Читать онлайн «Правда и ложь о русской водке. АнтиПохлебкин». Страница 16

После всех предисловий и вступлений автор берет быка за рога, начиная свое исследование фразой: «Слово "водка", как и его современное значение "крепкий спиртной напиток", широко известно не только в нашей стране, но и за рубежом» (стр. 18/7), что, по сути, неверно. Совершенно непонятно, на каком основании слову «водка» приписано столь расширительное толкование. Поскольку нам в дальнейшем не раз придется сталкиваться с употреблением слова «водка» в различных интерпретациях, предлагаю сразу внести ясность в этот вопрос, для чего привожу таблицу, где показана эволюция этого термина.

Как видим, термином «водка», по крайней мере в научных исследованиях, нужно пользоваться весьма осторожно, обязательно указывая, о каком временном промежутке и напитке идет речь.

Самое интересное, что большую часть приведенных в этой таблице значений слова «водка», за исключением малозначащих «кислоты» и «спирта», В. В. Похлебкин сам приводит в специальном разделе «Возникновение термина "водка" и его развитие с XVI по XX век» (стр. 167/87). Более того, из типичных для него многословных, нарочито запутанных пассажей можно вычленить абсолютно правильные формулировки: «…к началу XIX века под словом "водка" понимали исключительно ароматизированные водки, изготовленные по способу XVIII века. <…> …бесцветную и "чистую" водку не только в XVIII веке, но и в XIX веке продолжали именовать исключительно вином» (стр. 174/91).

Эволюция термина «водка»

Если бы В. В. Похлебкин на протяжении всей своей книги придерживался этой терминологии, то картина истории наших с вами крепких национальных напитков выглядела бы совершенно иначе. Ей-богу, мне было бы намного легче думать, что В. В. Похлебкин искренне заблуждается, просто опираясь на неверные предпосылки. Но когда выясняется, что он все прекрасно понимает и использует неосведомленность читателей в своих, пусть даже бескорыстных, целях, на душе становится, честно говоря, пакостно. Но не будем отвлекаться.

Слово «водка» в современном языке означает отнюдь не «крепкий алкогольный напиток вообще». Сегодняшняя водка является вполне конкретной разновидностью крепкого алкоголя, наряду с множеством других. Если бы В. В. Похлебкин ставил перед собой задачу дать точное определение, то его формулировка должна была бы выглядеть так: «Слово "водка" в его современном значении – "крепкий спиртной напиток, представляющий собой смесь спирта-ректификата с водой, как правило, прошедшую дополнительную обработку", – широко известно не только в нашей стране, но и за рубежом».

Эта принципиальная неточность абсолютно необходима В. В. Похлебкину для последующих логических построений.

Он приписывает слову «водка» значение, которое оно давно утратило, ибо без такой трактовки рушится вся цепочка его доказательств. Повторю: современное значение слова «водка» – отнюдь не «крепкий спиртной напиток вообще»; такое значение, как видно из таблицы, водка имела лишь в довольно коротком историческом периоде – во второй половине XIX века и только исключительно в бытовой лексике, окончательно утратив его в 1936 году. Современный ГОСТ 51355 от 2001 года дает практически не отличающееся от первоначального определение: «водки – спиртные напитки, крепостью 40,0-45,0, 50,0 и 56,0 %, полученные обработкой специальным адсорбентом водно-спиртового раствора, с добавлением ингредиентов или без них, с последующим фильтрованием» [32] .

Уже несколько поколений россиян знают водку только в одной ее ипостаси: если отбросить мало что говорящие потребителю фильтрование и обработку адсорбентом и представить суть водки в обнаженном и неприкрашенном виде, то это – разведенный спирт. Если бы В. В. Похлебкин признал это с самого начала, все его исследование, озаглавленное «История водки» (а не «История русских крепких спиртных напитков»), должно было свестись к поиску даты появления в России оборудования, способного в промышленных масштабах производить необходимый для водки ректификованный спирт. Более того, сама дата появления в России ректификационных колонн ничего не давала бы для истории водки, поскольку вначале, как и во всем мире, эти колонны использовались для производства спирта, идущего исключительно на удовлетворение нужд бурно развивающейся в те время промышленности.

И надо было найти тот промежуток времени или конкретную дату, когда кому-то пришла в голову идея использовать разбавленный ректификованный спирт в качестве алкогольного напитка. Прообраз современных ректификационных колонн – аппарат Савалля – был впервые продемонстрирован на парижской выставке только в 1867 году [33] , а значит, даже теоретически эту дату надо считать самой ранней, с которой должно было бы начаться исследование В. В. Похлебкина (понятно, что от демонстрации на выставке до оснащения в промышленности, тем более в России, должен был пройти срок, и немалый). Но В. В. Похлебкину надо было доказать, что водка – очень древний продукт, так что вторая половина XIX века ему никак не подходила. Вот и пришлось сознательно применить к «водке» давно устаревшее значение и заняться, по сути, историей русских крепких напитков. Эта подмена понятий дала В. В. Похлебкину возможность выстроить генеалогическое древо водки начиная с XV века.

Прием нехитрый и давно в истории знакомый. Широко известно, что при Василии III специально для обоснования царского происхождения русских князей составлена мифическая генеалогия, выводившая родоначальника русских князей Рюрика от римского цезаря Августа [34] .

В. В. Похлебкин, несомненно, был ученым, умным и талантливым исследователем. Если бы он проводил изыскание без каких-либо идеологических и политико-экономических установок, он не мог бы не заметить непреложный факт разделения истории русских крепких напитков на два четких периода: истории русских дистиллятов и истории русских же напитков на основе ректификованного спирта. Дистилляты и разведенный спирт не имеют между собой ничего общего ни по технологии, ни по органолептическим качествам, ни по химическому составу. В. В. Похлебкин же этого «не замечает».

А зря. Это тот самый случай, когда с водой выплескивают ребенка. Допустим, что его исследование действительно было инициировано претензиями Польши на «первородство» в отношении водки. Но ведь в этом случае систему защиты и нападения логично было бы выстраивать совершенно в иной плоскости. Ко времени этих якобы претензий Польша и Советский Союз конкурировали на внешних рынках не своими историческими дистиллятами, которые они окончательно утратили с момента введения в 1895 году царской винной монополии (Польша в то время входила в состав Российской империи), а современной водкой, то есть разбавленным спиртом. А раз так, надо было бы всего лишь установить, какая страна стала первой разливать в бутылки разведенный спирт и наклеивать на них этикетку с названием «Водка». А поскольку ко времени спора история спирта-ректификата насчитывала всего лишь чуть более ста лет, то не составляло никакого труда по архивным материалам установить первенство. И позиция Польши в такой постановке была явно слабее, так как во времена возникновения современной водки Польша входила в состав Российской империи, но, естественно, в отличие от Советского Союза, не являлась ее правопреемницей.

Так почему В. В. Похлебкин зарылся во времена, от которых остались скудные сведения не только о спиртных напитках, но и об истории России вообще?

Мы уже знаем, что в реальности никакого суда с Польшей не было. Поэтому, скорее всего, аргументация В. В. Похлебкина нужна была – по аналогии с мифической генеалогией русских царей – для того, чтобы облагородить, в общем-то, ничем не примечательный спиртной напиток под названием «водка». В. В. Похлебкин, по всей видимости, ставил своей задачей создание маркетологической легенды, которая помогла бы нашим экспортным организациям. Ведь им приходилось конкурировать с действительно древними национальными напитками других народов, дистиллятами, которые, как правило, обладают яркими вкусоароматическими особенностями. И если на этом вкусовом поле водка явно проигрывала (европейцы, американцы, как, впрочем, и другие народы, до сих пор в массе своей предпочитают национальные ароматные дистилляты, используя водку почти исключительно в качестве составляющей коктейлей), то древняя генеалогия позволяла ей хотя бы находиться в общем ряду древних спиртных напитков. Для внутреннего пользования такая легенда тоже была весьма желательной. Раз уж отечественных крепких спиртных напитков, кроме разведенного спирта, у нас нет, пусть население хотя бы гордится его историей и достоинствами, заключающимися в практическом отсутствии примесей.

Но и в такой постановке остается непонятным, почему В. В. Похлебкина не устраивал общепринятый подход к решению подобного рода вопросов. Он сам пишет: «Производство всех европейских видов крепких спиртных напитков имело фиксированную первоначальную дату: 1334 год – коньяк, 1485 – английские джин и виски, 1490-1494 – шотландское виски, 1520-1522 годы – немецкий брантвайн (шнапс)» (стр. 9/3). В принципе он прав – только вот непонятно, из каких источников взяты эти даты, которые вызывают большие сомнения.