Читать онлайн «Собачья звезда Сириус, или Похвальное слово собаке». Страница 2

Такая солидная кинологическая подготовка позволила Гашеку проникнуть в «глубины» собачьей души и говорить не о собаках вообще, а о различных, сугубо индивидуальных собачьих характерах («Об одной ужасной собаке», «Роман о ньюфаундленде Оглу», «О безобразнейшем псе Балабане»). Вместе с тем Гашек продолжал и «романтическую» традицию изображения людей с «собачьей» точки зрения или перенесения на собак человеческих качеств («На выставке собак», «Барон и его пес»). Значительно менее известна деятельность Гашека как популяризатора кинологических знаний. В журнале «Мир животных» он, например, поместил заметку «К истории собаки», в которой, как и Марек, ссылался на «Одиссею», «Ригведу» и «Авесту». Другим свидетельством научных «изысканий» Гашека была заметка «Исторические надписи на собачьих надгробиях».

Новую эпоху в развитии кинологической темы в чешской литературе ознаменовало творчество писателей так называемого чапековского поколения, и прежде всего самого Карела Чапека. Еще в написанном совместно со старшим братом Йозефом цикле афоризмов «Человек и животное» (1909) можно было прочесть и такое: «Мы видели собаку, гонявшуюся за собственным хвостом. В этот момент мы ощутили в ней нечто человеческое, ибо она проявляла способность к действию без представления о цели». В этом ироническом переосмыслении кантовского определения прекрасного человек и собака рассматриваются как родовые понятия, и из их сопоставления делается вывод о сущности каждого. Однако к систематическому исследованию взаимоотношений рода «homo sapiens» и рода «canis» Карел Чапек обратился лишь в 1926 году, когда он завел молодую сучку — эрдельтерьера Минду. Вскоре ее сменила фокстерьерша Ирис, среди многочисленного мужского потомства которой в начале 30-х годов появился на свет щенок женского пола — Дашенька. Написанную для детей книгу о Дашеньке Карел Чапек снабдил собственными рисунками и фотографиями. Известный словацкий критик-коммунист Лацо Новомеский откликнулся на ее выход статьей, которая имела подзаголовок: «Вторжение Дашеньки в литературу». Новомеский упрекал Чапека в стремлении отгородиться от мира, занимаясь своим садиком и своим щенком. Подобный же упрек был высказан и в адрес Йозефа Чапека, автора детской книги «Рассказы о собачке и кошечке». Отвечая на такого рода упреки, Карел Чапек утверждал, что о цветах, собаках и кошках надо писать не только потому, что они существуют даже в годы всемирного экономического кризиса, но и потому, что необходимость этого подсказывает «живой, прямой, демократический интерес к действительности в целом». В книге «Дашенька, или История щенячьей жизни» биография щенка подробно фиксируется объективом фотоаппарата и внимательным взглядом автора. Систематическое, детальное наблюдение и почти научная, подробнейшая классификация его результатов — такова суть метода многочисленных очерков и юморесок Карела Чапека, составивших книгу «Были у меня собака и кошка» (1939). Мы становимся свидетелями самого высокого стилистического мастерства, настоящего «высшего пилотажа», акробатики, эквилибристики стиля, благодаря которым, казалось бы, ограниченная тема становится неисчерпаемой. Многообразие смысловых аспектов и ракурсов; парадоксальность, необычность точки зрения, нередко меняющей местами привычные представления; неожиданные сопоставления; фантастические предположения, безошибочно вызывающие улыбку и на нее рассчитанные, — все это делает чапековские очерки увлекательнейшим чтением. Карела Чапека, как и Гашека, привлекли древние свидетельства, характеризующие историю собаки, но автор апокрифов, то есть «неканонических» вариантов религиозных, исторических и литературных сюжетов, предложил и собственную апокрифическую версию сближения человека и собаки: «Когда человек увидел, что собаки живут сворами, он тоже начал жить сворами. И так как человеческая свора убивала много-много зверей, вокруг ее стойбища всегда было множество костей.

Увидели это собаки и сказали себе:

— Зачем мы будем охотиться на зверей, когда там, где люди, костей хоть завались!

И с тех пор начали собаки сопровождать людские кочевья, и так получилось, что люди и собаки живут вместе.

Теперь уже собаки принадлежат не к собачьей своре, а к человеческой своре. Те люди, с которыми собака живет, — это ее свора; потому-то она и любит их как родных».

Сочинил Карел Чапек и «Собачью сказку», где щенку Воржишеку снятся танцующие собачьи русалки. Из нее мы узнаем, как собаки… создали человека, упросив всевышнего сотворить для них бога, к которому можно было бы принюхиваться; как возникли кометы — звезды с собачьими хвостами и почему собаки роют землю (они ищут клад, оставшийся от провалившегося в тартарары собачьего королевства). Не менее удивительную историю поведал в детской книжке «Эдудант и Францимор» младший современник и друг братьев Чапек Карел Полачек, погибший позднее в Освенциме. Он рассказал о собачьем городе, где люди находятся в подчинении у собак. Людей там «выгуливают» на поводке и в намордниках, спят они в конуре и питаются отбросами.

Впоследствии чешская литература вернулась к более традиционному изображению сожительства собаки и человека. Яромир Йон в рассказе «Любовники Доры» описал мучения владельца суки, которому не дают покоя ее ухажеры. Рассказы о собаках мы найдем у «чешского Бианки» и «чешского Пришвина» в одном лице — Яромира Томечека, а его младший соотечественник Любомир Томек написал целую «Собачью книжку» (1979). Это, можно сказать, собачья «Война и мир», ибо различные истории о собаках здесь тесно связаны с историей Чехословакии от кануна второй мировой войны до дней Победы. Впрочем, своих чешских собратьев, как говорится, заткнул за пояс словацкий писатель Альфонз Беднар, написавший трехтомный роман о жизни собаки в человеческой «своре» («Горсть мелочи», 1970, 1974, 1981). Таков в самых общих чертах «литературный контекст», подготовивший появление книги Иржи Марека «Собачья звезда Сириус, или Похвальное слово собаке».

Мне не повезло. Я лично знал «пана Кулишека» — таксу чешского «классика литературы факта» Мирослава Иванова, но, к сожалению, он не написал о Кулишеке книги. А вот добермана-пинчера с «дворянской» кличкой Барон с Котоуских холмов, которого Иржи Марек звал просто Баром, я видел только на фотографии. Бар стоит на задних лапах и как бы здоровается со своим хозяином. Это символическое рукопожатие свидетельствует о многолетней дружбе человека и собаки. Предысторию их знакомства читатель узнает из главы «История, рассказанная в первом лице». Приобретение щенка, по признанию Марека, столь же осложняет жизнь мужчины, как женитьба или рождение ребенка. Более того, собака всегда остается большим ребенком. Но любовь человека и собаки зарождается самым естественным образом, если хотя бы один из них находится в щенячьем возрасте. Все «непристойности» щенок делает как бы от доброго сердца. Его очаровательная неуклюжесть и милая хрупкость так трогательны, что хозяин утрачивает человеческий облик и становится собаководом.

По свидетельству Иржи Марека, книги создаются либо потому, что они, как говорится, приросли к сердцу автора, который вынашивает свое будущее детище годами, либо потому, что решение писать приходит неожиданно. «Сознаюсь, — вспоминал он, — что в намерении написать о собаке смешались оба эти импульса. Я уже был многолетним владельцем собаки, и вся моя семья в более широком и в более узком своем составе давно ревновала меня к ней. Когда говорилось, что я все внимание уделяю собаке, а на жену у меня не хватает времени, я чувствовал, что это весьма похоже на правду. Тогда-то мне и захотелось написать книгу о собаке. Итак, многолетний замысел, устремленный прямо к вечности»[3].

Но оказалось, что это не так-то просто, и только смерть его любимца, описанная в главе «Как собаки болеют и умирают», побудила писателя взяться за перо: «…я решил написать книгу, чтобы не чувствовать себя столь одиноким. Чтобы рассказать другим людям, как это прекрасно — иметь собаку…

Просто я записал все, что мне приходило в голову, когда мы жили бок о бок с моим псом, совершали прогулки, ложились рядом: он — на матрац, я — на тахту, вместе вечером засыпали и вместе утром просыпались. Он на долю секунды раньше, чем я, — чтобы стоять возле меня, когда я открою глаза. Если ему доводилось опоздать, вид у него был виноватый.

Это были хорошие времена, и эта книжка хорошо писалась».

Задумывая свою книгу, Иржи Марек сознавал, что «жизнь собаки — составная часть истории человечества» и что «нельзя написать историю человека без истории собаки»[4]. И он стал собирать материалы, штудировать специальные книги, которые теперь уже не казались ему скучными, изучать «древние шумерские, вавилонские, персидские и еще бог весть какие тексты». Его книгу в известной мере можно отнести к жанру литературы факта, представленному в Чехословакии такими популярными писателями, как Войтех Замаровский, Милослав Стингл или тот же Мирослав Иванов. Однако Иржи Марек вскоре почувствовал, что «истории недостаточно, если вы хотите писать о любви», и он обратился к древним сказкам о собаках, к разным эпизодам, свидетельствующим о том, какую важную роль играют подчас собаки в жизни человека, к рассказу о людях, для которых собачья звезда Сириус стала путеводной. Фольклорные и филологические изыскания Марек производил, опираясь, хотя бы частично, на свой предшествующий литературный опыт. Так, материалы о Древней Индии он обрабатывал вместе с чешским востоковедом О. Смекалом, содружество с которым зародилось еще при создании книги индийских сказок «Самый прекрасный сад» (1967).