Читать онлайн «Йога. Искусство коммуникации». Страница 225

«С приближением к пределу духовного пути мы входим в область, где все мистические традиции как будто сходятся. Современные авторы постоянно подчёркивают близость, доходящую до буквальных совпадений между описаниями мистиков самых различных эпох и религий. Но, различаясь в своей мифологии и догматике традиции разнятся, как правило, и в представлении о том инобытии, куда часто ведёт и вводит духовное восхождение» (с.143).

С последним утверждением вполне можно согласиться за исключением слов «как будто», поскольку состояние сознания для любого заранее запрограммированного по содержанию контакта с бессознательным, основанного на вере, является инвариантным, а содержание феномена (точнее — артефакта) благодати, как бы она не называлась в мистицизме любой конфессии, целиком определено культурой и её мифологическими представлениями.

«Тот, кто не видел Бога, не может и говорить о нём» (Авва Евагрий). Если подобная точка зрения святых Отцов будет сегодня принята за основу, то официальная церковь просто прекратит своё существование, ибо подлинным богословием являются не бесконечные нудные проповеди и церковные богослужения, но только «поведание о том бытии, в которое действием Святого Духа человек был введён» (с.148). В православии «Бог познаётся только через общение в бытии, то есть только Духом Святым. Путь отвлеченных созерцаний отвергается» (там же), то есть речь идёт о селекции психосоматических проявлений, и отборе тех, которые подтверждают догму.

В технологии обожения (получения человеком благодати, которая преобразует его существо на некоторое время в совершенное, боговидное — В.Б.) традиция исихазма устами Отцов утверждает следующее:

— при общении с Богом сохраняется личность — «Пётр остаётся Петром, Павел — Павлом»;

— в духовном восхождении участвует и материя — «Тело обожается вместе с душой» (Григорий Палама);

— весь путь Подвига творится свободным человеком и Божьей благодатью.

Первые два пункта возражений не вызывают, последний подвергся косвенному разбору выше.

«От века святые... видят не начертание, или вид, или отпечаток, но безвидный (в данном случае скорее всего — безобразный, не имеющий формы) свет. Он может созерцаться облаком, шаром и т.д. Этому свету соответствуют и эмоции — наслаждение, изумление, радость» (с.167).

«Каким-то сверхприродным манием он (подвижник — В.Б.) точно знает, что видит свет, который выше света, но чем он видит, он точно не знает, и дознаться до природы своего видения не может» (с.169).

Судя по распространённости упоминания световых феноменов в мировом мистическом опыте, их появление есть типичный признак спонтанного контакта, соприкосновения обеих частей психики в пространстве сознания независимо от того, как именно соприкосновение возникло и в каком режиме осуществляется. Этим проявлениям сопутствуют также интенсивные эмоциональные переживания.

«Ум останавливается, став превыше мышления самим фактом вхождения в новую форму жизни» (архимандрит Софроний).

Если бы только не самодовлеющее значение, которое Отцы предавали временному торможению сознания в «умном делании»! Это просто нулевое состояние, в котором с помощью намерения можно «переводить стрелки» развития внутрипсихических событий на многие линии развития, суть которых надо чётко представлять.

Симеон Новый Богослов: «Когда же приходим мы в отрешённую добродетель, тогда не приходит уже Он безобразным и безвидным... Но приходит в некоем образе, впрочем в образе Бога, ибо Бог не является в каком-либо начертании или отпечатке, появляется как простой, образуемый светом, безобразным, непостижимым и неизреченным... Являет он себя ясно, узнается достаточно хорошо, видится чисто невидимый...»

Из этого туманного отрывка нельзя уяснить что-либо определённое кроме бессвязных усилии автора по передаче смысла, которые вряд ли увенчались успехом. Впрочем, отметим маленькую деталь: Бог, явленный подвижнику, узнаётся достаточно хорошо! А узнать можно только то, что уже известно, здесь с предельной наглядностью выступает запрограммированный, «заказной» характер благодати. Путаница же в описаниях обусловлена наличием у людей разных ведущих систем представления воспринятой информации, что не было известно подвижникам.

Интересно, кстати, что в исихазме наибольшая ценность придаётся свидетельству тех аскетов, которые «на самом деле» видят Бога.

Хоружий подводит не слишком обнадёживающий итог: «Действительно ли в мистическом опыте достигается и осуществляется актуальный онтологический выход — и в каком смысле, и к какому инобытию, — это суть глубокие и тонкие вопросы, до сих пор не нашедшие не только бесспорного ответа, но и общей корректной постановки» (с.198). С таким заключением трудно не согласиться, поскольку трактовка вопроса остаётся неизменной с пятого — восьмого веков нашей эры, когда непрерывная молитва стала стержнем афонского исихазма.

Итак, перечислим основные этапы Умного делания. После обращения человека к Богу, когда уходящим в подвиг сознательно отбрасывается предыдущий образ жизни, начинается покаяние.

Вслед за тем либо параллельно — борьба со страстями. Потом: внутреннее молчание ума (собственно исихия); сведение ума в сердце; непрестанная молитва; бесстрастие; чистая молитва; обожение.

Таким образом, в технологии «умной молитвы» мы видим примерно такое же количество этапов, что и в Раджа-йоге Патанджали. Существуют различные варианты такого стечения обстоятельств, когда человек непроизвольно приходит в изменённые состояния сознания, при которых бессознательное само выходит на связь либо проявляет свою ведущую роль. Это, например, тяжёлые травмы, массивная, но медленная кровопотеря с последующей клинической смертью и успешной реанимацией, различные варианты комы, тяжёлые отравления, стрессы и т.д., — то есть любые случаи, когда сознание по каким-то причинам частично сохранено.

«Меньшая роль познания и рассудочного мышления, более низкая оценка их религиозной значимости в числе главных отличий христианского вида религиозности» (с.211).

«Знание надмевает» (Григорий Палама).

«Знание должно сочетаться с любовью к Богу, а верней — оно должно возродиться через любовь и идущую за ней благодать, и тогда станет совершенно иным, новым и боговидным» (Григорий Палама, «Триады», 1995, с.17).

Тот факт, что познание Бога в приведённых высказываниях ставится выше научного, вызван скорее всего тем, что подавляющая часть святоотеческих текстов была создана до девятнадцатого века, когда человечество ещё не было почти целиком обязано науке как уровнем развития, так и сегодняшним кризисом цивилизации. С другой стороны, всегда имел место своео6ррзный религиозный снобизм, испытываемый подвижниками, — может быть, даже против своей воли — к мирянам, которые, как бы высоконравственны они не были, отстояли неизмеримо дальше любого аскета по отношению к промыслу Божьему.

«Если такое аналитически-рассудочное мышление делает своим предметом духовный процесс, совершаемый в этом же сознании, — течение процесса разрушается» (с.213).

«В состоянии самого видения не улавливается какой бы то ни было процесс мышления, то есть появления в уме понятий и образов. И однако, по окончании сего состояния и ум и сердце ощущают себя исполненными нового познания» (архимандрит Софроний).

«Претерпение незнания» или непознающее состояние — это терпеливое воздержание от работы ума, превращение ума в открытую готовность встретить Бога... Через согласие на непознающее состояние происходит сообразование сознания с установкой сверхрационального общения, перевод его в открытую готовность встретить Бога...» (Григорий Палама).

Эти два текстовых отрывка полностью подтверждают выполненные ранее умозаключения. Ощущать в себе новое познание и располагать им на самом деле — принципиально разные состояния. Подвижники, как и все верующие люди, попадали в плен представления, согласно которому акт познания тождественен переживанию благодати. На самом деле «этого не может быть, потому что не может быть никогда».

Любое знание есть информация, которую надо усвоить. Такое усвоение прежде всего есть труд, работа ума, его напряжение, расходование на этот процесс нервной энергии и ресурсов организма. Великий физиолог Павлов был глубоко верующим христианином, однако же не с помощью веры или мистических озарений делал он свои открытия, как, впрочем, и люди науки во все времена. Снисхождение благодати акт не познавательный, а узнавательный, когда сквозь белый шум анамнестического барьера начинают в том или ином виде проглядывать узнаваемые контуры. Когда они полностью проявятся — в образе, звуке, ощущении — неизъяснимое блаженство и восторг свершения охватывают подвижника: вот оно, истинно Божественное, явленное и совпавшее с так давно ожидаемым!