Читать онлайн «Птица в клетке. Повесть из цикла Эклипсис (Затмение)». Страница 17

В той короткой яростной схватке полковник осознал две вещи. До сих пор он не встречал по-настоящему сильных противников это раз, и два Единый Бог определенно на его стороне, если даровал ему победу над молодым воином, в котором будто сосредоточилась доблесть и сила всей Дикой степи. Помогло и то, что на полковнике был тяжелый доспех, а степной воин сражался практически голый, в одних кожаных штанах, даже без щита. К тому же он был измотан схваткой, несколько раз легко ранен Рудра видел на нем кровь, когда их взмыленные жеребцы плясали друг вокруг друга. А потом его охватило боевое безумие, и опомнился полковник только тогда, когда принял меч эртау на щит, полоснул его саблей по груди и добавил еще рукояткой в висок, чтобы уж точно свалить. Чистая победа!

Однако эртау, хоть и расплетал косы по степному обычаю, побежденным себя не чувствовал. Сидя на земле, он умудрился посмотреть на стоящего полковника сверху вниз. Отвернулся, и пальцы полковника будто сами собой соскользнули, не удержав. Красивый разрез глаз. Красивые губы, сжатые в линию, чтобы не выдать никаких чувств. Даже уголок рта не дрогнул. Полковник не выдержал и усмехнулся сам. Победой над таким противником стоило гордиться! Интересно, каков был бы результат, сойдись они в равных условиях, с одинаковым оружием? Интерес его был чисто академическим. Эртау, грабившие коневодов Вер-Ло, равных условий своим жертвам не предоставляли.

Он забыл о молодом воине, наверное, в тот же момент, как прошел мимо. Но излишне ретивые подчиненные по-своему истолковали интерес командира.

Равнодушие полковника к постельным забавам давно кололо глаза его офицерам, привыкшим к степной вольнице. Война многое списывала, и даже образованные столичные аристократы были не прочь перенять кое-какие из дикарских обычаев. Командир закрывал глаза на то, что происходило в кавалерийских палатках, особенно после победы в бою. Но то, что он спал один, расценивалось многими как высокомерие.

Разумеется, никто не посмел бы претендовать на роль официального любовника. Всем было известно, что место занято давно и прочно, и не кем-нибудь, а самим наследным принцем. Но полковник не брал на ложе ни смазливых оруженосцев, ни молоденьких лейтенантов, ни даже пленных эртау (среди которых встречались вполне миловидные, даже по высоким столичным стандартам). Как будто молча осуждал принятые среди кавалеристов развлечения. Поэтому молодому степняку залечили раны магией, отмыли и подсунули в палатку к командиру. Голого и закованного в наручники.

Наручники были магические. Тот, на кого их надевали, подчинялся любым приказам. Абсолютно любым, на каком бы языке они ни были отданы. Разумеется, в Криде подобные артефакты были запрещены. Но они были не в Криде, а в Дикой степи, и три-четыре пары таких наручников ходило по рукам офицеров рангом повыше. Когда наследный принц, занимавший тогда должность начальника штаба криданской армии, приехал с инспекцией в ставку полковника Руатты, он приказал уничтожить противозаконные магические предметы, и приказ его был выполнен. Однако это случилось немного позже.

Степняк встретил полковника на коленях, склонив голову на скованные руки, так что черные волосы рассыпались по ковру, застилающему пол. Но полковник знал про наручники и не обольщался видом этой вынужденной покорности. Он даже почувствовал раздражение и злость на подчиненных. Но час уже был поздний, и он не ощущал в себе готовности разбираться с «подарком» и с теми, кто его подложил. Парень, укрощенный магией, был вполне безопасен и мог хотя бы провести ночь в палатке командира, а не на голой земле. Полковник, уставший за день, не ощущал отвращения при мысли, что за ужином ему будет прислуживать смуглый, обнаженный молодой эртау. Возможно, у него даже не возникло бы искушения воспользоваться подарком по назначению. Но все сложилось так, как сложилось.

Полковник сбросил сапоги и мундир, сел на ковер у низкого столика в походе кавалеристы жили по-простому, без кроватей и стульев, сидели и спали на полу, как степняки. Приказал:

— Я отменяю все отданные тебе приказы. А теперь налей…

Закончить он не успел. Степняк прыгнул, пытаясь схватить его за горло, и они принялись бороться, катаясь по ковру.

Разумеется, Рудра в любой момент мог приказать степняку прекратить. Но это почему-то не пришло ему в голову. Он и так неплохо справлялся. Эртау был шире в плечах, чем изящный полковник, и выше почти на голову. Однако ему мешали наручники, и рана, пусть залеченная магией, давала о себе знать. А может быть, он вовсе не так был полон решимости убить полковника, как пытался показать. Как бы там ни было, Рудра швырнул его навзничь, задрал ему над головой скованные руки и прижал всем телом к ковру. Тяжело дыша, он смотрел в темные глаза степняка, вдруг осознав, что его тело отреагировало вполне предсказуемо. Драка всегда была для Рудры мощнейшим афродизиаком, и сопротивление его невероятно возбуждало.

Эртау больше не сопротивлялся, но смотрел на полковника все так же, сверху вниз, несмотря на то, что лежал под ним голый и скованный. И вдобавок вызывающе ухмылялся. Полковник стер ухмылку с его рта, припав к нему губами требовательно, жестко. И так же взял степняка, жестко и властно, задрав его ноги себе на плечи. Предусмотрительные подчиненные и о смазке заранее позаботились.

Степняк больше не смотрел презрительно. Он вообще никуда не смотрел, закатив глаза, упираясь в ковер руками в наручниках, чтобы подмахивать в такт полковнику. Он не стонал, не кусал губы, только тяжело, рвано дышал. Потом полковник поставил его на колени и вошел сзади, глубоко, сильно, дергая за бедра на себя. Тогда эртау застонал, роняя голову на руки, но тут же замолчал, вцепившись зубами в плечо. Полковник кончил в него, потом стиснул рукой его член и несколькими движениями заставил излиться на ковер.

Когда они сели ужинать, эртау налил полковнику вина без приказа. Поднес на коленях, будто так и надо. Он не выглядел униженным или сломленным, скорее довольным. Губы его так и норовили сложиться в ухмылку, когда он расстегнул штаны полковника и взял в рот его член. Рудра еще успел припомнить, что по степным обычаям изнасилование после боя вовсе не считается позорным. Напротив, это честь, которую оказывают побежденному, признавая его достойным противником. С неумелым и трусливым воином никто не стал бы делить ложе, будь он сто раз юн и смазлив. Степняки всячески поддерживали миф, будто они возбуждаются на доблесть в бою и воинское искусство, а вовсе не на красивую задницу.

Рудра вздохнул и отдался ласке умелого рта. Кончив, не постеснялся оказать ответную любезность. Что бы ни думал эртау о том, подобает ли прославленному Красному Льву сосать мужской член, тем более у пленного степняка, он не мог озвучить свои мысли. Не только потому, что не знал всеобщего. Он и собственный язык на какое-то время забыл. Полковник Руатта, натренированный быстрыми перепихами с принцем в укромных закоулках дворца, божественно делал минет.

На следующий день по приказу Рудры со степняка сняли наручники и вернули ему штаны. Впрочем, большую часть времени он все равно проводил без них. Нагота его не смущала. Опять-таки по степным обычаям пленнику полагалось ходить голым, чтобы хозяин в любой момент мог воспользоваться своими правами. То бишь разложить и оттрахать. Однако даже с голой задницей степняк не терял достоинства. Он не навязывался, не лез первым к полковнику, не принимал нарочито развратных поз и не кидал призывных взглядов. Их предварительные ласки обязательно включали некоторое количество заламываний рук, борьбы и грубых, похожих на укусы поцелуев. Оба страшно заводились от этой имитации насилия.

Полковник знал за собой страсть подавлять, преодолевать сопротивление, навязывать свою волю, но прежде редко ей потакал. Теперь от неподатливости эртау он просто терял голову. Подчиненные понимающе ухмылялись, замечая засосы на шее полковника, синяки на запястьях, сбитые костяшки пальцев, искусанные губы. Знаки суровой степной любви были хорошо знакомы кавалеристам, хотя далеко не все получали их столь же охотно, как полковник, и от столь же охочей жертвы.

Присутствие молодого степняка в палатке для полковника стало привычным. Рудра намеревался отпустить его на все четыре стороны, когда закончится война, вместе с остальными пленными. Для очистки совести он как-то раз показал знаками, что степняк может покинуть его палатку и вернуться обратно к соплеменникам, содержащимся под стражей в больших шатрах. Степняк фыркнул и выразительно поднял брови, будто говоря: «Совсем уже, что ли?» Разве что у виска пальцем не покрутил эртау этого жеста не знали. Он откинулся на спину, заложил руки за голову и выразительно потянулся, делая вид, что на полковника не смотрит. Полковник расценил это как приглашение и позабыл про свои либеральные идеи.