Читать онлайн «История любви». Страница 1

История эта началась очень давно, так давно, что некому было отметить точное время и место ее рождения…

Примерно 20 тысяч лет назад, когда человеческий мир был еще совсем юным, по земле, густо поросшей буйной зеленью первобытной флоры, бродили орды закутанных в звериные шкуры существ, которым еще предстояло пройти долгий и очень трудный путь до того рубежа, за которым началась подлинная история человечества.

В этом юном мире, девственном, таинственном и беспощадном в своей животной справедливости, царил единственный закон выживания, который гласил: «Съешь другого, или другой съест тебя».

И дикие люди в звериных шкурах убивали и ели диких зверей, а звери, в свою очередь, убивали и ели их.

Зачастую вопрос жизни и смерти зависел от случайного стечения обстоятельств или соотношения сил Людей и зверей, которое далеко не всегда оказывалось в пользу двуногих существ, не защищенных ни бивнями, ни клыками, ни быстрыми ногами. Их разум еще блуждал в предрассветных сумерках, они панически боялись грома, молнии, ночи с ее зловещей темнотой, жуткими звуками дремучего леса и неисчислимыми опасностями, которые приходили на смену покинувшему их на время спасительному солнцу.

Они, правда, владели рукотворным огнем и оружием из камня, но ни то, ни другое не давало им особых преимуществ в борьбе за выживание в первобытной глуши…

…Из всего племени их осталось пятеро — трое мужчин и две женщины. Остальные погибли в ту страшную ночь, когда земля задрожала и извергла из своего чрева огонь и раскаленный поток; жадно пожиравший людей, зверей и деревья.

Эти пятеро остановились на ночлег в узкой, зажатой между отвесными скалами ложбине. Женщины наломали сухих веток кустарника, а мужчины разожгли костер. Зябко поеживаясь, они расселись вокруг огня, медленно, чтобы продлить удовольствие, жуя белесоватые коренья, которые собрали во время дневного перехода.

Это были волки, такие же голодные, как и люди, сидящие у костра.

Как и люди, они весь день бежали, забью о пустых желудках, спасаясь от того неведомого жара, который с одинаковой жадностью поглотил и племя людей, и стаю волков.

И сейчас, в этой ложбине, чудом спасшиеся остатки стаи пристально смотрели на чудом спасшиеся остатки племени.

Люди почувствовали опасных соседей и придвинулись поближе к огню — их единственному защитнику.

Волки тоже смотрели на языки пламени, так живо напоминавшие об ужасе прошлой огненной ночи, а сейчас вставшие на их пути к добыче.

Вот пламя взвилось еще выше, разгоняя мрак, а мужчины взяли в руки копья с каменными наконечниками, будто ощерившись тремя исполинскими клыками.

В эту минуту ветер донес едва уловимый запах. Волки разом повернули головы туда, в сторону далекой реки, затем вскочили и исчезли так же бесшумно, как появились.

А через некоторое время вдалеке тревожную тишину ночи пронзил протяжный вой.

Люди вздрогнули и переглянулись.

Вой приближался. В нем теперь слышался и азарт погони, и радость близкой победы.

А когда нарастающий топот тяжелых копыт стал приближаться к ним, обгоняя волчий вой, люди вскочили на ноги, нетерпеливо потрясая оружием.

В лощину вихрем влетел огромный старый олень. Увидев впереди пламя костра и пять человеческих фигур, он метнулся в сторону, туда, где прихотливый рельеф скальной стены образовывал глубокую нишу.

Это было роковой ошибкой рогача. Если бы он продолжал свой бег, эта пятерка голодных, обессиленных людей с тремя копьями и двумя палками в женских руках едва ли могла стать для него сколько-нибудь серьезной преградой. Но вот огонь…

Он прижался задом к скале и выставил перед собой острые рога.

С двух сторон на него наступали люди и волки, забывшие о своей исконной вражде.

Голод гнал их вперед, на рога загнанного оленя, голод сплотил их в этом отчаянном порыве.

Кроме того, и тех, и других было слишком мало, чтобы самим одолеть исполинского зверя.

Вот один из волков отлетает далеко в сторону с распоротым брюхом, ваг один из мужчин, попытавшихся вонзить копье в бок оленю, падает с раздробленным тяжелым копытом черепом, вот второй волк, скуля и прихрамывая, отскакивает прочь от взбесившегося рогача, но третий волк уже повис на нем, вцепившись мертвой хваткой в шею, а копья двух мужчин с хрустом вонзаются в туловище, пронизывая его острой, последней болью.

Олень оседает на задние ноги. Волк отпускает его шею и отпрыгивает назад. Люди тоже отступают, подняв кверху окровавленные наконечники копий.

Олень роняет голову, на его губах появляется кровавая пена.

Все кончено.

И вот теперь наступает момент, который вполне мог бы стать исходным для нашей истории.

Двое оставшихся в живых волков — самец и самка — выжидательно смотрят на людей, не решаясь наброситься на убитого оленя.

И один из мужчин отрезает два огромных куска оленины и бросает их волкам…

С этой совместной охоты, наверное, все и началось.

Мчались века и тысячелетия, изменяя облик земли, людей и животных. Возникали государства, общественные формации, религии, философские школы, белокаменные храмы древней Эллады и величественные пирамиды Египта.

Это был уже совсем другой мир, принципиально обличающийся от того, в котором зародилась наша история, начавший жить по законам общественного, а не животного бытия.

В этом преображенном мире охота на животных утратила свое первостепенное значение в процессе выживания человека, уступив эту роль земледелию и животноводству.

Среди всех животных, прирученных человеком и приспособленных им для своих нужд, особое место занимала собака, причем не только в жилище хозяина, но и в системе социальных ценностей.

V век до нашей эры. Греческий историк и географ Геродот в своих описаниях современной ему Скифии рассказывает о зловещих культовых ритуалах, посвященных поклонению племенным тотемам.

В списке тотемов древних скифов первое место занимали символы боевых побед в виде железных мечей, а второе место принадлежало священному животному — собаке.

Культовые ритуалы отличались торжественностью и грандиозностью.

Неподалеку от кочевья сооружались циклопических размеров святилища, представлявшие собой кучи хвороста, сложенные в виде квадрата, каждая из сторон которого была длиной (в переводе на нашу метрическую систему) свыше 500 метров. Венчали эти сооружения либо мечи, либо изображения собак, в зависимости от цели ритуала. Hо и в том, и в другом случаях этим тотемам приносились в жертву рогатый скот, лошади и люди.

Как свидетельствовал Геродот, в ходе подобного ритуала «умерщвляется каждый сотый мужчина из числа взятых в плен врагов, и умерщвляется не так, как скот, но иным способом: сделавши предварительно возлияние на головы людей, их режут над сосудом, потом кровь убитых относят на кучу хвороста и льют на священный предмет. Только кровь относится наверх, внизу у святилища всем убитым людям отсекают правые плечи вместе с руками и бросают в воздух; покончив с принесением в жертву животных, удаляются. Руки остаются там, где упали, а трупы лежат отдельно».

Мы привели столь кровавую цитату лишь затем, чтобы обратить внимание читателей на то, что этот древний народ, имевший столь жестокие нравы, ни во что не ставящий как человеческую жизнь, так и жизнь лошадей, которые играли огромную, решающую роль в судьбе кочевых племен, тем не менее поклонялись собаке, не представляющей для него никакой практической ценности.

Видимо, на то были свои особые причины, так и оставшиеся загадкой для историков.

Собакам поклонялись и народы, имевшие гораздо более высокий уровень социального и культурного развития.

По свидетельству Геродота, в Египте, в тот же период V века до нашей эры, собаки также считались священными животными. Это, правда, касалось лишь комнатных собак, но тем не менее факт остается фактом.

В те времена можно было увидеть на берегах Hила пышные похоронные процессии, провожавшие в последний путь скончавшихся четвероногих кумиров.

Их, как представителей высшей знати, бальзамировали и хоронили на специальных кладбищах с почестями, составной частью которых были и человеческие жертвоприношения.

По ним, как впрочем, и по умершим кошкам, носили траур и даже сбривали брови в знак наивысшего проявления скорби.

Культ собак процветал на всем Древнем Востоке.

Представим себе такую ситуацию…

Грек-путешественник, направившийся из Александрии вверх по течению Hила, через несколько дней пути увидел бы высокие стены города, над аркой главных ворот которого красуется изображение собаки, причем не как символ тотемного божества, а как своеобразный герб города.