, то тайна его счастия так и умерла бы вместе с ним. Дело было в том, что этот господин, садясь играть, клал подле себя табакерку, на крышке которой находилась небольшая миниатюра артистической кисти Пето с изображением анакреонтической сцены. Партнёры любовались этой миниатюрой, брали в руки табакерку и рассматривали вблизи. Когда же начиналась игра, владелец подвигал табакерку к себе, брал из неё щепотку табаку и в это время незаметно трогал скрытую пружину, отчего на место миниатюры являлось небольшое выпуклое зеркало, с помощью которого он, сдавая карты и держа их над табакеркой, видел их все благодаря отражению в зеркале. Когда не надо было, он опять выдвигал медальон и вежливо предлагал своим жертвам понюхать табаку. Но раз как-то скрытый механизм заупрямился и предательница-табакерка выдала тайну коварного счастливца.

Аналогичная история с этим произошла и в наши дни на Николаевской дороге. Лет пятнадцать тому назад ехал в Петербург известный племянник не менее известного московского миллионера. Путь держал он в обществе очень богатого купца, но очень жадного на верный выигрыш, и ещё некоего театрального мужа. Последний, как говорила скандалезная хроника, владел чудодейственным портсигаром, внутренность которого сияла лучше всякого бриллианта и венецианского зеркала, выдавая предательски владельцу все карты его партнёров. Путь был дальний; друзья, после приличного возлияния, засели перекинуть в баккара; результат игры вышел такой, что магический портсигар помог артистическому мужу выиграть от благодушной слепоты 14 000 рублей.

По рассказам сибиряков, там до того в старое время доходила азартная игра, что приказные ставили на кон своих жён и дочерей. Золотопромышленники во время золотой горячки играли везде, где только могли, и бывали случаи, что азартная игра возгоралась и между рабочими при выходе из промыслов. Так, на Енисейских промыслах, на реке Ангаре, по дороге идут деревни, названия которых явно свидетельствуют, что здесь предавались азартной игре с неистовством. Вот названия этих посёлков по порядку: Мотыгино, Погорюй, Потоскуй, Поиграй и т. д. Счастливцы, как рассказывают, набив карманы ассигнациями, от кабака до кабака ездили в санях, запрягая на место лошадей баб, и, выходя в аршинную грязь, бросали ассигнации и ступали по ним.

Особенно процветала между служившими на промыслах игра в ремешок: искусство состояло в том, чтобы суметь попасть шилом в петлю и зацепить ремешок. В эту игру проиграли немало денег тогдашние золотопромышленники С-вы, З-вы, Г-вы, С-ны. При омском губернаторе служил один чиновник немец, который ухитрился выиграть в эту игру до полмиллиона рублей. В Томске в старину было немало игорных домов. Из крупных был известен один, который держал ссыльный француз, известный под кличкой Тала-бала. Другой содержатель такого же игорного дома, еврей Х, настолько был жаден на выигрыш, что когда все гости уходили домой, то он садился играть со своим слугой и отбирал от него все деньги, которые он выручал с гостей за карты.

Во время существования кабинетских крестьян в городе Барнауле карточная игра между горными инженерами доходила до колоссальных размеров. Там играли суток по двое подряд, пока не сваливались под стол. В этом городе существовала в одном доме, отделанном с полуазиатской роскошью, «академия игры», где метали банк и играли в другие азартные игры на сотни тысяч в вечер.

Как ловкий шулер в Москве и Петербурге был известен в двадцатых годах некто Чивеничи; он служил прежде в одном из кавалерийских полков, существовал же игрою в карты, да покупкою, меною и продажею лошадей. Жизнь он вёл очень открытую и богатую. Чивеничи прославился по крупному мошенничеству. Он воспользовался бывшим в Петербурге большим наводнением, сочинил высочайший рескрипт на имя одного московского богача, грека Сивениуса, подписался под руку императора Александра I; в рескрипте повелевалось Сивениусу ссудить Его Величество полумиллионом рублей ассигнациями для вспомоществования пострадавшим от этого несчастного события, вручив эту сумму высочайше командированному Чивеничи; с этим ещё в рескрипте значилось, чтобы Сивениус доверил ещё Чивеничи и драгоценную жемчужину, которую государю благоугодно было показать прибывшим тогда заграничным августейшим особам, причём вменялось ему обо всём этом хранить величайшую тайну.