Читать онлайн «Исцеляющая сила без медицины. Руководство к преодолению жизненных препятствий и возвращению радости». Страница 8

Я заметила, что когда на рынке появляется новое лекарственное средство, оно часто воспринимается как революционное, подобно первым iPod или iPhone. Множество людей просят назначить им именно его – веря в его безопасность – так же, как верили, что талидомид[7] не приводит к ужасным врожденным дефектам. Валиум, входящий в группу бензодиазепинов, воздействующий на химический состав мозга и вызывающий дисбаланс, когда-то занимал четверть всех выписываемых в Америке рецептов, пока мы не осознали, что он вызывает зависимость, приводит к нарушениям сна, а в результате прекращения приема после продолжительного использования провоцирует серьезный синдром отмены[8]. Еще большую тревогу вызывает тот факт, что зависимость от валиума развивается и в моноцитах иммунной системы, что влияет на иммунитет при развитии раковых опухолей. Недавно стало известно, что антидепрессанты, включая СИОЗС (селективные ингибиторы обратного захвата серотонина), прозак, лювокс, золофт, паксил, лекспаро и селекса занимают первое место среди рецептурных препаратов, и за последние десять лет их потребление возросло вдвое. Обоснованием для назначения этих препаратов служило то, что депрессия – это болезнь, вызванная дисбалансом и снижением уровня серотонина, норэпинефрина и допамина в нейротрансмиттерах[9] головного мозга.

Это упрощенное обоснование, однако, было развенчано Евой Редей, доктором медицины, профессором психиатрии Северо-Западного университета, которая на основании проведенного ею исследования животных пришла к выводу, что депрессия не оказывает никакого влияния на состояние трансмиттеров. Это может служить объяснением того, почему более половины тех, кто принимает антидепрессанты, никогда не испытывают облегчения. Доктор Ирвин Кирш (2008) в ходе метаанализа антидепрессантов обнаружил, что разница между эффектом настоящих лекарств и препаратов плацебо незначительна, даже у пациентов с тяжелой формой депрессии. Редей (2008) выяснила, что депрессия начинается с последовательности реакций в мозгу, охватывая развитие и функционирование нейронов. А значит, действие антидепрессантов направлено на неверную цель – на следствие, а не на причину. Кроме того, глюкокортикоидная чувствительность к стрессу является различной у разных людей, что отсылает нас к молекулярной генетике, способной определять конкретные гены в гиппокампе и миндалевидном отделе головного мозга, отвечающие за развитие депрессии. Более того, когда доктор Редей сравнила гены, ответственные за развитие депрессии и гены, определяющие восприимчивость к стрессу, она не обнаружила значимых совпадений, что опровергает теорию о том, что депрессия возникает под влиянием стресса. Стоит ли удивляться, что в ходе медицинского исследования 63 469 женщин обнаружилось, что пациентки, принимавшие СИОЗС от депрессии, были вдвое больше расположены к внезапной сердечной смерти и примерно на 40 процентов более расположены к смерти в результате сердечного заболевания, чем женщины, не страдающие депрессией (Ванг и др., 2009). Эти недавние открытия служат убедительным аргументом в пользу обращения к формирующим мозг техникам медитации как к образу жизни. В этом случае могут серьезно пострадать бурно развивающиеся фармацевтические компании. В конце концов, по данным Центра по контролю и предотвращению заболеваний, из 2,4 миллиарда выписываемых в США рецептов около 118 миллионов составляют рецепты на антидепрессанты (Коэн, 2008).

Еще более загадочным является широкое применение антибиотиков. Научное сообщество пришло к соглашению, что чрезмерное использование антибиотиков снижает их эффективность, поскольку приводит к появлению антибиотикоустойчивых штаммов, называемых «сверхбактериями», таких как метициллин-резистентный золотистый стафилококк. Злоупотребление антибиотиками способно также вызывать повторное возникновение тех самых заболеваний, для борьбы с которыми они предназначались, в масштабах, граничащих с эпидемией. Однако, несмотря на предупреждения о том, что эти лекарства должны использоваться лишь для лечения серьезных, опасных для жизни бактериальных инфекций, терапевты продолжают повсеместно и неоправданно прописывать их при очевидных вирусных заболеваниях, таких как простуда, ларингит, фарингит и острые респираторные инфекции. Подавляющее большинство случаев бронхита является результатом вирусных инфекций. Терапевты часто объясняют это тем, что антибиотики назначаются в качестве профилактики, на случай, если инфекция станет бактериальной. Однако, поскольку антибиотики уничтожают как вредные, так и полезные бактерии, повреждения, наносимые ими кишечной флоре, могут действительно стать благоприятным условием для развития бактериальной инфекции. Некоторые респираторные болезни, такие как синусит, являются грибковыми, и антибиотики лишь увеличивают продолжительность заболевания или даже усугубляют его.

Дэвид Стюарт, доктор философии, бывший студент медицинского колледжа, называет аллопатическую медицину (как безрецептурную, так и рецептурную) «атеистической», не потому, что те, кто прибегает к ее услугам, являются атеистами, но потому, что аллопатические лекарственные препараты «лгут» телу, устраняя симптомы, но не исцеляя его (Стюарт, 2006). К сожалению, именно поэтому люди остаются зависимыми от медикаментов на протяжении всей жизни. «Задача лекарственных препаратов в том, чтобы дезинформировать клетки или заблокировать определенные рецепторы с целью убедить организм устранить симптомы болезни. Но они никогда не воздействуют на истинную причину заболевания, поскольку не предназначены для этого. И хотя они способны быстро облегчить определенные неприятные симптомы в силу своей странной, неестественной (не обладающей интеллектом) структуры, они всегда нарушают какие-то другие функции организма. Следовательно, вы всегда получаете какое-то побочное воздействие» (Стюарт, 2003). Вот почему некоторые люди невосприимчивы к действию препаратов. Невосприимчивость к лекарствам (тахифилаксия) также возникает вследствие продолжительного приема медикаментов, которое утрачивает свою эффективность и поэтому требуются все большие дозы, что не только увеличивает расходы пациента, но и, как правило, усиливает побочное действие.

Когда моей матери было восемь лет, ей поставили диагноз бронхиальная астма. Во взрослом возрасте каждые полгода она посещала своего терапевта и сдавала кровь на анализ уровня концентрации сыворотки, потому что каждые восемь часов она принимала по капсуле сло-филлина, бронходилататора. Вскоре ее состояние ухудшилось, и ее стали часто госпитализировать. Терапевт назначил ей ежедневный прием до 50 мл преднизона – это оральный синтетический кортикостероид[10], используемый при воспалении и десятках других состояний, сопровождающих астму. Синтетические кортикостероиды имитируют действие кортизола (гидрокортизона), естественного кортикостероида, который вырабатывается в надпочечных железах. Однако продолжительное применение преднизона и других кортикостероидов вызывает атрофию (сужение) надпочечных желез, прекращающих вследствие этого выработку естественного гормона, кортизола, необходимого для защиты организма от стресса. Преднизон подавляет иммунитет и таким образом повышает частоту и тяжесть инфекционных заболеваний и снижает эффективность вакцин и антибиотиков. К побочным эффектам задержки жидкости и кальция в организме относятся увеличение веса, отечность лица («лунообразное лицо») и округление верхней части спины («буйволиный горб»). Другие побочные действия включают в себя психические расстройства, высокое кровяное давление, язвы, глаукому, катаракты, диабет и остеопороз, приводящий к хрупкости костей. По сути, использование преднизона для устранения симптома подобно попыткам поразить мишень при помощи ракеты, лишенной разума и не использующей для координации естественный интеллект, и потому зона поражения распространяется на миллионы клеточных рецепторов в организме, приводя к ятрогенным (пагубным) последствиям. В результате по естественному равновесию и гармонии организма наносится тяжелый удар.

Развитие зависимости неизбежно. Врач моей матери навещал ее каждые две недели, чтобы прослушать ее сердце и легкие, и, основываясь на услышанном, регулировал дозировку преднизона. Мать очень волновалась, если он снижал дозу до 20–25 миллилитров. Целью его лечения никогда не было полное исцеление, лишь контроль над симптомами – несмотря на то, что побочный эффект преднизона приводил к возникновению других симптомов, таких как высокое кровяное давление, увеличение массы тела, размягчение костей, атрофии мышц груди, спины и живота и «буйволиному горбу». К сожалению, этот медицинский подход эффективен в развитии у пациентов зависимости от аллопатических препаратов, порой на всю жизнь. В случае с моей матерью, бывало время, когда лечение оказывалось бессильным, и ей требовалась срочная госпитализация. Я помню, как везла ее в машине, и вдруг она рухнула на приборный щиток, прижавшись ртом к отверстию кондиционера – слабая и вялая, иссушенная, посеревшая, – и задыхаясь так, словно боролась за каждый вдох. В больнице ей делали инъекции адреналина, встряхивавшего ее тело, а затем миллионы рецепторов снова заполнялись бездумными химическими роботами. Эта чрезмерная стимуляция надпочечников лишь измотала их до той степени, что они перестали вырабатывать собственный адреналин, что привело к целому ряду проблем, поскольку надпочечные железы должны функционировать созвучно всему оркестру человеческого организма.