– Мне трудно во всем этом разобраться. Но, если бы это было правдой,
он не занимался бы сейчас корсарством. Если он… если бы он любил женщину и
хотел на ней жениться и если он так богат, как вы говорите, то зачем ему
рисковать жизнью и…
– Вы правы. Я тоже так думал, – прервал ее сиятельный собеседник, –
пока мне не объяснили, в чем тут дело. А дело, конечно, в д'Ожероне: он
алчен не только для себя, но и для своей дочери. Что же касается мадемуазель
д'Ожерон, то мне рассказывали, что это дикая штучка, вполне под стать такому
человеку, как Блад. Удивляюсь, почему он не женится и не возьмет ее на свой
корабль, чтобы пиратствовать вместе. Нового в этом для нее ничего не будет.
И я удивляюсь терпению Блада. Он ведь убил человека, чтобы добиться ее
взаимности.
– Убил человека? Из-за нее? – Голос Арабеллы прервался.
– Да, французского пирата, по имени Левасер. Француз был возлюбленным
девушки и сообщником Блада в какой-то авантюре. Блад домогался любви этой
девушки и, чтобы получить ее, убил Левасера. История, конечно,
омерзительная. Но что поделаешь? У людей, живущих в этих краях, иная
мораль…
Арабелла подняла на него мертвенно-бледное лицо. Ее карие глаза
сверкнули, когда она резко прервала его попытку оправдать Блада:
– Да, должно быть, вы правы. Это мир иной морали, если его сообщники
позволили ему жить после этого.
– О, почему же так? Мне говорили, что вопрос о девушке был решен в
честном бою.
– Кто это сказал вам?
– Некий француз, по имени Каузак, которого я встретил в портовой
таверне Сен-Никола. Он служил у Левасера лейтенантом и присутствовал на
дуэли, в которой был убит Левасер.
– А девушка была там, когда они дрались?
– Да. Она тоже была там, и Блад увел ее после того, как разделался со
своим товарищем корсаром.
– И сторонники убитого позволили ему уйти? (Он услыхал в ее голосе
нотку сомнения.) О, я не верю этой выдумке и не поверю никогда!
– Уважаю вас за это, мисс Бишоп. Я тоже не мог поверить, пока Каузак
не объяснил мне, как было дело.
– Все мы сожалеем о смерти человека, которого мы уважали. Когда-то я
относилась к нему, как к несчастному, но достойному человеку. Сейчас… –
по губам ее скользнула слабая, кривая улыбка, – сейчас о таком человеке
лучше всего забыть. – И она постаралась тут же перевести беседу на другие
темы.
За короткое время дружба Арабеллы Бишоп с лордом Уэйдом углубилась и
окрепла. Способность вызывать такую дружбу была величайшим даром Арабеллы.
Но вскоре произошло событие, испортившее то, что обещало быть наиболее
приятной частью путешествия его светлости.
Это приятное путешествие сиятельного лорда и очаровательной девушки
нарушил все тот же сумасшедший испанский адмирал, которого они встретили на
второй день после отплытия из Сен-Никола. Капитан "Ройял Мэри" был смелым
моряком. Его сердце не дрогнуло даже тогда, когда дон Мигель открыл огонь.
Высокий борт испанского корабля отчетливо возвышался над водой и представлял
такую чудесную цель, что английский капитан решил достойно встретить
нежданного противника. Если командир этого корабля, плававшего под вымпелом
Испании, лез на рожон – ну что же, капитан "Ройял Мэри" мог удовлетворить
его желание. Вполне возможно, что в этот день разбойничья карьера дона
Мигеля де Эспиноса могла бы бесславно окончиться, если бы удачный выстрел с
"Милагросы" не взорвал пороха, сложенного на баке "Ройял Мэри". От этого
взрыва половина английского корабля взлетела на воздух еще до начала боя.
Как этот порох очутился на баке – никто никогда не узнает: храбрый капитан
не пережил своего корабля и, следовательно, не смог произвести надлежащего
расследования.
В одно мгновение "Ройял Мэри" была изуродована, потеряла управление и
беспомощно закачалась на воде, а ее капитан и часть команды погибли. И
прежде чем оставшиеся в живых английские моряки могли прийти в себя, испанцы
уже взяли корабль на абордаж.– Не будьте идиотом! – сказал он резко. – Ваш корабль тонет.
За доном Мигелем стояли несколько человек в шлемах, и лорд Джулиан
мгновенно оценил обстановку. Он выпустил эфес шпаги, и клинок мягко
скользнул в ножны. Дон Мигель улыбнулся, сверкнув белыми зубами, и протянул
к шпаге руку.
– С вашего разрешения, – сказал он.
Лорд Джулиан заколебался и взглянул на Арабеллу.
– Я думаю, что так будет лучше, – сказала она с полным
самообладанием.
Его светлость передернул плечами и отдал свою шпагу.
– А сейчас идите на мой корабль, – сказал им дон Мигель и вышел из
каюты.
Никто и не подумал отклонить это приглашение, высказанное в
повелительной форме. Во-первых, испанец обладал силой, чтобы заставить их;
во-вторых, было бессмысленно оставаться на тонущем корабле. Они задержались
здесь еще на несколько минут только для того, чтобы Арабелла успела собрать
коекакие вещи, а лорд Уэйд – схватить свой саквояж с документами.
Моряки, уцелевшие на изуродованных остатках того, что недавно
называлось "Ройял Мэри", были предоставлены самим себе. Они могли спасаться
на шлюпках; ну, а если шлюпок не хватало, то у них оставалась возможность
держаться на воде, цепляясь за какой-нибудь обломок мачты, или же просто
утонуть без долгих мучений. Если лорда Уэйда и Арабеллу Бишоп взяли на
испанский корабль, то это объяснялось тем, что их явная ценность была
слишком очевидной для дона Мигеля. Он вежливо принял их в своей большой
каюте и церемонно предложил оказать ему честь, сообщив свои фамилии.
Лорд Джулиан, еще находившийся под влиянием только что пережитого
ужаса, с трудом заставил себя назвать свое имя. Но тут же, в свою очередь,
потребовал, чтобы ему сказали, кто именно напал на "Ройял Мэри" и захватил